Беллами выключил фары ещё за пару кварталов до указанного адреса и тихо шелестел шинами. Привлекать к себе внимание — неоправданно рисковать, а уж это ему точно было не нужно. Блейк морально готовился увидеть вооружённую стычку, пальбу, хаос и разруху — настолько это всё ассоциировалось с Мёрфи и его окружением, — поэтому просто всматривался повнимательнее и прислушивался сосредоточеннее.
Было тихо.
На фоне только едва слышно шелестело море о бетонные блоки и металлические корпуса грузовых кораблей, ожидающих разгрузки в доках. Но это было там, за стенами контейнеров, колючей проволокой и забором, почти в другом мире. А на Беллами пустыми глазницами тёмных окон уставилось двухэтажное промышленное здание, угрожающе отсвечивавшее местами проржавевшим металлом.
Вдалеке слышались разрывающие воздух хлопки. Отрывистые, громкие, частые. Блейк знал звук выстрелов, а потому вздрогнул. Слишком далёкие, они будто дополняли антураж, а в тёмных проёмах словно начало поблёскивать и дуло пистолета. Беллами не боялся: страх сделал бы его уязвимым, просто шагал прямо, внимательно осматривая немногочисленные окна на возможность засады. Обошёл здание по периметру, высматривая ловушки или нежелательных дозорных.
Беллами не боялся: он бывал в похожих ситуациях, связавшись в свою бытность подростком с компанией Миллера. Его район — не Сектор, только не столь печально известный Левый Берег — поделённый по горной реке, струящейся через Долину, рассекающей западную оконечность мегаполиса. Перспективы на Левом Берегу были не столь головокружительны: скучный спальный район, но сферы влияния банды не упускали, сражаясь средствами и без правил, забывая цели и стирая границы. Миллер был из «Альфы», с которой «Жнецы» разобрались, когда Беллами исполнилось шестнадцать. Блейк не был членом шайки, только наблюдал — из интереса и своего любопытства к жизни совсем другой прослойки общества. Горячащие кровь вылазки, стычки вида «стенка на стенку», когда два районных понтовщика меряются друг с другом авторитетами с массовкой в сотню человек, разборки — словесные и на кулаках, связи и схемы — кому тут устоять и не прикоснуться к такому непаханому полю из открытий и впечатлений? С Миллером было весело, на грани законности и с совсем лёгкой приправой безумия: угнать пару тачек, удрать на них куда глаза глядят, часами рассматривать «ласточку» и с удовольствием смаковать подробности её рихтовки для перепродажи. Беллами это нравилось, но продлилось недолго: спустя восемь месяцев в сеть «Альфы» пробрались «Жнецы», и с тех пор на Левом Берегу разлилась не только река, но и море крови — от ожесточённой войны без шанса на выигрыш. Беллами смог правильно оценить риски: адреналин — адреналином, но отказываться от жизни и здоровья ради сомнительных приключений он не хотел, а потому не вмешивался. Только помог Миллеру вовремя свалить из города и снова убедился в верности своего выбора, услышав из его уст рассказы о произошедшем с их общими знакомыми — насколько неправильным оказался их выбор, который было уже не изменить. Горячность, любопытство, юношеское стремление к приключениям оказалось для многих фатальным, и Блейк всё-таки чему-то научился на чужих ошибках.
Беллами никому не рассказывал и не гордился этой частью своей биографии — она просто была необходимым этапом взросления, на котором он научился многому, что хорошо умел сейчас: обращаться с оружием, драться, не теряться в экстренных ситуациях и со знанием дела общаться с криминальными элементами. Повзрослев, Блейк хотел направить свои навыки в противоположное, благородное русло — спасать людей, помогать обществу не тонуть в реках, разлившихся на его глазах. Болезнь Октавии нарушила его планы, заставив гнаться за высокой зарплатой и даже вспомнить ушедшее прошлое. Теперь О сможет вылечиться, а Блейк — заняться тем, чем всегда хотел.
