Серьги с подвесками

-Знаешь, почему я до сих пор не в браке? -Может, потому, что ты уже развелся? -Перестань, Фрэнк! – мужчина поморщился. – Я развелся пятнадцать лет назад и до сих пор один. Пламя в камине начало угасать, и Фрэнк заботливо подбросил туда ещё дров, не забыв потыкать в разгорающийся огонь кочергой. -Ну, так о чём мы там? Ах, да, о твоём вечном одиночестве. Чувствую, что ты всего лишь ищешь повод рассказать мне какую-то свою историю, но притом хочешь, чтобы я сначала попросил тебя об этом. -О, не исключаю! – расхохотался незнакомец, который, впрочем, незнакомцем был не для всех. Он был из разряда людей, чьи имена с трудом запоминаются, но это и не нужно – их лицо не выйдет из памяти до преклонных лет. Мужественное, уже начинающее покрываться тонкой сетью морщин, но всё так же внушающее уважение, с чёрными, невероятно глубокими глазами, тонкими губами, редко растягивающимися в улыбку и придающими лицу вид какой-то отчаянной, резкой суровости. Тёмные с проседью волосы аккуратно зачёсаны назад, да и в целом мужчина навевает воспоминания о фильмах про мафиози, которые были так популярны много лет назад. -Рассказывай!.. – великодушно разрешил Фрэнк, лениво откинувшись на спинку кресла и улыбнувшись в предчувствии хорошего развлечения, чтобы скоротать несколько часов. -Расскажу. Но, прежде чем я начну… Позволь… - мужчина с кряхтением полез в карман брюк и, спустя пару минут поисков, вытащил на свет женскую серёжку, причудливо переливающуюся в свете огня камина. – Вот… Эта штука сыграла в моей жизни немалую роль. -Серьга? – Фрэнк поперхнулся. –Ты меня серьёзно беспокоишь, Рик! -Это не то, о чём ты наверняка подумал… Просто слушай… Наша с ней история началась неожиданно, настолько резко, что я до сих пор не могу понять, как перестал думать «Я» и заменил это прекрасное, немного самовлюблённое слово на «Мы». Кора словно была создана для меня – нежная и настоящая, действительно редкий экземпляр женщины. Помню, как заглядывался на неё, пока она танцевала! Это было просто фантастично, Фрэнк!.. Она даже двигалась иначе, чем все, кого я видел, а на тот момент мне было уже около тридцати, и танцовщиц я видел немало. Не знаю, как смог подойти к ней, как говорил какие-то нелепые фразы, общие, бессмысленные, нужные только для того, чтобы быть поводом подольше постоять с ней, рассмотреть, почувствовать её близость. Никогда не испытывал такого по отношению к женщине, и, как часто бывает, погрузился в новые ощущения полностью. Превозносил её до ангела, часто преследовал, пока она шла домой после особо тяжелой репетиции, и её ноги в миниатюрных светлых туфлях шлёпали прямиком по противным осенним лужам, которые были не редкостью в то время и в том городе. Пытался рисовать, посвящал стихи, которые так и не дошли до адресата – думаю, из-за страха или трусости, - представлял её в своих широких комнатах, представлял её смех, голос, шёпот, шаги, шорох платья… -Одержимость? – прошептал Фрэнк, зачарованно глядя на собеседника и даже не моргая. -Тс-с… Наверное, это была одержимость, но такая страстная и глубокая, что описать её явно не в моих силах. Кора была для меня всем, она была той самой нитью, которая тянула меня прочь из дома, снова туда, к ней, снова глядеть на её движения, стоя у приоткрытой двери зала танцев, снова оглядываться, словно преступник, застигнутый врасплох, замирать, дышать через раз… Чувствовать, как сердце раскалывается, когда её губы произносят чужое мужское имя… А что я мог от неё требовать? Она, верно, даже не помнила меня в тот момент, когда я просыпался с хрипом, снова вспоминая о ней и снова не понимая, почему я лежу здесь, когда она, Кора, там!.. Всё решил день, когда я неаккуратно продолжил слежку. Она заметила меня. Просто резко обернулась, и её глаза встретились с моими. Я не успел отвести взгляд, притворяясь, что просто иду по той же дороге, что и она, а