Лжец лжеца

Мой томный взгляд, за которым следует воздушный поцелуй, вызывает бурю эмоций на красивом лице, однако обличить в слова свои ощущения Денис прямо на лекции не решается. Он лишь демонстративно отворачивается, на что я куксюсь и деланно вздыхаю. - Чего грустишь, Чижиков? – Ирина Николаевна, преподавательница по высшей математике, весело мне подмигивает, по-своему воспринимая мою тоску: - Не боись, в этом семестре только зачет. Я только улыбаюсь в ответ, мол, спасибо, уже не переживаю. Машка, сидящая рядом со мной и ставшая пару минут назад свидетельницей наших с Неклюдовым переглядов, лишь прыскает в кулачок, а после снова становится мисс Невозмутимость. Она мне чем-то напоминает персонажа из фильма «Алисы в Стране чудес», кажется, ее Мираной звали. Вот и Машка вся такая воздушная фея, но со своими тараканами в голове. И по своим размерам эти тараканы переплевывали насекомых в чужих черепных коробках. Неклюдов в мою сторону больше не смотрит, я же сверлю взглядом его спину и тихохонько про себя радуюсь. Если играть роль, которую тебе на лоб прилепили пестрым ярлыком, то до конца. На моем определенно радужной расцветки стикере красовалось слово «гей». Я честно не понимаю, каким образом некоторые личности способны вычислять людей нетрадиционной ориентации из многоликой и разношерстной толпы, ибо, на мой скромный взгляд, не все из этой братии излишне жеманны в случае мужчин или слишком брутальны, если говорить о женщинах. В любом случае, эти товарищи всегда тыкают пальцем в мою сторону. По их уверениям и внутренним стереотипам субтильный парниша в узких джинсах и с парой аксессуаров – конченый гей в последней стадии. Даже моя фамилия Чижиков казалась кому-то жирным намеком. Блин, если человека постоянно называть свиньей, то он рано или поздно захрюкает. Более того, одну истину я понял точно: чем больше отрицаешь, тем сильнее тебя клеймят. Потому в один не то чтобы прекрасный момент я для себя решил, что хватит кому-то и что-то доказывать. Гей? Ну и ладно. Я перестал бросаться на обидчиков с кулаками или глотать горькие слезы обиды, которые только вызывали новую порцию колючих насмешек. Я просто вошел в роль. Что мне было терять? Мама всегда ласково называла меня дурачком, старшая сестра была не столь доброжелательна и злобно шипела мне в спину «придурок». Собственно, это еще считалось комплиментом. Когда в коридоре меня зацепил один особо умный парниша, то я округлил глаза и сокрушенно выдал, мол, ты меня что, уже бросаешь? А как же наша ночь любви и пылкие признания, томление в сердце и затмение ума от страсти? Тогда я получил хороший тычок, что свалился на пол, но меня это не закрыло. Я продолжал пусть и наигранно верещать что-то там про наши чувства и прочую ересь, так что мой обидчик откровенно растерялся и неожиданно ретировался. Дальше дело сделали его друзья, которые достали его насмешками про ту самую упомянутую мной ночь любви. Неожиданно парниша для себя понял, что его выпендрежность обернулась против него самого. Так что я играл. Если меня хотели зацепить, то все равно цепляли, если целью было почесать об меня кулаки, то все равно чесали, а тут я получал право на хоть какую сатисфакцию. Нет, когда меня не трогали, то я был вполне себе нормальным, но стоило задеть: тут я и начинал представление. Оказалось, мои обидчики боялись быть обсмеянными. Пару раз меня хорошенько так били, но я не сдавался, вытрясти из меня всякую дурь так и не получилось. Зато каждое оскорбительное слово определенного посыла в мой адрес в результате оборачивалось против моих же злопыхателей. Благо, мне одно время повезло с одноклассницами, для которых я был своим в доску и которые обеспечили мне определенный тыл. Среди одноклассников мужского пола иногда находились элементы, которые подавали голос, но их инициатива довольно быстро гасла. В конце концов, я ни к кому не приставал, не навязывался и вообще долгое время был влюблен в первую красавицу класса, Светку Петрову, которую, увы, совершенно не волновал. Девчонки в мою сторону не смотрели, к сожалению, у этой славы была изнанка. Конечно, проблемы полностью никуда не ушли. Меня не раз порывались побить либо в школе, либо во дворе, неоднократно кривились и просили отойти, мол, не хотели подцепить от меня гомосятский вирус. Однако это касалось отдельных индивидов, но их порыв быстро гас. А как ему не погаснуть, если я был готов дать ответ, которого обычно не ждут, предпочитая выдавать гадости монологом. К тому же, когда на меня не пытались вешать ярлыки, я был весьма компанейской особью с хорошим чувством юмора, давал списывать физику и математику. Более того, ни разу не был замечен в том, что мацал за упругий зад какого-нибудь представителя своего пола. Гомовирус от меня тоже, как ни странно, никто так и не подцепил. Удивительно, да? В универе пришлось начинать все заново. Опять же нашлись всезнающие люди