Куколка

Ласково перебирая пальцами русые волосы, я наблюдал, как она бесшумно плачет, положив голову на мои колени. Когда-то она так же приходила ко мне: делилась, обнимала, была искренней со мной, но тогда она была ребенком, а сейчас девушкой, сердце которой растоптали такие же, как я. Отгородившись от нее, я думал, что смогу спасти ее от себя, уберечь, не разбив ее мечты. Думал, что парень, которого она встретила, в которого, быть может, не была тогда влюблена, но который ей нравился, сможет о ней позаботиться, а в итоге ее хрупкие плечики подрагивали от всхлипов, по щекам черными полосами растеклась тушь, а в глазах отражается лишь одно отчаяние. И мне стоило немалых усилий, чтобы не сорваться с места и не выбить всю дурь из этого типа. Но я держался, из последних сил держался, прижимая ее к себе. Она не приходила ко мне несколько лет. Избегала после тех слов, которые я ей сказал, но сейчас она нуждалась во мне, и выстроенные мною стальные стены пали, стоило ей появиться на пороге моего дома. Она была словно кукла, брошенная и сломанная кукла, но невероятно прекрасная в своем воплощении. Бледная кожа, русые волосы с золотым отливом, выразительные, небесно-голубые глаза, в которые я был готов смотреть вечно. Кукла, никак иначе. — Мне больно…мне так больно… — едва слышно вымолвила Ася, крепко сжав мою ладонь своими аккуратными пальчиками. — Это пройдет, всегда проходит, — заверил я, стискивая челюсть от злости, что волнами находила на меня. Как я мог ее оставить? Как я мог доверить ее кому-то другому? Нужно было к черту послать все свои принципы и потерпеть, а не отвергать ее чувства, ссылаясь на ее возраст. — Ася, твои чувства — это детский лепет, — потрепав смотрящую на меня с нежностью девчушку по щеке, насмешливо проговорил я. — Мне четырнадцать, Егор, четырнадцать! — насупив носик, проговорила мелкая, поправляя лямки портфеля. — Ах, ну да, это меняет дело, — иронично ответил я, улыбаясь. — А мне всего-то двадцать. — Чем она лучше? — рассерженно вопросила девчушка, посмотрев в сторону гостиной, где на быльце дивана покоился алый лифчик, принадлежавший моей временной девушке. — Ничем, — искренне ответил я. — Но ты моя маленькая… — Я люблю тебя, — выпалила Аська, преданно смотря в мои глаза. Я высмеял ее чувства, назвав глупой девчонкой, обидев ее тем самым до слез. Я заставил мою куколку плакать. Тогда она ошарашила меня, выбила из колеи, потому что то, что я чувствовал к ней, было аморально. Мои желания были отвратительными. В корне неправильными. Я уже тогда ощущал то, что не должен был ощущать, потому что я фактически вырастил ее, всегда был рядом. Я любил ее как сестру, пока что-то во мне не стало меняться, и это что-то давало трещину в моем отношении к ней, заставляя меня избегать ее, чтобы не подвергаться соблазну, всякий раз находясь рядом с ней. Сейчас же малышка подросла. И вместо несуразного подростка, я видел юную, шестнадцатилетнюю девушку, ощущая лишь то, что мои чувства не исчезли, а только усилились. И эти мысли били по голове, как кувалдой, скручивая внутренности. — Я переспала с ним, Егор, переспала, — горько улыбнувшись, отстраненно проговорила Ася, а я стиснул зубы, чувствуя, как напряжение разлилось по моему телу. — А ведь я всегда мечтала, чтобы это был ты. Возможно, сейчас мне было бы не так гадко, — дополнила она, поднявшись, посмотрев на меня. — Впрочем, это уже неважно. Ты прости, что испортила тебе вечер. — Девушка указала в сторону незажженных свечей, красного полусладкого и заранее приготовленного ужина. — Я не хотела. — Тебе не за что