потом притворяться было уже поздно – её взгляд захватил. -Здравствуйте!.. – ласково произнесла Кора, и её голос эхом прокатился по пустынной улице, наполняя всё моё подлое, трусливое существо чем-то небесным – тем, чего был недостоин я, и чего было так много в ней. Она была изящной и стройной, лёгкой, гибкой… Молодой – в мои тридцать уже этого было достаточно, чтобы увлечься женщиной, но Кора достигла того, что я влюбился. Кажется, я что-то ей ответил, и мысленно содрогнулся – как ужасно звучал мой голос после её мелодичного голоска! Не смотри на меня так, Фрэнк!.. Не дай Господь тебе настолько полюбить!.. -Почему?! -Слушай, Фрэнк. Продолжай слушать, и ты поймешь. Каждое её слово я помню до сих пор – это были словно лучи света после длинной и мучительной ночи, робкие, непослушные и такие родные лучи… Она не боялась меня, совсем нет! Она говорила, долго, часто улыбаясь и о чём-то спрашивая меня в ответ. Ни одного нормального ответа я дать так и не мог, лишь улыбался растерянно, ожидая, что вот-вот она развернётся и уйдёт, чтобы навсегда лишить меня смысла жизни, потому, что заметит – я этого недостоин. Но она стояла, и с каждой секундой я расцветал. В тот день я впервые проводил её до дома открыто, не боясь, гордо шагая рядом с ней и взглядом крича прохожим: «Эй, я здесь, и я счастлив!» Она это чувствовала, и смеялась про себя, но меня это не обижало. Я не мог обижаться на причину этого моего счастья! Время летело, и каждый день с тех пор я встречал и провожал её, изредка водил по небольшим ресторанчикам, разбросанным по городу в таком большом количестве, дарил всё, что мог, и наградой мне служило её смущение и блеск глаз – награда, которая была слишком огромной даже за спасение жизни, и явно мои нелепые ухаживания её не стоили, но всё же именно я стал обладателем этого сокровища, и упивался я им долго. Знакомство с родителями прошло очень удачно. Родители Коры были бедными, но интеллигентными людьми, и такой муж их дочь вполне устраивал. Разница в возрасте никого не смущала, да и причём здесь вообще возраст? Моих родителей на тот момент уже не было. Кора решила, что нам нужно навестить их могилы, и я согласился. Она говорила с землёй так, словно та могла ей что-то ответить, и порой даже мне казалось, что вот-вот, и чей-то голос раздастся в ответ на её многочисленные тёплые слова. В тот момент я полюбил её во сто крат сильнее, хоть это и кажется маловероятным. Она умела говорить не только красиво, но от самого сердца, и каждый это чувствовал… Вокруг неё вечно крутились молодые юнцы, мнящие себя обворожительными, думающие, что они её достойны! Мне было очень больно, Фрэнк, и мне всё равно, что сейчас многие говорят о моей холодности. Их дело – осуждать. Помню, как делал ей предложение. Зимой, на засыпанной снегом улице, под аккомпанемент скрипки, на которой играл молодой ещё совсем мальчик, которому я пообещал пару монет в обмен на его игру. Сейчас мне кажется, что всё было слишком странно, вычурно, что я изменил себе, пытаясь казаться лучше, чем я на самом деле был, пытаясь обмануть её, внушить, что я романтик… Но тогда мне так не казалось. Моё сердце билось куда громче, чем играла скрипка этого мальчугана, а лицо от волнения бледнело и становилось настолько мраморным, что наверняка по цвету могло составить конкуренцию лежащему вокруг нас снегу. Кора покраснела. Снова, тем же самым молодым, настолько девственно чистым и невинным румянцем… Я уже знал, что она согласится, и насколько же были крепки её объятия… Ту ночь я провёл с ней, в моём доме – том самом, в котором так часто её представлял. Мечты сбылись, и уже неделю спустя она действительно ходила по моему дому, пела, смеялась, бегала, шурша складками платья… Божественный звук, звук несравненный! Свадьба прошла тихо и без особого шума – я лишь хотел сделать её счастливой. Знаешь, ведь женщины любят такие торжества, где