из толпы, а я ведь просто хотел покоя… Голосам из толпы не нужна правда, они ищут очередную сакральную жертву. И снова ею стал я. Пришлось вздохнуть и снова войти в роль. Одно – иметь дело с обычным геем, другое – когда тот еще косит под психа. Никогда не знаешь, что ему взбредет в голову, а потому он крайне опасен для брутальных мачо. Вдруг лишит их мачизма? Впрочем, сами мачо либо просто хорохорились, либо имели привычку ерепениться перед друг дружкой, когда сбивались в стаи. Одним из таких мачо и был Неклюдов. На полторы головы выше меня и поширше в плечах. Девушки от него млели, что вызывало зависть и злость. На меня Денис смотрел волком, старался постоянно уесть, но я был воробьем стреляным, так что своего шанса тоже не упускал. Ко второму году обучения в университете ко мне привыкли. Кому-то было все равно, ибо своих проблем хватало, другие поняли, что гей – это не зараза, а третьи вообще стали задаваться несколько запоздавшим вопросом, а гей ли я вообще? Разве что Неклюдов продолжал кривиться при виде меня, потому я просто не мог лишить себя удовольствия его поддразнить. Даже шоколадки стал ему подбрасывать. Сначала он радовался внезапным находкам, ибо, как выяснилось позднее, сладкое любил, и считал, что его таким незамысловатым образом балует застенчивая поклонница. Однако в мои планы не входило его радовать. Потому я стал подкладывать ему шоколад в чьем-то присутствии. Было забавно наблюдать, как Неклюдов выплюнул кусок шоколадки, когда ему впервые озвучили имя того, кто ее подбросил. Я искренне считал, что впоследствии мне эти шоколадки будут размазывать по лицу. Но нет. Неклюдов до подобного не опускался, потому наш цветочно-шоколадный, правда, без цветов, период продолжался на потеху той же Машке. Сегодня я решил, что подбрасываю сладкое Неклюдову в последний раз. Мой бюджет больше не собирался поддерживать подобную бредовую идею, которая больше не приносила морального удовлетворения. Сначала я рассчитывал на хоть какое-то подобие истерики, но Неклюдов вдруг оказался меньшим дураком, коим я его считал. Звонок обозначает конец лекции, а заодно дает сигнал к свободе. Занятий на сегодня больше нет, и я скорее спешу выскочить из стен родной альма-матер. Но куда там? Меня окликают на выходе. - Эй, Чижиков, - Неклюдов выглядит спокойным, но я левой пяткой чую подвох. – Надо поговорить. Я только плечами пожимаю. Бегать от проблем не выход, этому меня научила школа. Что, бить будет? Или что-то новое скажет? Ладно, прорвемся. Заходим за здание университета, где на удивление пусто. Останавливаемся, Неклюдов встает напротив меня. Смотрит на меня внимательно так, словно сканирует. - Парень есть? -Асясь? – отзываюсь я. - У тебя парень есть? – несколько конкретизирует свой запрос Неклюдов. Ух ты… Какие мы любопытные. - Нет. - А чего так? Что-то новенькое, но несколько поразмыслив, я решаю, что не стоит городить огород. А то предчувствую допрос на тему кто кого куда имеет. - Я не гей, - усмехаюсь я и смотрю на Дениса взглядом, коим обычно врач оглядывает человека, для себя твердо решившего, что огурец в заднем проходе обязательно избавит от геморроя. - Нет? – со спокойствием бегемота вопрошает Денис. - Нет, - подтверждаю я. - А я - да, - резюмирует он, и я не понимаю, что только что произошло, как на мой затылок ложится ладонь и меня целуют. Сказать, что в моем мозгу заискрило, – ничего не сказать. Слабо протестую, и меня отпускают. Только не нервничать… Держи себя в руках, Пашка. Держи себя в руках. - Это ты шутишь? – иного объяснения, кроме как столь изощренной мести за год наших свар и выставление его идиотом, я найти не мог. Но даже для Неклюдова это перегиб. - Нет, вполне серьезен, - впервые на меня смотрят как на обед. Голодными облизывающимися глазами. С каких пор овца стала волком? Что и когда я пропустил? И что-то мне подсказывает, что Неклюдов не врет. Лжец лжеца увидит издалека… Так вообще-то про рыбаков, но суть одна... По спине пробегает холодок. Впервые я оказываюсь в противоположной ситуации. Меня не держат и больше ничего не говорят, потому я просто разворачиваюсь и иду прочь, пытаясь переварить произошедшее. Перевариваю весь оставшийся вечер и ночь. Утром решаю, что все случившееся есть одно большое недоразумение, а потому нужно забить и забыть. Впрочем, последующий день я занимаю выжидающую позицию, но меня не замечают, намеренно игнорируют, воспаляя и без того уже взбудораженное воображение. Ни насмешки, ни колкости. Придя с университета домой, я нахожу в рюкзаке шоколадку. Когда он успел? То есть… Кто подбросил? Кто посмел? Хотя я ведь и так знаю кто… Сердце предательски екает, а внутренний голос насмешливо хихикает, мол, приготовься, все только начинается, нехай было вешать на Неклюдова ярлык. Телефонный звонок с незнакомого номера и насмешливый голос Дениса окончательно обрывают мою идиллию. Кажется, мой план где-то дал трещину.