извиняться, — заверил ее я, поднимаясь с дивана. — Этот вечер был заранее обречен, а ты скорее его скрасила. Будешь, или что-то покрепче? — взяв бутылку в руки, предложил я, несколькими минутами ранее отменив встречу с новой пассией. Хлюпнув носом, девушка посмотрела на меня и на бутылку, словно взвешивая что-то, после чего неуверенно кивнула головой, а я сделал то, что не должен был делать ни при каких обстоятельствах: предложил ей выпить со мной, зная, как быстро алкоголь подчиняет ее своей воле, зная, что она наверняка станет искать во мне утешение и я едва ли смогу отказать себе в ней. Я наполнил бокалы наполовину, и вновь сел рядом с ней, тут же напрягшись, как только Ася облокотилась об меня и тесно прижалась. Цветочный аромат ее духов заставлял жадно вбирать в себя воздух, упиваться им, что я и делал, старательно скрывая наслаждение, сравнимое с наваждением. Что ты делаешь со мной, Ася? Зачем ты снова переворачиваешь мою жизнь вверх дном? Я ведь только перестал следить за тобой. Только перестал интересоваться твоими буднями. Только перестал засыпать и просыпаться с мыслями о тебе: фарфоровой куколке, которую так легко сломать. — Она красивая? — прозвучал сбивший меня с толку вопрос и я, нахмурившись, посмотрел на девушку с заплаканным лицом, покрытым черными разводами от туши. — Кто? — вопросом на вопрос ответил я, подушечками пальцев попытавшись вытереть ее щеки. — Девушка, с которой у тебя было назначено свидание, — едва заметно дрожа от моих прикосновений, проговорила Ася. — Да, — коротко произнес я. — Ты мог не впускать меня, — отвернувшись, пробормотала девчонка, а мне захотелось ее встряхнуть, чтобы она даже думать не смела об этом. Я фыркнул, осушив залпом бокал, и поднялся, дернув девушку за руку на себя так, чтобы она рывком поравнялась со мной, отметив, что она даже глотка со своего бокала не сделала, поставив его на журнальный столик. — Егор? — непонимающе произнесла Ася, а я потащил ее за собой в ванную, ощущая неимоверное желание смыть эти потеки с ее прекрасного лица. Развернув ее к себе, словно маленькую марионетку, которая подчинялась каждому слову, я приподнял ее и усадил на стиральную машину, проигнорировав немой вопрос, застывший в ее не лишенных испуга глазах. Намочив кончик мягкого полотенца теплой водой, я вновь вернул свое внимание девушке, которая заерзала на месте, блюдцами смотря на меня. Она не двигалась, пока я бережно вытирал потекшую тушь с ее щек, подбородка. Не двигалась, когда я словно случайно провел по ее губам подушечками пальцев. Не двигалась, когда я фактически вплотную прижался к ней, ощущая скручивающийся клубок тепла внизу живота, будучи едва ли не прижатым к ней пахом. Опасно. Слишком опасно вот так прикасаться к ней. Так ярко чувствовать ее дыхание на своей коже, создавая мнимую сосредоточенность на том, чтобы и грамма туши не оставить на ее лице. Кажется, я уже изучил каждую пору, но продолжал усердно что-то вытирать, пока она едва уловимым жестом потянулась ко мне и запечатлела беглый поцелуй на моих губах. Такой волнующий и легкий. Такой невинный, но разрушающий. Такой желанный и такой запретный. Крайность на крайности, что граничит с практически ощутимой болью и где-то там криками здравого рассудка, от которого уклоняется все твое естество, рьяно желая эту девочку, которая с неподдельным трепетом и страхом смотрит в твои затуманенные глаза. — Ася, — даже мне кажется мой голос жалким, таким несвойственным мне, что хочется ударить обухом себя по голове, дабы включить разум. — Не стоит, — вновь та же интонация, которая словно