Мёрфи, как виделось Беллами, как раз проходил нужный этап взросления, оказавшись по собственной воле в эпицентре торнадо. По словам Кларк Джон примерно на год старше её — ему сейчас девятнадцать или двадцать. В детство он слегка заигрался, но опомниться сумеет всегда.
Блейк достал смартфон и быстро напечатал:
«Ты внутри? Один?».
«Только я и ещё кое-кто».
В коротком звонке Мёрфи пояснил, что удрал из горячей точки с раненным товарищем, и они засели недалеко от доков в закрытой на зиму лодочной станции.
Беллами старался аккуратно поддеть дверь запасного входа — на неё указал Джон, но та всё равно заскрипела. Блейк поморщился, но проскользнул внутрь, осторожно продвигаясь по тёмному коридору к следующей приоткрытой двери.
В проёме уже виднелись накрытые брезентом перевёрнутые лодки, под каждой из которых мог оказаться как Мёрфи с приятелем, так и парочка вооружённых до зубов Жнецов или — что хуже — членов противоборствующей группировки в поисках крови. Беллами прилип к стене, оценивая обстановку в широком длинном помещении.
Было тихо.
И пусто.
В полумраке любая крошечная тень мелькала опасностью, и Блейк всматривался в каждую, не позволяя сердцебиению заглушить любой подозрительный шорох. Решившись при отсутствии других вариантов, он шагнул вперёд, собираясь прилипнуть за ближайшим углом или внушительным металлическим столбом, поддерживающим крышу.
Виска почти коснулся холодный металл, а щелчок снимаемого предохранителя отдался эхом.
Сердце пропустило удар.
— Попался? — смешливо протянул знакомый голос.
До этого Беллами не шевелился, но почти дёрнулся, услышав эту насмешливую интонацию. Никто не смеет ему так угрожать.
И тем более Мёрфи.
Резким отработанным движением Блейк подхватил руку противника, сжимающую оружие, и направил её в потолок, второй рукой давая ему под дых. Пока Мёрфи очухивался от мощного удара в живот, Беллами коленкой его повторил и выкрутил руку, всё ещё поднятую вверх. Джон почти согнулся и застонал от боли, выпуская из своих пальцев пистолет,который приземлился на бетонный пол с металлическим лязгом.
Оттолкнув Мёрфи, Блейк поднял оружие — дуло теперь смотрело прямо на Джона, распластавшегося на полу от потери равновесия.
Тот пару секунд с любопытством рассматривал Беллами, а затем от души засмеялся:
— Ты что, купился? — и продолжал хохотать.
Блейк осмотрел окружающую обстановку и не заметил никого другого. Всё ещё не сводил оружия с Мёрфи, пока тот с поднятыми руками вставал с пола.
— Эй, это была шутка, можешь опустить пистолет, — ухмылялся он. — Как я тебя, а!
— Я сейчас могу спокойно тебя пристрелить, и никто ни за что не узнает, как это случилось, клоун ты хренов, — прошипел Беллами, не находя вокруг опровержений словам Мёрфи.
— Воу-воу, полегче! — уже заволновался тот. — Здесь больше никого. Я просто пошутил.
— Про резню банд ты тоже пошутил, циркач? — не спешил убирать оружие Беллами.
— Нет. Мы еле спаслись. Точнее я… Шон уже мёртв.
— Мёртв?
— Истёк кровью. Я ничего не мог сделать. Опусти, пожалуйста, пистолет.
— А я хочу шутить, — мрачно заявил Беллами. — Ведь шутить с оружием — это так весело. Особенно если прострелить колено. Я видел такое однажды, просто настоящая потеха.
Мёрфи побледнел и ощутимо занервничал:
— Я нужен тебе живым и здоровым, Блейк! Опусти пистолет!
— Ещё раз вздумаешь провернуть подобный трюк — действительно пристрелю, — предупредил Беллами и поставил оружие на предохранитель, опуская дулом в пол. — Зачем я тебе здесь?
