Невыразимое

Тогда они встречали рассвет вместе, сидя на маленьком неуютном балконе. Школа, где проходил товарищеский матч, была недалеко от дома Мидоримы. Играть начали в шесть часов вечера, из-за технических неполадок и чьего-то опоздания все это завершилось ближе к восьми. Это был не первый раз, когда Акаши ночевал у него, но первый, когда они единогласно решили не спать. Игроки Поколения Чудес тогда еще сдерживались на дружеских матчах, поэтому после игры всегда оставались нерастраченные силы, накапливался лишний адреналин. Спать не хотелось совершенно. - Можно подняться на крышу, - предложил Акаши, сидя на краю чужой кровати. Он каждый раз осматривал комнату Мидоримы, словно видел её впервые; можно было этого не делать, так как хозяин не любил перемен, и единственным новым объектом в помещении зачастую оказывался сам Акаши. - Нельзя, - отрезал Мидорима. Он методично раскладывал вещи из сумки на свои места. Предложение товарища сильно смутило его; Шинтаро не разрешали ходить на крышу, и с тех пор, как они переехали в городской пятиэтажный дом, мальчик ни разу туда не ходил. Чтобы не показывать своей зависимости от родительских запретов, он делал вид, что ему ничего не интересно. Акаши немного удивился, но потом понял, что запрет относился не к нему, и снисходительно улыбнулся. - Хорошо. У тебя же есть балкон? Ночью всегда холодно, особенно если это конец весны. Обманчивая погода - днем тепло, а ночью морозно. Они притащили на балкон все найденные одеяла, пледы и старые свитера, Мидорима с невозмутимым лицом забрал у отца термос - если бы не горящие уши сына, не умевшего что-либо скрывать, тот бы вообще ничего не заподозрил. Но термос, как ни крути, штука безобидная. К часу ночи гнездо было готово: маленький балкон казался еще теснее, но это никого не смущало. Шинтаро долго ворчал на свои длинные ноги, которые никак не удавалось разместить с удобством; Акаши было гораздо проще, он компактно завернулся в старое лоскутное одеяло и даже в таком нелепом виде выглядел властно и самоуверенно. - Сова, - неожиданно сказал Мидорима. Сейджуро повернул голову. - Ты на сову похож. Они сидели бок о бок, нагревая пледы и медленно и экономно попивая чай из термоса. В углу балкона стоял сломанный велосипед, который никак не удавалось отдать в ремонт. Темнота обволакивала район низеньких домов. Звезды виднелись слабо. Где-то далеко скрипели на рельсах поезда дальнего следования. Акаши пошевелился, высвободил одну ногу и не без заинтересованного восклицания вытянул её вперед; нога прошла сквозь перила и теперь была снаружи. - Не делай так, - недовольно попросил Мидорима, понимая, что его всё равно не послушают. - Если свалишься? - Ты меня поймаешь, - легко и уверенно ответил Сейджуро. Вздохнув, Шинтаро накрыл его ладонь своей. "Поймал". Этой ночью они почти не говорили. В какой-то момент небо посветлело и отделилось от темных крыш. Провода озарились далеким рыжим лучом, а вдалеке, за фабриками, начала подниматься нежная розовая волна. Облака, как клочки ваты, испачканные краской, просвечивались насквозь. Мидорима хотел что-то сказать, но не стал. Нужные слова вертелись на языке, но ему все не удавалось поймать их. Одно он знал точно - Акаши должен это увидеть. - Рассвет, - промолвил Мидорима и, не дождавшись ответа, легонько толкнул его. Сейджуро открыл глаза и полусонно посмотрел вперед. - Рассвет, - согласился он. "Спасибо, что разбудил".