кричит о том, что стоит, мать его, стоит! Ты же хочешь ее. Так давно хочешь. Мечтаешь о том, чтобы оказаться в ней: такой тугой, влажной и всей твоей. Хочешь ощутить ее сбивчивое дыхание. Хочешь касаться губами ее пылающей кожи и жадно вдыхать запах ее тела, потому что в мире нет ничего совершенней, потому что она идеальна для тебя. Каждая девушка, с который ты спал — фальшь, подделка. Каждая чем-то похожа на нее, но в то же время чертовски не похожа. И это тебя злило. Злило то, что ты не можешь найти ей замену. Не можешь подобрать ту, которая смогла бы занять твои мысли, что ускользают и возвращаются к ней — девочке, которая улыбается, целуя тебя. Девочке, которая искренне смеется над твоими шутками и неважно, что половина из них содержит весьма специфический юмор. Девочке, которая перебинтовывала твои разбитые конечности, когда ты в очередной раз подрался с кем-то во дворе, не шарахаясь от вида крови. Я взял ее лицо, как в чашу, внимательно всматриваясь в мельтешащие глаза, словно она сама испугалась своих действий, словно она испугалась моей реакции, которая должна была последовать, но вместо этого я отложил полотенце и прижался лбом к ее лбу, безжалостно уничтожая расстояние между нами. — Егор, я… Пауза. Она подбирает слова, чтобы выразить то, что чувствует, но это лишнее. Действия скажут больше чем слова, поэтому я целую ее. Целую жадно, настойчиво, грубо, пугая и завлекая своим напором, потому что единственное, что мне нужно, так это ощущать ее сейчас. Два года. Два гребанных года я отказывал себе в ней. Я снизил общение до минимума. Я избегал ее, втайне следя за тем, чтобы с ней все было хорошо. Я был противен сам себе, когда просыпался посреди ночи с чувством нехватки чего-то важного, словно вырезали сердце и небрежно зашили, сказав, что заживет. Но сердце — это не почка и даже не легкое, без которых можно прожить. Сердце — это то, без чего люди не живут, а я жил. Гребанных два года жил из-за стереотипов, идиотских стереотипов, процветающих в обществе. А сейчас все рухнуло. Сорвалось. Разбилось вдребезги, и я словно воскрес. Ее глаза закрыты. Она не смотрит на меня. Робко целует. Старается отвечать. Старается подстраиваться. Старается не отставать. Это вызывает улыбку. Моя рука зарывается в копну ее волос и сжимает их, натягивает, другой я обнимаю ее за талию, вплотную притягивая к себе, чувствуя, как разбухает во мне желание, как наливается кровью член, и тесные джинсы создают дискомфорт. Я сминаю ее податливые губы, несдержанно прикусывая, и оттягиваю нижнюю, слыша полустон-полувсхлип, впиваясь пальцами в ее поясницу, вжимая ее в себя. Ася дрожит в моих руках. Едва ли может пошевелиться, будучи зафиксированной мной. Ее бедра крепко обнимают меня, и я упираюсь пахом в ее промежность, давая почувствовать свое возбуждение, заставляя девочку покрыться мурашками. Я хочу поглотить ее всю. Хочу испить ее до дна. Хочу не прекращать этот безумный поцелуй, который кружит головы. Хочу пропустить ее через себя. Хочу стать ее частью. Мокрыми поцелуями я прокладываю дорожку от линии ее челюсти к ключице и несдержанно прикусываю кожу над нещадно бьющейся жилкой так, что оставляю след, который тут же зализываю языком. Но это не спасает. Ничто не спасает. Она дурманит меня. Так сильно. Так невероятно сильно, что, поддаваясь порыву, я жестко хватаю ее за волосы, наклоняю ее голову вбок, чтобы обласкать ее шею языком и всосать в рот мягкую кожу так сильно, чтобы оставить на ней засос, который она будет стыдливо прятать, но это все потом. Тонкие пальчики сжимают мои волосы, и девочка