Опьянён им.

Утро выдалось славным, хоть и довольно пасмурным. В деревне Победителей пахло хвоей и мокрой от недавнего дождя травой. Юный Пит Мелларк грустно улыбнулся выглядывающему из-за туч солнцу, далекому и равнодушному к его улыбке. Дверь в дом Хеймитча, как и всегда, оказалась открытой - стучать бесполезно, ломиться тоже. - Доброе утро, Хеймитч, - поздоровался Пит. Он принес ментору здоровые подрумянившиеся батоны, которые пахли корицей и чем-то ещё - небывалым. - Я подумал, может ты голоден. - Да ты что, - хмыкнул Хеймитч. - Не ожидал от тебя такой заботливости. Хеймитч, конечно, язвил, хоть и был очень тронут: с того самого момента, как первые Игры закончились, Пит каждый день приносил ему новые булки. Иногда Эбернети не знал даже, из чего он печет их и что с ними делать. Хотя у него всё же была парочка идей. - Я ещё прихватил с собой джем. Помню, тебе он нравился, - Мелларк как будто бы делал вид, что не слышит его едких замечаний. Хотя, может, правда не слышал, увлеченный выпечкой. Странный мальчик. Странный, но незаменимый. Через десять минут они оба уже сидели за накрытым столом и ели вместе. За окном вечерело. Дождь продолжал накрапывать. Хеймитч привычно достал бутылку коньяка. Без него ему жить не хотелось. Но если бы лишь без него... - Передай-ка стакан, парень, - попросил Хеймитч, намеренно притворяясь, что не помнит имени Пита. Тот, как всегда, не обиделся, а может, просто не понял его изысканий, но протянул стакан, пусть и неудовлетворенно поморщился. - Я приносил тебе буклеты о пользе здорового образа жизни. Куда ты их опять дел? - О, прости. Туалетная бумага некстати закончилась, - Хейм усмехнулся, демонстрируя уверенность и пренебрежения, хотя на душе его скребли кошки. Пит улыбнулся, пожевывая свой кусочек батона с джемом. - Как тебе нравится моя выпечка? - Очень мило. Не задавайся, ладно? Ты крайне талантливая личность. Пит просиял. Он не любил, когда его изделия не оценивают по заслуга, и Хеймитч знал это лучше всех, потому что куда больше всех оценивал. Через час он был уже пьяноват, но, что хуже, он был опьянен. Глядя на карие глаза мучного работника магазина сдобных пышек, он не мог оторвать глаз от его тонких губ. Они так и манили коснуться. Манили поцеловать. - Ты в порядке? - нахмурился юный Мелларк. - От тебя несёт спиртом. - Да ты что, - повторил опять Хеймитч. - А я думал, свежими розами. Он, как всегда, шутил, и Пит, конечно же, засмеялся. Шутки Хея всегда были самыми лучшими. Шутки Хуя порой понимал он один. Это делало их куда ближе. Негласно, но всё же значительно. - Пора бы тебе поспать, Хейми. Я завтра ещё зайду. Что тебе напечь? Эбернети мог бы быть очень рад. Попросить, скажем, сливочное полено, на худой конец - сырную лепешку с тертым луком, от которого, конечно, дыхание было так себе, не сойдет, пусть и не из одного прохода. В конце концов, ему давно некого было целовать. Но что-то терзало его. Что-то. Он не хотел, чтобы лавочник уходил так быстро. - Постой, - взмахнул он рукой, чуть было не опрокинув бутылку от пьяности. - А ты... ты не мог бы... немного со мной остаться? Ну или хотя бы ещё минут двадцать. - Могу, но сперва провожу тебя до спальни. Думаю, тебе лучше лечь. С этими словами Пит потащил его в сторону спальной комнаты, медленно волоча за собой, обнимая за плечи. Хеймитч смутно соображал, что вокруг происходит. Он тонул в хмельной дымке и одуряющем запахе этого мальчишки. Его мальчишки. Пусть и в одних лишь его мечтах. Когда они добрались наконец до кровати, Хеймитч не сразу осознал ужас происходящего, но вскрикнул, стоило Питу отодвинуть в сторону одеяло. На кровати лежал батон. Длинный, покрытый слоем хорошего лубриканта. Тот самый, который Хемйитч, не зная, куда девать, всовывал себе в анус, мечтая о мягком вторжении светловолосого нежного мальчишки. Пита, конечно, а вовсе не брата Гейла. Других мальчишек для Эбернети не существовало. Он стонал, просовывая себе мягкий хлебушек, представляя, как тот тепло ютился в руках заботливого Пита. Он так любил представлять тепло его рук на своей распростертой к вниманию заднице. Признаюсь, это побуждало желание. - Хеймитч? - переспросил удивленно Пит. Он не мог не узнать эту смазку. Видать, мальчишка был всё-таки опытен. Хеймитч прикрыл глаза, обреченно вздохнув, когда Мелларк поднял батон, понюхав его. Тут уже не могло не остаться сомнений - вазелин стекал, как по маслу. - Хеймитч, зачем ты делал это? - Пит изрядно нахмурился. - Если тебе так не нравится то, как я готовлю, может, ты мог