— Такси вызывать было как-то неудобно, — Мёрфи расслабился, вздохнув. — Да и зачем, когда в списке контактов есть твой номер, Блейк.
— Что за игры ты затеял тут, Джон? — нахмурился Беллами, оглядывая пустое помещение.
— Избавь меня от моралей, мамуля, — закатил глаза Мёрфи. — Просто отвези туда же, куда и в прошлый раз.
— В твой шикарный особняк, где ты будешь жрать деликатесы, когда твой друг истёк кровью у тебя на глазах?
— С аппетитом жрать деликатесы, — подчеркнул он. — И выливать в помойку шампанское с ценником с пятью нулями. Потому что он не друг, а настоящая скотина. Жил, как скотина, и умер так же, подставив многих наших под удар. Хотя бы помог мне скрыться, и то ладно. Вообще странно слышать осуждение от тебя, Блейк, когда ты сам привозил мне гробящие здоровье антидепрессанты пачками. Что за двойные стандарты, а, мамуля?
— Заткнись, сынуля, а то у меня что-то настроение шутливое стало, — рыкнул на него Беллами.
Мёрфи снова захохотал:
— Вот поэтому ты мне и нравишься, Блейк! Да я просто тащусь от тебя! Автограф дашь?
— Шевелись уже, — показал на выход Беллами.
Джон, ухмыляясь, подчинился.
— Так что же я могу сделать для своего кумира? — спросил Мёрфи, пристёгивая ремень безопасности на пассажирском сидении.
Блейк задумался: а стоит ли ему доверять? Вариантов избавить Кларк от опекунства не было от слова «вообще», но в случае с Мёрфи даже сама Гриффин, знающая его и его семейство достаточно давно, допускала подобную возможность. Возможно, это единственный шанс, и упустить его — значит, проиграть. Но слепо доверять Джону — такая же оплошность, которую Беллами не мог себе позволить. Мёрфи до этого всегда был честным подельником, но при этом никогда в открытую не демонстрировал своих возможностей и способностей, а оттого становился в разы опаснее.
— Жнецы будут рады такому пополнению, — продолжил Джон, не дождавшись ответа. — По моей рекомендации ты мог бы начать с очень высокой позиции и подняться ещё выше.
— Мне не слишком по вкусу такая карьера, — отрицательно покачал головой Блейк.
— Считаешь себя святошей, тыря таблеточки с места работы? Твоё дело, — фыркнул Джон. — Тогда сколько денег тебе нужно?
— Нисколько, — снова покачал головой Беллами, зля Мёрфи. Ему вдруг вспомнилась та же фраза — первая, услышанная им от Кларк.
И насколько же далеко всё зашло с тех пор.
— Что же тогда тебе нужно, Блейк? Только не надо играть передо мной в моралиста. Всё равно же не поверю.
— Твоё дело, — повторил Джону его же фразу Блейк. — Но вообще… Есть кое-что.
— Я знал, — расплылся в ухмылке Мёрфи.
— У тебя есть связи в юридических кругах?
— Зависит от того, что именно тебе нужно, — продолжал ухмыляться он.
— Скажем так… Моему другу нужна помощь. Он лишён своих прав, находится под властью опекуна и не может решить этот вопрос сам, ибо смог скрыться от него, но как только снова появится… Ты понимаешь.
— В таком случае мне нужны подробности дела. Как минимум имя твоего друга, чтобы я смог найти решения суда и прочий бумажный хлам и разобраться в проблеме.
Не слишком стандартная просьба — совсем не та, что ожидал Джон, но Блейку постоянно удавалось его удивлять и разгонять невыносимую скуку.
Беллами же сначала на поверил своим ушам:
— Ты серьёзно можешь помочь?
И по ухмылке Мёрфи понял: да.