стонет, а я, словно изголодавшийся зверь, впитываю ее эмоции, отслеживаю мельчайшие изменения на ее лице, отмечая для себя то, что пригодится мне впоследствии. Мои руки стягивают с нее футболку, и я позволяю ей проделать то же самое со мной. Кожа к коже. Мы прижимаемся друг к другу. Обмениваемся теплом. Ася заливается краской, когда я нетерпеливо опускаю чашечку ее бюстгальтера для того, чтобы открыть для себя аккуратную, маленькую грудь с затвердевшими горошинками сосков. Я готов поклясться в том, что ее трусики насквозь мокрые от возбуждения, но до этого еще так далеко. Я торможу себя, не желая спугнуть ее, не желая доставить ей дискомфорт. Сегодня все будет для нее. Только для нее. Для куколки. Для моей робкой, сладкой, трепетной куколки. Только моей. Я вновь целую ее, отвлекаю от того, что делают мои руки, которые накрывают полушария ее грудей, а пальцы нежно начинают тереть соски, которые лишь сильнее твердеют. Ася более не скрывает своих стонов, которые вырываются из нее с рваным дыханием, и я упиваюсь ими, вновь и вновь завладевая ее юрким язычком. Провожу пальцами вдоль ее позвоночника, заставляя инстинктивно ее прогнуться, языком прокладываю себе путь от подбородка по шее к ключице и ниже к груди, тут же зубами слегка прикусываю затвердевшую горошинку, ощущая, как крепко девочка сжимает своими пальчиками мои волосы, не успевая сдержать вырвавшийся из горла стон. — Расслабься, Ася, расслабься, — горячо шепчу, не в силах оторваться от девичьей груди, которую ласкаю уже губами, в то время как руки крепко сжимают хрупкое тело, не давая девочке пошевелиться. Малышка смотрит на меня из-под опущенных ресниц, немного нахмурив бровки, и этот взгляд завораживает меня, я вновь покушаюсь на ее рот, влажно, глубоко целуя ее. Приподнимаю, давая ей крепко сжать мои бедра ножками, чтобы я мог беспрепятственно перенести ее в спальню, где вдоволь смогу насладиться ею, войти в нее, почувствовать себя ее частью. Странно. Это так странно и дьявольски непривычно желать доставить кому-то удовольствие, не заботясь о себе, потому что ты становишься зависимым от состояния партнера. И именно это я ощущаю сейчас, когда опускаю ее на матово-черные простыни. Желание обладать ею не уходит. Не испаряется. Оно преобразовывается. Подталкивая к тому, к чему я прибегаю в редких случаях, предпочитая, чтобы удовольствие по большей части дарили мне. Эгоист. Беспринципный эгоист во мне машет мне рукой и проваливает в закат. Я стягиваю с девочки джинсы. Обнажая ее до белья, подавив небольшое сопротивление. Поздно, малышка, слишком поздно брыкаться. Я не могу остановиться и знаю, что ты этого не хочешь. Боишься. Зря. Не стоит бояться. Только не меня. Поцелуями поднимаюсь от ее стопы по щиколотке вверх, переходя на внутреннюю сторону бедра, чувствуя, как Ася сжимается, напрягается, но я вижу, что ее белое белье намокло от смазки, и не могу подавить ухмылку, которую девушка подмечает, норовясь сдвинуть ножки, но этого ей не позволяют мои руки. — Егор, не нужно, — шепчет малышка, приподнимаясь на локтях. — Что не нужно? — лукаво протягиваю я, подушечками пальцев начиная поглаживать ее сквозь мокрые трусики. — Я…мне неудобно, — хмурясь, отвечает Ася, стараясь скрыть свое стеснение, которое горит на ее щеках. — Неудобно отчего? — вскинув брови, спрашиваю я, целуя девочку сквозь белье, упиваясь сорвавшимся с ее припухлых губ стоном. — Неудобно из-за того, что я хочу поцеловать тебя? Поцеловать тебя здесь? — отодвинув кромку ее трусиков, оценив гладковыбритый лобок, я сомкнул губы на набухшем клиторе, подразнив