Les Freaks

--- 12 июня. Мы покинули Флоренцию. Мерзкий город, надо сказать. Какой-то маленький урод пнул меня в колено, пока я играл роль зазывалы – да, очень смешно. Маркизу нравятся подобные шутки – и облил кофе. Сначала обрадовался, что теперь я могу хотя бы день не работать, но увы – пришлось надевать какие-то тряпки и помогать Гаргантюа. Ненавижу его тварей. Отравил бы всех к черту. И Гаргантюа вместе с ними. Все так радовались, когда на представления пришла куча народу. Для них, разумеется, самое главное – деньги. А то, что мне приходится каждую секунду, проведенную на арене, унижаться – это так, мелочи. Черт его знает, куда мы отправляемся сейчас. В географии Италии, судя по всему, разбирается только Маркиз – хотя и это спорно. С него станется врать. Когда собирали последний шатер, Вольфганг притащил мне небольшую металлическую коробку. Где он только ее взял? Впрочем, он любит собирать всякую дрянь. Спрятался за шатрами и с трудом, но все же вскрыл ее консервным ножом – вдруг мне повезет и там окажется что-нибудь ценное. Но увы. С тех пор, как я встретил Маркиза, мне перестало везти. Внутри оказалась старая тетрадь, которой было лет пятьдесят. Судя по проставленным датам — дневник. Попытался прочитать хоть что-нибудь, но от напряжения заболела голова: почерк достаточно неразборчивый, да и догадываться о значении слов, большую часть которых я не понимаю по причине незнания итальянского, довольно утомительно. Отнес тетрадь Маркизу – мне она все равно без надобности, а чтение может его отвлечь. Сначала хотел выдрать пустые листы, но потом передумал – не хочу потом ему объяснять, что я не пытался ничего скрыть и что там действительно ничего не было. Вечером Маркиз, загадочно усмехаясь, вернул ее мне и попросил приказал продолжить ведение дневника. «Ты просто не представляешь себе, как это смешно, мой маленький Пьеро. Но поверь мне, это очень смешно. Просто умора. Вольфганг бы тоже смеялся как сумасшедший.» Что значит «как»? Вольфганг и есть сумасшедший. Сделал вид, что смеюсь. Маркизу нравятся мои попытки выражать эмоции. Маркизу вообще все во мне нравится. Мое мнение на этот счет никто не спрашивал. --- В тетради осталось не так много свободных листов. Пожалуй, следует сделать оставшиеся записи более краткими. Бумага для меня сейчас на вес золота. ~~~ – Как же красиво было, – вздохнул Маркиз, собирая открытки и пряча их в ящик стола. Он бы хотел задержаться во Флоренции подольше – пройтись по старинным улочкам – может, даже пробраться внутрь собора – черт, ради такого Маркиз даже был готов притвориться верующим – но успел лишь пробежаться по центру и забраться на пару крыш. Открытки с картинами итальянских мастеров он нашел в Дрездене – и с тех пор часто думал о том, чтобы сравнить их с настоящей Флоренцией. Впрочем, сравнение оказалось не в пользу реальности – иногда здания соответствовали своим картинам на треть, иногда – на половину – но никогда – полностью. Хотя нашлись и свои плюсы – в виде выручки – и неизвестного дневника. Маркиз покосился на тетрадь. Тетрадь ему принес Пьеро, явно не имевший понятия о том, что с ней еще можно сделать, и жестами объяснил, что получил ее от Вольфганга. Надо сказать, это его немного огорчило – пару лет назад Вольфганг притаскивал все свои находки исключительно на крыльцо его фургона – или в сам фургон, если Маркиз оставлял дверь открытой. Теперь же – Маркиз взял дневник в руки и перелистнул пару страниц. – Какая ирония, – прошептал он и провел кончиками пальцев по ветхой обложке, – нашел тебя Вольфганг, а прочитаю я. Он вернулся в начало и задержал взгляд на фразе, размашисто выведенной на первой странице. Война не закончится НИКОГДА. – Знаешь, – задумчиво произнес Маркиз, с силой захлопнув тетрадь, – я даже не знаю, что я бы сделал с твоим автором при встрече: предложил бы работу или же отрубил бы руки. Он улыбнулся. – Впрочем, одно другого не исключает. ~~~ 14 марта. Три года ада. Я прошел через три года ада и вернулся домой – если выживешь после тифа, имеешь право на отпуск. Говорят, что бессрочный, но я не верю. Половина моего полка мертва, еще четверть – сошла с ума, меня отправили поправлять здоровье. Очень смешно. Впрочем, если бы не болезнь – я бы дезертировал. В одном из писем Беатриче осторожно сообщила, что Лаура тяжело простудилась – а врачей в городе не осталось, всех отправили на фронт, поэтому Лауру приходилось лечить чем попало. «Но ты не волнуйся, мы справимся. Синьора Топане посоветовала мне один рецепт, так что Лауретта обязательно поправится.» И она действительно поправилась. Я не могу высказать словами, как я бесконечно люблю тебя, моя Беатриче. Ты смогла сохранить нашу семью. И теперь мне кажется, что, возможно, даже несмотря на войну – мы будем счастливы. Ночью опять снились врачи. (Военный госпиталь вообще снится мне очень часто. Не могу понять, почему.) Их голоса звучат встревоженно. Они обсуждают возможность рецидива. ~~~ – Забирай. Пьеро вопросительно наклонил голову вправо. – Дневник забирай, – Маркиз махнул рукой в сторону стола, на котором лежала тетрадь, – Там еще остались неиспользованные страницы..Продолжишь его вести, – он потер рукой подбородок и усмехнулся, – Как же все-таки иронично..и смешно. Вольфганг бы оценил.. – Маркиз нахмурился и быстро произнес по-итальянски: – Ненавижу, когда вы меня не понимаете. Пьеро вздрогнул, подошел ближе и осторожно коснулся обнаженного плеча. Маркиз оскалился и сбросил руку. – У тебя отвратительно скучное чувство юмора, мой маленький Пьеро, – он притянул юношу к себе и дважды стукнулся лбом о его грудь. – Неужели твое сердце потеряло способность веселиться? В ответ Пьеро издал непонятный горловой звук и закачал головой из стороны в сторону. Маркиз расхохотался. – Обожаю, когда ты смеешься, – он ненадолго сжал его в своих объятиях сильнее и отпустил. – Уходи. Пьеро кивнул, схватил дневник и выскользнул из фургона. Маркиз откинулся на подушки. На чтение дневниковых записей у него ушло не больше часа – да и увлекательным занятием это назвать было сложно – он бы предпочел что-нибудь полегче. Дневник незнакомца пробудил в нем какие-то смутные мысли – большая их часть Маркизу уже не нравилась, потому что требовала воспоминаний – а как раз их у него и не было – а остальные сводились к тому, что ему стоит достать еще одну тетрадь. Старая скоро кончится, а Маркизу – Маркизу хотелось бы знать, о чем думает нечитаемый Пьеро. Его маленький, вечно плачущий Пьеро. --- 13 июня. Маркиз подарил мне тетрадь (!) и несколько карандашей (!!). И повторил приказ насчет дневника. Третьего раза не будет и я очень сильно нарываюсь, но все же. Заметив мое сомнение – интересно, как? Неужели я настолько очевидно выражаю свои эмоции? – пообещал, что не будет читать. Ха. Я что, похож на идиота? ---