— Я обязан тебе, Блейк. А ещё ты мне нравишься, так что я уж как-нибудь постараюсь. Так кто же твой таинственный друг?
Беллами, нахмурившись, вглядывался в дорогу, стоя на пороге важного выбора. Мёрфи пусть не был образцом надёжности из-за своей взбалмошной натуры, но, видимо, уважал плату по счетам, а ещё лично знал Кларк и обладал нужными связями, чтобы провернуть подобное дело. Без мнения Гриффин тут было не обойтись — Блейк решил, что не уполномочен принимать подобные решения в одиночку.
— Предлагаю встретиться лично. Я позвоню, — ответил Беллами, продолжая всматриваться в рассеивающийся ночной мрак.
***
— Гриффин?! Ты что ли?! — Джон, поражённый, застыл перед столиком прибрежной кафешки.
Кларк рассматривала знакомого изучающе и придирчиво, отмечая всю ту же кривоватую ухмылку, смятую рубашку, не заправленную в брюки, и взъерошенные волосы. Со времён академии Джон Мёрфи не слишком изменился, но теперь не казался ей таким жутким — только со своими причудами. Они никогда не были друзьями, так, пересекались несколько раз по случайности: увлечения, компании и хобби у этих двоих оказывались слишком разными, но оба были достаточно яркими личностями в академии, чтобы запомнить имена и внешность друг друга.
— Давно не виделись, Мёрфи, — с лёгкой улыбкой кивнула Гриффин.
Пусть она и волновалась, но старалась этого не показывать. Принять решение оказалось непросто, но сидящий рядом Беллами прибавлял ей уверенности и смелости, буравя взглядом Джона.
Тот плюхнулся на стул напротив, крикнул официантке, что хочет двойной эспрессо, и скрестил руки на груди.
— Блейк, ты не перестаёшь меня удивлять! Я и не предполагал, что твой «друг», — Мёрфи согнул пальцы в воздухе, изображая кавычки, — это наша умница и отличница Кларк Гриффин. Ты сбежала из дурдома? Я просто в восторге! Хочу знать все подробности!
— Неужели в особняках Уайт Мэдоу не успели обсосать трагедию моей жизни во всех подробностях? — в неверии приподняла бровь Кларк.
— Меня не слишком интересуют подобные сборища, — пренебрежительно бросил Мёрфи, подмигивая симпатичной официантке, а когда та снова ушла, демонстрировал свою осведомлённость: — Так ты, значит, желаешь выбраться из-под влияния своего дяди? И всё-таки не сошла с ума? А как ты вообще с Блейком познакомилась?
— Это к делу никак не относится, — холодно отрезала Кларк. — Всё, что меня интересует — это как сменить опекуна или в принципе от него избавиться. Как только он узнает, что я выбралась, то точно поспешит запихнуть меня обратно в дурдом, побег из которого дался мне слишком тяжело, — на последней фразе Гриффин нервно сглотнула, но оставалась спокойна. Она знала, как общаться с ним — на обучение этому у неё была вся жизнь.
— Отли-и-ично, — протянул Джон. — Что ж, я примерно представляю, как это организовать. Как ты верно заметила, дорогая, я не уверен, что получится полностью избавить тебя от опекунства, только сменить того, кто держит поводок. Это зависит от того, насколько бесправной сделал тебя заботливый дядя. Так что ищи себе нового хозяина, чтоб подарить своё наследство.
Его издевательский тон выводил её из себя, но чем меньше Кларк станет реагировать на его провокации, тем лучше Мёрфи поймёт: она ему не «дорогая» и не какая-то послушная собачка, она всё-таки Кларк Гриффин, пусть и попавшая в трудную ситуацию.
У Беллами запел телефон — на дисплее отобразилось «Октавия», и тот бросил обеспокоенный взгляд на свою спутницу. Кларк ему только кивнула, мол, всё в порядке, можешь ответить. Блейк сомневался, но всё же поднялся и прошагал в другой конец зала, чтобы ответить на звонок сестры, не сводя взгляда со столика, за которым расположились Джон и Кларк.