его языком, с силой сжав девочку за талию, из-за того, что малышка дернулась, откинувшись на подушки. — Его-ор, — всхлипнув, протянула девочка, неосознанно запустив свои пальчики в мои светлые волосы, вызывая непроизвольные мурашки, которые волной разлились по моему телу. — Егор, пожалуйста… — Потерпи, Ася, я слишком долго желал этого, чтобы ты так просто отделалась, — укусив внутреннюю часть бедра девочки, проговорил я, начиная медленно стягивать с малышки трусики, которые чертовски стали мешать. Я упивался дарованной мне властью. Упивался возможностью всецело ощущать ее, чувствуя солоноватый привкус на кончике языка, которым я властно продолжал ласкать ее. Куколка задрожала, как только я смочил указательный палец своей слюной и аккуратно вошел в нее, чувствуя, как она сжалась вокруг него. Такая тугая, влажная, нежная и до одури желанная. Она заставляла мое тело пылать вместе с ней, ощущая непомерный дискомфорт из-за джинс, которые все еще были на мне, тесно сжимающие возбужденную плоть. Делая поступательные фрикции, я гладил ее стенки изнутри, всасывая в рот клитор, попеременно лаская языком половые губы, жадно целуя ее так, как обычно парни брезгуют, но только не я, только не с ней. Я чувствовал, как дрожит ее тело, удерживал ее, когда она начинала дергаться, не в попытках вырваться, скорее, снизить давление наслаждения, которое она едва могла выдержать. Я улыбался каждому ее полустону-полувсхлипу, доводя девочку едва ли не до исступления, растягивая ее двумя пальцами, которые с трудом поместил в нее. Чертовски тугая и влажная. Она была распростерта передо мной. Открыта. Я падал вместе с ней в нирвану, молясь лишь о том, чтобы не кончить себе в штаны, как школьник из-за чрезмерного возбуждения, что тугим узлом сжималось внизу живота. Ася выгнулась столь внезапно, что мои пальцы зашли в нее едва ли не до основания, из-за чего с ее губ сорвался болезненный стон, который тут же сменился стоном наслаждения. Оргазм накрыл ее с головой. Заставил трепетать каждую клеточку ее тела так, что я сам ощущал вибрации и легкие спазмы, которые брали ее тело, пока я цепочкой поцелуев поднимался от низа ее живота к груди и далее к губам, по которым так сильно успел соскучиться, что едва сдерживался, дабы не прикусить слишком сильно. — Егор. Я. Хочу. Тебя. Сейчас. В Себе, — разделяя каждое слово, пристально всматриваясь своими омутами в мои глаза, произнесла малышка, а я не был в силах, чтобы отказать ей, ощущая уже болезненное давление на возбужденный член. Раздевшись, я потянулся за защитой, почувствовав, как ладонь малышки сжала основание моей плоти. Она поравнялась со мной, так же стоя на коленях. Потянулась к моим губам, рукой проведя вверх-вниз, и размазала большим пальцем проступившую капельку прозрачной жидкости по головке, заставляя меня едва ли не рыкнуть в ее рот, уложив ее на лопатки. Раскатав презерватив по члену, я вновь поцеловал блядски распухшие губы Аси, которые совершенно не сочетались с образом послушной девочки в моей голове, но так идеально подходили к образу распростертой на моей кровати куколки, с пылающими щеками и с рваным дыханием, вызывая у меня острое желание рывком войти в нее, что я даже затормозил себя, чтобы не причинить ей боль, так как прекрасно понимал, что она была слишком тугая для того, чтобы принять меня безболезненно, хоть я и потратил достаточно времени для того, чтобы подготовить ее. — Будет немного больно, Ася. Потерпи, хорошо? — прошептал я на ушко, отодвинув взмокшие волосы девушки в сторону. Малышка кивнула, быстро чмокнув меня в губы и