Безумные

Было душно. Пар в раздевалке поднимался под потолок, пахло горячей водой и хлоркой. Куроко проверил воду пару раз и шагнул под струи. В раздевалке было тихо и пустынно, как и во всем бассейне, только звук воды разрезал тишину. Можно было спокойно постоять и не волноваться, что он задерживает кого-то. И так мокрые плавки еще больше врезались в нежную кожу бедер и ягодиц. – Тетсуя! – кто-то толкнул его к стене и нетерпеливо прижался к горячей спине. Руки омеги разжались, и он с испугу выпустил мочалку и бутылочку с яблочным гелем. – Ты что тут делаешь?! Совсем дурак?! – Куроко развернулся и все так же перепугавшись, влепил яркую пощечину парню. – Надо ж было додуматься! Прокрасться в раздевалку омег! Скажи спасибо, что вообще никого нет и все ушли. Куроко осекся, глаза и без того большие еще больше расширяются. Чувствует кончики пальцев на бедре, которые проникают под резинку. Пальцы кружат в непозволительной близости. Так нежно, ласково, любяще. Вот же дурак. Зачем? Прикосновения словно разряд тока – раньше такого не чувствовалось в прикосновениях альфы. Внизу живота крутит сладкая судорога, пальцы подгибает от покалывания. И омега не знает, куда себя деть – то ли вперед поддаться, чтобы отпустил; то ли назад, вжимаясь спиной к теплому телу, под упругие струи воды. Ну, была, не была. Никого же нет, верно? – Хм, – мягко хмыкает Акаши и это кажется Куроко просто эстетическим наслаждением. Сейджуро отфыркивается от воды и утыкается в мокрые пряди волос, пытаясь уловить тот тонкий аромат, что источает столь желанная омега. Улавливает, зараза. Трется вставшей плотью о копчик и покусывает чувствительные ушки. – Ну и что же ты собрался делать? – шепчет, дрожа от нежных поглаживай по груди. Длинные пальцы иногда задевают нежные комочки плоти и мягко оттягивают, распаляя. От дыхания на коже мурашки бегут; он целует легко, посасывая кожу и оставляя маленькие метки, не волнуясь об этом, ведь главная метка расцвела давно на ключицах ярким цветком. Вопрос так и остался без ответа: действия говорят больше слов. Он вновь опускает руки вниз, скользит по мокрому телу, задевает все эрогенные зоны, щекотит пальцами впадинку пупка и останавливается над резинкой простых черных плавок. И это сродни нежной пытки: дикой, бесчеловечной, жадной. И сам Куроко такой же: жадный до ласки, так доверчиво прижимается и стонет от простых поглаживаний. Он спускает ткань и та с противным хлюпаньем падает к ногам. Тетсуя облизывает слипшиеся пересохшие губы и чуть отклоняет голову, ведет плечом и старается слиться с Сейджуро. По коже мурашками расходится наслаждения от нежных поглаживаний длинных пальцев. Акаши обхватывает шею омеги одной рукой, а другой берет вставшую плоть в руку и неспешно водит. Времени много, некуда спешить. От жара кружится голова, а узел внизу живота медленно развязывается. Все тянет и тянет сладкой болью. Ноги дрожат, приоткрытые губы испускают тихие стоны и вздохи. Акаши ухмыляется почти дико, видя все это из-за плеча Тетсуи. Сейджуро отпускает член из пальцев и резко прислоняет Куроко к стене. От контраста холодной плитки и горячей кожи голова кружится еще больше, а нежные поглаживания колечка мышц вообще сводят с ума. Акаши проникает самыми кончиками пальцев, ловя отдачу в виде учащенного пульса под пальцами. Отвлекая от фантомной боли, он нажимает на простату и нежно сжимает горло, перекрывая кислород на секунду. Куроко теряется в ощущениях: из задницы начинает течь, слюна стекает по подбородку и капает на грудь, прижатую к плитке. Плавки у альфы трещат по швам, и он спешит освободить член из тесного плена. Сейджуро входит аккуратно - не принося и грамма боли. Куроко тихо и сладко стонет, сжимается, улавливая тяжелый вздох над ухом. Дыхание перехватывает и он с мольбой стонет, когда движения прекращаются. Сейджуро выходит и оставляет только кончик головки – играет, силится не ворваться в столь желанное тело, ведь он такой беспомощный, такой возбужденный до боли, сексуальный, что просто крышу сносит у Акаши под чистую. Стиснув зубы, все же входит до упора, ловит стон губами. Тетсуя уже сипит, не дышит, хрипит, едва ли не теряет сознание от чистого удовольствия, пробегающего по венам. Куроко жарко и стыдно – вдруг кто зайдет? Это еще больше возбуждает и заставляет Акаши сильнее вбиваться в хрупкое тело под ним. Глубже. Сильнее. Больше. Господи, как хорошо. Альфа иногда останавливается, хотя у самого крыша едет. Омега стонет – тихо так, почти поскуливая, опираясь на холодную стену. Рот неприлично открыт и два пальца толкаются туда. Куроко закусывает их почти до боли, но вовремя вспоминает и осторожно посасывает их в извинении. Куроко все же не сдерживаясь сильно кусает пальцы на выдохе. Кровь заполняет рот и он сглатывает, закатывая глаза. Хорошо, так хорошо и правильно. Экстаз бьет по голове, затапливая сознание, и оставляет только сбившееся дыхание. Этот оргазм не похож на все предыдущие. Раньше не было чего-то столь экстремального. – Сей… – сипит Куроко и оглядывается. Акаши стоит и тяжело дышит с закрытыми глазами. Одна рука упирается в стену, другой он держит бедро Тетсуи. Сейджуро открывает глаза и выходит из тела, не допуская узла. У Куроко дрожат ноги и руки. Он пытается выскользнуть за дверь, но Акаши вовремя останавливает его . – Не убежишь, – говорит он ухмыляясь. Да и сам омега не хочет убегать. Зачем, если любишь?