— Это так романтично, — ухмылялся Мёрфи, а потом облокотился на стол, придвигаясь ближе и понижая тон: — Знаешь, Гриффин, мне на тебя насрать. А на твои проблемы — тем более.
Кларк не дрогнула:
— Тогда какого чёрта ты сидишь здесь и задаёшь свои вопросы?
— Я должен Блейку. Идиот, что обещал сделать для него, что он попросит. Лучше бы я не знал, что он — твоя приручённая собачка.
— Ревнуешь? — потрясённо вскинула брови Кларк, заулыбавшись. — Хотел сам его приручить?
— Да, но родился без дырки между ног. Это лишило меня охренительного преимущества.
Закинув голову, Гриффин рассмеялась. Втолковывать Мёрфи, что Беллами — совсем не игрушка, было без толку. Тот, похоже, действительно привык мыслить диаметрально противоположными категориями, настолько пресытился сытой и довольной жизнью, что вечно искал способ развеять скуку. Блейк исправно справлялся со своей ролью развекаловки, а потому в Мёрфи начинали играть собственнические мотивы по отношению к Беллами.
— Я ни на что не претендую, — пригладила она прядь волос. — Но если ты не сделаешь, что он попросил… Боюсь, это плохо повлияет на ваши отношения. Как бы тебе ни было на меня насрать, выполнить просьбу всё равно придётся. Он уже не передумает.
— Просто хочу, чтобы ты знала, Гриффин: я не на твоей стороне. Я на своей.
— Спасибо за честность, — мило улыбнулась Кларк, отпивая капучино из чашки, завидев Блейка, шагающего обратно к столику.
— Я надеюсь, ты не успел сказать что-то, что её расстроило, — Беллами сел рядом с Гриффин, внимательно изучая собеседников. — Потому что мне это не понравится.
— Это так романтично, — снова пропел он. — Какая забота. Ты мог получить от меня всё, что угодно, но выбрал помощь ей. Я был лучшего мнения о тебе и твоих способностях к анализу. Но как пожелаешь, — он опрокинул в себя чашку двойного эспрессо, не поморщившись, — я люблю возвращать долги.
И с обещанием позвонить удалился, растворяясь в послеобеденной суете за витриной кафе с мыслью, что глупости перестают казаться глупыми только тогда, когда мы перестаём их делать.
***
Маркус Кейн не брал трубку уже восемь дней, тринадцать часов и двадцать пять минут. Кейдж Уоллес любил считать, и такая статистика ему совсем не нравилась. Единственное, что хоть немного утешало его — сумма, хранящаяся на банковском счёте, но даже её было недостаточно.
Зная некоторые свои недостатки, Уоллес никогда не причислял к ним глупость, а потому — прекрасно осознавал, что это значит. Маркус Кейн не берёт трубку, отдав распоряжение пока что не оглашать смерть Кларк Гриффин. Это значило, что он, Кейдж, теперь действительно никому не нужен. Им воспользовались, купив, а теперь выкидывали на помойку, игнорируя его хуже последней шавки.
И от этого Уоллеса пробирал такой выворачивающий наизнанку страх, что хотелось забиться в уголочек и снять с себя кожу, чтобы хоть как-то успокоить себя.
Уоллес боялся: себя и за себя.
Себя — за совершённое, сделанное, необратимое в одиннадцатой палате. Он окончательно лишился сна, если мог задремать — просыпался в холодном поту, вспоминая взгляд её глаз и тихое «гори в аду». Уоллес сначала пытался думать, как вышло, что она проснулась — не видение ли это его агонизирующей совести? А потом понял, что это не имело значения. Он видел, как её давление падало, а сердце — остановилось, оглашая реанимацию отвратительным высоким писком.
Кейдж Уоллес — убийца, переступивший через свои границы, теперь страдающий, испуганный, сломленный, потому что слишком боялся за себя.