замерла, как только я приставил головку члена ко входу, тут же толкнувшись в нее и замер, давая поморщившейся девочке привыкнуть ко мне. Я знал, что ей было дискомфортно и неприятно, потому что она была совершенно неразработанная еще для хорошего траха, но мне не нужен был трах, я хотел любить ее, и я любил. Я занимался с ней любовью, не чем-то другим. И я хотел, чтобы она это чувствовала, чтобы она понимала, как сильно она дорога мне, как сильно я зависим от нее. Я вышел из нее и снова резко вошел, вот только в этот раз я словно ощутил какую-то тонкую преграду, которую поборол. Аська вскрикнула, стараясь отвернуться от меня, но я не дал ей это сделать. Зафиксировав ее лицо, попросту сжав ее подбородок, я не решался делать какие-либо движения в ней. Я облизал вмиг пересохшие губы, пристально всматриваясь в глаза малышки, в которых отчетливо увидел страх, стыд и миллион других чувств, которые совершенно не вязались с теми эмоциями, которые были у нее до того, как я в нее вошел. Осознание того, что произошло, нашло на меня спонтанно. Я был готов поклясться в том, что если сейчас выйду из нее, то смогу отметить толику крови на презервативе, потому что ее парень не смог открыть ее, это сделал я. Я стал ее первым мужчиной. Я сделал ее женщиной. Шумно сглотнув, я уткнулся носом в ее шею, на несколько секунд погружаясь в свои размышления, и поцеловал ее. Сначала шею, потом подбородок, потом губы, щеки, нос. Я целовал ее всю, постепенно начиная двигаться в ней, прекрасно осознавая то, что я не мог позволить себе остановиться, не мог позволить ей усомниться во мне, растеряться, начать нервничать. Только не со мной. Не со мной, моя девочка. Моя нежная, девочка, которую я впредь никому не отдам. До одури тугая, влажная, она так сильно сжимала меня своими стенками, что мне приходилось сдерживать себя до последнего, раз за разом давая ей возможность привыкнуть ко мне. Ася больше не морщилась и не жалась, она старалась ловить мои поцелуи, она обнимала меня и так искренне смотрела в мои глаза, что я готов был расплавиться, если бы только мог. Я видел, что ей по-прежнему было не сильно-то и приятно. Видел, что она сдерживает свои эмоции, потому что иначе быть не могло. Не бывает так, чтобы в первый же раз девочке было хорошо, разве что если парень обделен достоинством. Но я также прекрасно знал, что как только она привыкнет ко мне, как только доверится, мы будем получать колоссальные эмоции, потому что то, что между нами, намного больше, чем просто симпатия, намного больше, чем обычное «нравится». Я был уверен в этом. Искренне уверен, и именно это вызывало улыбку на моем лице, впрочем, как и накрывший меня с головой оргазм, который я простонал сквозь стиснутые зубы, удерживая свой вес на руках, чтобы не придавить девушку в порыве.

***

Аська сидела в одной моей футболке и шортах, без белья, которое сейчас стиралось на быстрой стирке. Она хмурила носик и вчитывалась в томик книг, о фантастике приобретенных мной совсем недавно. Старательно делая вид, что игнорирует мой пристальный взгляд. А я не был в силах оторваться от созерцания этого чуда на моем диване. Я даже не был в силах что-то сказать, словно язык проглотил. Хэй! Егор, есть кто дома? Ты выглядишь как влюбленный идиот! Да, скорее всего так и было, вот только меня это ни черта не беспокоило. Ухмыльнувшись, я с разбегу завалился на диван, повалив Асю за собой, начиная ее безудержно щекотать, упиваясь звонким смехом. Она старалась вырваться. Старалась меня отпихнуть. Но куда ей против такой туши, как я? Не убежит. Никуда уже не убежит.