сказать сразу, а не потешаться, запихивая себе в задницу? Многие это видели? Ты снимал видео ради капитолийских классов? Хеймитч от злости сжал зубы. Это была окончательная ложь. Схватив мальчика за воротник, он бессильно прорычал ему прямо в лицо: - Нет! Никто этого не видел! Кроме плюшевого мишки, которого подарила мне мама! Я ебал себя, мечтая о том, как это делаешь ты. Потому и выбрал батон, ТВОЙ БАТОН, а не, скажем, бутылку виски или джема, хоть я их люблю! Я хотел почувствовать тебя в себе, хотя бы так, хотя бы раз в жизни, что с того?! Будешь осуждать меня? Или заставишь съесть это? Да пожалуйста! Я унижусь, но буду знать, что унизился по воле того, кого я люблю, а не Сноу или Капитолия! Я унижусь, но это будет в моих руках. Кто виноват, что ты не замечал моей страсти, маленький глупый батонщик? Ну давай, осуждай меня, если хочешь, между прочим, я всё равно планировал в итоге съесть его, а не выбросить, раз уж на то пошло - спьяну вообще всё равно, главное не свою блевотину! Пит замер, часто моргая. Он был поражен, но ещё больше - огорчен. И не тем, что узнал, а тем, что обидел ментора. Своего ментора, так давно и так пламенно в него влюбленного. Не найдясь, что ответить, Пит страстно поцеловал его - в губы, в шею, прижал к кровати, поверх батона, пусть тот и вконец раздавился. - А как же... - начал было шумно выдохнувший Хей. Он был поражен и не мог дышать от волнения. - Не волнуйся за свой батон, - улыбнулся Пит, нависая над ним. - Я тебе другой вставлю, пожалуй, поменьше, но куда горячее. Они целовались опять. Хеймитч не мог поверить своему счастью. Он столько времени страстно мечтал об этом, представлял в самых дерзких своих фантазиях. Обнимая Мелларка ногами, он думал, что больше не сможет издать ни звука, помимо стонов. Он стонал безустанно, безустально, хотя Мелларк всего лишь его обнимал. - Пожалуйста... вставь... - Ты такой чувствительный, - Пит был доволен, его глаза были полны заботы. - Я хочу, чтобы эта ночь стала незабываемой. Если я сразу вставлю, все будет очень быстро. Зачем нам десять минут, когда можно ласкаться долго? Я давно хотел тебя, Эбернети. Ты такой красивый, когда растерян. Хеймитч и вправду был растерян, как его волосы были растеряны по подушке. Они не потерялись, он не был лысым, просто они разметались, как жидкое золото. Пит целовал их, как будто в них было что-то особенное. Хеймитч не мог понять, что. - Почему ты всё это делаешь? - спросил шепотом он. Вопрос давно не слетал с его языка. Он считал себя старым и некрасивым, и не вопрос, а Хеймитч. Он не мог поверить, что может понравиться молодому сияющему улыбкой пирожевщику. - Разве тебе что-то непонятно? - Пит поцеловал его обнаженное плечо, успев снять футболку. Плечо Хеймитча, до того покрытое мурашками, обдало приятным теплом. - Я хочу это делать. И хотел бы делать это с тобой всю ночь. Если ты не против, и у тебя нет других планов. - А что, похоже? - хрипло надсмехнулся Хеймитч. Ему было как-то не по себе от такого жаркого внимания, такой любви, и в то же время приятно. Он был готов, чтобы Пит хоть всю ночь целовал его плечо. Сразу стало горячо. Они обнялись. Хейм обнял его ногами. Они хотели друг друга. Пит припадал поцелуями к его соскам, вел языком ниже по животу. Он раздел его, и не только взглядом. Хеймитч раздевал его тоже. Их руки сплелись. Они целовались. Вскоре Хеймитч уже посасывал его член. Ему нравилось то, как ладонь Пита властно, но мягко давила ему на голову. Ему было приятно делать приятно своему победителю, своему дорогому мальчику, и он был готов доказать это всеми силами. Он, язвительный, взрослый, мечтал о его похвале. О да... Это было определенно лучше того, как он жадно сосал батон, представляя, что перед ним член Пита. Вкус Пита был солоноватым, нежным, правдоподобным. Пит нависал над ним вскоре, ласкал его вход языком, поводя туда-сюда головой, Хеймитч просто не мог поверить. Потом были ещё и пальцы. Эбернети метался, стонал, смял все простыни и батон, но это было неважно. Когда Пит вошел своим членом, сгущалась ночь, Хеймитч смотрел в его глаза, а в его собственных глазах все троилось. Это вводило его в экстаз, как будто его имели сразу три молодых Мелларка, хотя он и мечтать не мог об одном. - Я люблю вас, - простонал Хей на всякий случай всем троим. Пит ничего не понял, но улыбнулся через стон, целуя его. - Я люблю тебя тоже... Они проснулись среди батона. Лучи солнца грели их обнаженные тела. Проснувшись, они были ненасытны вновь, но не к булкам. Хеймитч сосал как никогда.