***

В следующий раз они снова чуть не проморгали первые солнечные лучи. Мидорима писал диплом, пил кофе чашками, ругался с компьютером и не считал часы. Фактически, его сестра пустила Акаши в дом, напоила его чаем, поприставала с вопросами о взрослой жизни и заодно предупредила, что нии-сан немного не в себе. "Впрочем, ничего нового", отшутилась она. - Тут небольшая неприятность... - Акаши положил рабочий чемодан на свободное кресло и подошел к хозяину комнаты сзади. - Если никто не против, я бы переночевал и... - Только в том случае, если ваши лимфоузлы в порядке, - устало ответил заработавшийся Мидорима. Сочувственно сжав его плечо, Акаши решил, что ничто не помешает ему остаться. Более того, через неделю Шинтаро и не вспомнит. На первый взгляд, комната не менялась с годами. Но Сейджуро бывал здесь часто и смотрел внимательно. Фотографий здесь мало, раньше рамки стояли кучкой в одном углу, а теперь переехали в другой; настенные часы - не зелёные, с детскими крупными цифрами, а строгие, серые, с худыми стрелками. Мидорима такой же: строгий, худой и серый, потому что слишком долго сидел неподвижно за столом. И упрямый, как те же часы. Они тикают и тикают... он стучит без пауз по клавишам и стучит... - Зачем тебе пустая рамка? - спросил Акаши. Он привычно забрался на край кровати, упершись плечом в стену шкафа, и рассматривал всё подряд. - Не знаю, - минуты через две отозвался Мидорима, с силой ударив по заедающей клавише. - Можешь забрать, она меня раздражает... Мидорима всё время разрешал, а не предлагал, как будто разница в возрасте в полгода составляла основу их отношений. Акаши это забавляло, но, как он неохотно признался себе, он привык к таким незаметным дозволениям. На крышу - нельзя. Рамку - можно. "А можно?.." Шинтаро оторвался от работы, когда похожие на него часы показывали куда-то между ночью и утром. Откинувшись на спинку кресла, он снял очки и со вздохом протёр глаза. Осталось совсем чуть-чуть. Новые перспективы открываются лишь тогда, когда разберёшься со старыми. Оглядев комнату уставшим взглядом, Мидорима увидел Акаши, уснувшего в неудобнейшей позе возле шкафа; с трудом вспомнив, как он сюда попал, Мидорима почувствовал неловкость - он даже не спросил, что стряслось. Акаши просто так не приходит. Наверняка что-то дома или на работе не так. Решив избавить помещение от вязкой серой ночи, Шинтаро встал, потянулся и отдёрнул шторы. За окном занимался рассвет. Шинтаро неподвижно стоял с минуту, жадно смотря на то, как розовые и оранжевые лужи света затопляют светлеющее небо. - Акаши. - Он обернулся. Тишина. - Акаши! Сейджуро приоткрыл один глаз и с недовольством разбуженного человека прищурился на яркий свет. Мидорима тёмным силуэтом выделялся на фоне квадратного окна и настойчиво звал его. Что-то в этом было неземное, невыразимое, что-то, что заставляло Акаши вздрагивать глубоко внутри собственной невозмутимости и вспоминать далёкое-далёкое утро, рождённое десяток вёсен назад. И это же невыразимое чувство заставило его улыбнуться, ощутив в собственном теле чужую лёгкость; хотелось то ли смеяться, то ли кричать, то ли броситься на Мидориму и обнять его крепко, насколько хватит сил; такое волнение редко охватывало его, и Акаши растягивал момент, не желая расстаться с ним так быстро. - Ты опять проспишь, - то ли злился, то ли досадовал Шинтаро. - Иди сюда уже... - В чём дело? - Рассвет. Сейджуро действительно пропустил самый красочный момент зарождения нового дня, но получил кое-что взамен. Стоя рядом с Мидоримой, ворчавшим по поводу его медлительности, он смотрел на небо, на улицу, на балкон, и на балконе всё так же стоял старый сломанный велосипед, всё так же широко были расставлены перила. - Рассвет, - согласился он. Когда Акаши собирался домой, Мидорима вспомнил что-то, что хотел сказать ещё тогда. Он почти окликнул Сейджуро, но потом передумал и только махнул рукой на прощание. Успеется. Это же не последний их рассвет, ведь так?

***

Акаши сидел на подоконнике, таком же широком, как рабочий письменный стол. Окно было распахнуто, и он был практически на улице. На плечи накинут лёгкий плед, не защищающий ни от холода, ни от воспоминаний. На тело надет чужой потасканный свитер, размер немного великоват. В руках - маленькая пустая рамка. Акаши смотрел прямо перед собой, не неподвижным, а живым, рыскающим повсюду взглядом, желающим выхватить каждое пятнышко света на пока что чёрном небе. Порой взгляд был единственной подвижной частичкой Акаши. Он мог часами сидеть как статуя, но глаза жили сами по себе, и сейчас в них опять отражались небо и земля, квартал низеньких домов, фабрики, которых с годами становилось всё больше. Внизу пролегало недавно построенное шоссе. По нему ездили редкие ранние машины, жужжа и шипя колёсами и моторами. Акаши опустил глаза, пересчитал автомобили. Теперь он ненавидел автомобили. Но откуда-то взялась привычка их считать. Небо умывалось нежно-розовым. Сейджуро поправил сползающий плед, взглянул на серые наручные часы и обернулся через плечо в комнату. - Я не проспал, Шинтаро, - прикрыв глаза, сказал он. - Я не ложился и ждал рассвет. Видишь? Шинтаро не видел.