можно почувствовать себя королевой, где всё вокруг так и пышет счастьем. Женщины любят свадьбы. Коре всё понравилось, и неоднократно она шептала мне самые горячие слова благодарности за такое тихое и семейное торжество. Теперь она была окончательно моей. Жизнь бежала вперёд, а я наслаждался каждой её минутой. Настал, однако, тот момент, когда даже Коре пришлось искать работу – моего жалованья не хватало на семью, а ведь на тот момент у нас уже родился Дэниэл. Кора устроилась хореографом в школе искусств. Работа не приносила ей ни счастья, ни нормальных денег. Единственным её развлечением, хоть как-то заставляющим развеселиться, были серьги, доставшиеся от матери – красивые серебряные серьги, и я даже знать не хочу, насколько они были дороги семье, раз даже в бедности мать Коры не заложила их ради денег. Кора часто одевала их, сидя у зеркала, и улыбалась именно той улыбкой, за которую я и влюбился в неё с первого взгляда, - улыбкой молодой и красивой женщины, понимающей, насколько она хороша. Чем дальше, тем реже стали появляться на её ушах эти серьги. Быт поглощал нас обоих, и это было мучительно. Не хватало времени, не хватало денег, не хватало возможностей… Кора была занята постоянно, и вскоре даже просто посидеть ей было некогда. Серьги оказались надолго заперты в шкатулке с дешёвыми украшениями. Наша семейная жизнь портилась, чувства то ли угасали, то ли просто оказались погребены под такими необходимыми и в то же время ненужными делами и не имели возможности прорваться наружу. Я всё чаще задерживался на работе, чтобы как можно больше заработать и принести всё до копейки Коре, а она ревновала, но виду не подавала. Что-то сломалось, поехало не в ту сторону, что-то сбилось с графика, и я не мог понять, в какой момент это произошло, не мог понять, в чём моя ошибка, за что я плачу такую цену. За счастье тоже нужно платить, Фрэнк. Однажды я просто напился, и вернулся домой глубокой ночью. Кора уже спала, укутавшись в одеяло и неровно дыша. Волновалась за меня даже во сне. Что-то дёрнуло меня вспомнить про серьги, шкатулка с которыми стояла в шкафу. Кое-как провозившись в потёмках, я достал шкатулку и непослушным пальцами вытянул оттуда сначала одну серьгу, потом вторую – украшений было настолько мало, что особого труда мне это не составило. Не помню, что было дальше, но помню, что проснулся я от плача. Кора сидела на кровати, сжимая в ладонях заветные серьги, и рыдала. Плечи её тряслись, слезы капали на дешёвые простыни, тело содрогалось… Я не знал, чем её утешить. Дотронулся до руки. -Ах, Ричард! – прошептала она, с трудом сглотнув очередной приступ плача. – Я такая потерянная!.. Будучи пьян в стельку, я, видимо, положил серьги на прикроватный столик возле Коры – хотел напомнить ей про молодость, про прошлое… Никогда не спрашивай, что руководит пьяными, Фрэнк. С трудом удалось утешить её. Но наутро она расцвела. Словно хотела прожить всё заново, стать той самой девчонкой, танцевавшей ещё, казалось бы, совсем недавно. Я видел эти изменения, и радовался! Всё станет, как прежде! Я влюблюсь в неё, мы станем счастливы! -Так почему ты развелся?! – нетерпеливо спросил Фрэнк, напрягшийся и весь превратившийся в слух. -Она ушла от меня. Чувствовалась фальшь, что-то неизбежное. А это её изменение было лишь попыткой всё изменить, отчаянной, самонадеянной попыткой! Она пыталась, но не смогла. Я понимаю это лишь сейчас, вспоминая всё прошедшее, анализируя. Тогда я был в шоке. Дэниэла она забрала с собой – его она любила всегда, несмотря ни на что. Любить же меня, утонувшего в омуте семейного быта, было уже не за что! -Жестоко… - пробормотал собеседник, потирая усталые глаза. – Не ожидал такого поворота… -От любви сложно чего-то ожидать и не прогадать при этом. Особенно от любви, граничившей с одержимостью. Мы вспыхнули и сгорели. А теперь… Ложись спать, Фрэнк. Завтра нам нужно выезжать.