triptycho

Масляные краски удивительны тем, что их можно перекрывать хоть сто тысяч раз; рисовать картину, поверх нее другую, потом третью, четвертую, пятую. Слоев может быть множество; за самым ярким красочным пейзажем может скрываться угрюмый портрет какого-нибудь тысячного посланника у свечи; масло перекроет все. Самые лживые краски. Анэй любит писать именно ими.

- - - - - - -

Холст на мольберте Анэй расположил горизонтально; вытянутый и тонкий, в самый раз для триптиха. Не божественного, конечно же; стрелок всегда считал, что писать лик богини могут только посланники или те, кто расписывает фрески в храмах. Что-то останавливало его от изображения Айки на своих холстах, хотя он как-то пытался изобразить творение мира, но бросил эту затею на стадии карандашного наброска. Сегодня по графику стоял выходной; было тихо, немножко мрачно из-за моросящего по Амарканду дождя. Анэйтис мялся у холста и смотрел прямо перед собой; ночка выдалась не самой лучшей из-за не совсем приятных снов — синяки на бледном лице отчетливо говорили об этом; пальцы, кстати тоже — кисть дрожала в руках и иногда грозилась выпасть. Нездоровое желание рисовать прямо с утра давило на голову; Анэй, конечно, сдался. Собственно, не только потому, что пронзала головная боль; он сам хотел изобразить на холсте перед собой что-то, только не понимал, что именно. Кисть наметила линии ограничения каждой маленькой картины на холсте; и всё. Больше ничего в голову не шло, хотя Анэю казалось, что идея где-то рядом, быть может, витает в воздухе, и он все никак ее не может поймать. Он еще немного постоял, глядя перед собой все так же пусто, потом выдохнул и сел на кровать, слегка потирая лоб ладонью. — Веселая ночка, лейтенант? — звонкий голос сестры долетел до ушей не сразу, но пробрался сквозь туман мыслей и прозвучал громом в голове. Анэй вздрогнул, криво улыбаясь, и слегка замялся перед ответом. Шелия, утренняя и теплая, видно, что только что вообще проснувшаяся, невесть как, но уже оказалась под его рукой. — Ты не пришел на завтрак, — пробормотала она, зевая. — А еще у тебя палатка слишком далеко. Как так вышло? Анэй слегка посмеялся, поглаживая сестру по рыжим кудрям. — Поэтому я и опаздываю к завтраку. Лишние шаги — лишнее время, — выдох и улыбка, которая, конечно не сработает. — Или кто-то опять ночью не спал, — язвительно заметила сестра, ткнув пальцем в бок. Анэй зевнул в ответ и ущипнул ее за бедро лукаво; завязалась потасовка двух близнецов, в которой было непонятно, кто смеется, кто кусается, а кто вопит «а ну немедленно прекратите это, эльтер!»; вскоре, после минут пяти возни, оба смеялись в унисон, раскинувшись на маленькой кровати Анэя. Потом Шелия встала и с улыбкой произнесла: — А ты форму с детства не теряешь, брат, — она потянулась и добавила: — Валялась бы целый день с тобой. Но Румменигге не дремлет. — Разве у тебя не выходной тоже? — Анэй приподнялся на локтях и посмотрел ей прямо в глаза; отдаленная мысль о том, что глаза ее с детства ничуть не изменились, заставила уголки его губ слегка приподняться. — Увы, — Шелия надула губы слегка. — Его белобрысое высочество желает видеть меня сегодня в Термизе. Анэй отвечать ничего не стал, только вздохнул сочувственно. Потом, немного размышляя, пробормотал: — Ты же в курсе, что я могу тебя подменить? — он сел на кровати и потер левое плечо. — В курсе. Только майор разницу все равно заметит. если не по доспеху, то… — Шелия с улыбкой нагнулся и провела пальцем Анэю под глазами. — По синякам уж точно. Они у нас разной формы, чтоб ты знал!.. — Да я не в этом смысле, — Анэй прыснул с румянцем на щеках, представляя себя накрашенным и в доспехе паладина. — Я про то, что… — Я знаю. Но майор приказал, — Шелия потрепала брата по голове и добавила как-то серьезно и тихо: — А Шелия сделала. Анэй поджал губы и, кивнув, проводил ее взглядом. — Ты — соловей, — внезапно остановившись у двери и обернувшись, с улыбкой пробормотала сестра. Почему-то у Анэя внутри все перевернулось после этих слов, сердце застучало, а в голове возникли расплывчатые и непонятные картинки сегодняшних сновидений; он быстро посмотрел на сестру и как-то резко, даже немного грубовато выпалил: — Почему это? Шелия слегка напряглась и приподняла одну бровь. — Ну… — она чуть смутилась и повела плечом, оглядывая Анэя с головы до ног. — Ночная птица. Сова-то у нас Эгле, роль занята... такое, — она хихикнула, но все так же напряженно. Потом добавила, слегка указывая пальцем на холст: — Ты мне, кстати, потом свои творения-то покажи. Ты же знаешь, я люблю, как ты рисуешь. Анэй выдохнул, понимая, что сам создал напряжение в воздухе, слегка посмеялся в ответ, кивнув, и махнул рукой на прощание с тихим «береги себя». Когда дверь закрылась, он провел рукой по лицу, убирая рыжие пряди волос назад; что-то назойливо гудело в его голове, что-то из сегодняшних снов, что-то даже свистело и заливалось, картинки в голове сменялись одна за другой; Анэй не выдержал и резко встал, чтобы хоть как-то унять поток мыслей. Его бегающий взгляд упал на холст и палитру около, а затем внутри него все успокоилось так же быстро, как и началось. Только одно слово назойливо гудело в голове. «Соловей». Анэй подошел к холсту и взял самую тонкую из кистей в банке рядом. Идея и правда вилась рядом. Во всех смыслах. Анэй поймал ее за крылья. В воздухе послышалось журчание реки и потянуло запахом деревьев каренского леса.