Он не страдал мизантропией или депрессией — только острой бессонницей и неврозом, не в силах забыть сотворённое. Но это не заглушило приказной тон инстинкта самосохранения, не подводившего Уоллеса до этих самых пор — тот приказывал ему спасаться, как и прежде.
Не выполнить приказ Кейна об убийстве Кларк Гриффин Кейдж не мог: слишком глубоко увяз в трясине рыночных отношений, добровольно нацепив колючий ядовитый ошейник на свою шею ради карьеры и денег, а теперь давать заднюю было слишком поздно. Не понять, что после этого убийства Маркусу он больше не нужен, Уоллес тоже не мог — как раз по причине ума и инстинкта самосохранения. Поэтому Кейдж потихоньку переводил свои активы в оффшор и, истекая потом, ждал свои документы для выезда из страны. Скорее всего, насовсем.
Однажды в процессе этого мучительного ожидания в его кабинет в «Маунт Уэзэр», который заведующий уже искренне ненавидел, явился старый знакомый — Телониус Джаха. В костюме, дополненном дорогущими часами, с аккуратно выщипанной бородкой, он внимательно смотрел на сжатые губы Уоллеса, делая равномерный вдох и выдох снова и снова. Телониус принял сразу двойную дозу успокоительных таблеток, ибо за себя не ручался — стоило только подумать о заведующем, то хотелось сразу сравнять с землёй и его, и клинику, и полгорода.
— Может, вы позволите мне повидаться с Кларк Гриффин?
— Боюсь, это по-прежнему невозможно. Мисс Гриффин не любит посетителей, очень плохо на них реагирует, — от волнения застучал пальцами по столу заведующий.
— Мне казалось, что мертвецам всё равно, — Джаха наклонил голову вбок и с любопытством смотрел, как дёрнулся на своём месте заведующий.
— Верно, мертвецам всё равно, а вот мисс Гриффин — нет, — сглотнул Уоллес.
— Кто же тогда скончался от передозировки двадцать первого февраля в девятнадцать часов семнадцать минут?
Кейдж внезапно разучился дышать, будто кто-то вытолкнул весь воздух у него из лёгких.
— Я не понимаю, о чём вы говорите.
— А я не понимаю, почему вы всё ещё продолжаете валять дурака. Я всё знаю. Я хочу знать подробности того, что произошло — вашу версию. Если она покажется мне достаточно убедительной, то, возможно, я даже не стану доносить на вас в полицию или в комиссию по наблюдению за здравоохранением…
— У вас ничего нет, — выплюнул Кейдж ему в лицо. — Я ничего об этом не знаю.
— Жаль, очень жаль, — качал головой Телониус. — Я хотел дать вам шанс спастись, заведующий Уоллес. К сожалению, своим враньём вы швыряете мне его прямо в лицо. Я не идиот и прекрасно понимаю, что бал правит Кейн, но знаете, что делают с ненужными вещами? От них избавляются.
Уоллес сжал губы так, что они побелели — Джаха только что вслух выразил его мысли. Умудрился угрожать так, что каждая клеточка задрожала в ужасе от его рациональной правоты.
— Я ничего не знаю, — как заведённый повторял заведующий.
— Ладно, — сдался Телониус. — Тогда мы встретимся вновь, но уже при других обстоятельствах. Я уже не буду столь снисходителен к вам, Уоллес. Хорошего дня.
Джаха покинул кабинет, впечатлённый своей выдержкой и эффектом новых таблеток, что принял. Ни разу не сорвался, не повысил тона и, кажется, произвёл великолепное впечатление на заведующего.
Им обоим оставалось только ждать. Джахе — когда страх за себя у Уоллеса пересилит страх перед Кейном, когда у него будет достаточно доказательств, чтобы натравить копов на них обоих. Кейджу — свой заграничный паспорт, чтобы просыпаться от кошмаров уже в совсем другой жизни.
