***
21 сентября Дорогой папа! Я знаю, что ты этого не прочитаешь. Я не знаю где ты и стал ли роботом так, как когда-то хотел. В любом случае, кажется твоя дочь стала человеком. Мне так кажется. В Школе монстров я уже несколько дней. Хм… несколько дней с того момента, как меня заново собрали. Мои ракеты в порядке, а болты заменены на новые, но… понимаешь, я что-то… чувствую. После той гонки, когда на радостях я обнялась с девочками, я что-то почувствовала. Это было тепло, будто я сижу рядом с паровой печкой вечером, как раньше. И я была счастлива. Мне хотелось задушить их в своих объятьях, но я понимала, что из них бессмертна только я, поэтому мне не хотелось рисковать. Но мысль о чувствах не даёт мне покоя. Может, мне просто показалось? Может, я заразилась всеобщей радостью? Твоя непонимающая Робекка. 28 сентября Дорогой папа! Сегодня был отличный день! Даже несмотря на то, что я получила плохую оценку по мёртвым языкам. Конечно, это мой прокол, но я действительно не поняла того, что объяснял мистер Роттер! Но это не самое важное. Мне предложили помощь. Вот так просто. Винес МакФлайтрап. Я безумно благодарна ей. Она такая добрая, она согласилась со мной позаниматься. Когда я её обняла, я снова почувствовала то тепло, которое чувствовала обнимая девочек. Такое, как… Как когда двигатель твоего механизма перегревается. Папа, меня это настораживает. Но я чувствую себя счастливой. Я не знаю, каково это, но мне сказали, что моё состояние называется так. Но почему это происходит? Почему я, робот, чувствую себя так, как чувствуют себя люди? Ты знаешь ответ? Впрочем, прости, я забыла, что ты не ответишь. Твоя странная Робекка. 4 ноября Дорогой папа! Я просто в восторге от того, что снова сижу здесь, в твоей лаборатории и могу поделиться с тобой тем, что со мной произошло! Просто… Мне кажется, я больше никому не могу доверять. Доверять — так это называется, да? Я уже неделю занимаюсь с Венерой и мои оценки стали лучше. Благодаря ей у меня теперь всё хорошо. Настолько хорошо, что я купила ей несколько пирожных в Крипитерии. Так выражалась моя благодарность. Она сидела рядом и с улыбкой смотрела на меня, неторопливо ела пирожные. Кажется, мне нравится быть благодарной. Но почему-то именно ей. Когда Дракулаура помогла мне с плакатом, я тоже оказала ей помощь взамен, но я не чувствовала ничего подобного. С ней мне казалось, что всё в рамках «услуга за услугу», а с Венерой… Пап, я не знаю почему, но мне хочется снова и снова заниматься с ней мёртвыми языками, чтобы снова и снова покупать ей пирожные, чтобы снова и снова она вот так смотрела на меня, а я — на неё. Может, это какой-то другой вид благодарности? Их же бывает много, да? Я слышала, у людей вообще сложная система чувств. А я всё ещё выучила так мало, так мало могу описать, так мало… прочувствовать. Папа, скажи, ты установил мне что-то новое или припрятал куда-то другие запчасти, а, когда меня снова собрали, они отыскались? Может, эти элементы заставляют меня чувствовать то же самое, что и люди вокруг? Жаль, что ты не ответишь. Твоя запутавшаяся Робекка. 10 ноября Дорогой папа! Сегодня я связалась с Элле. Она сказала, что таких запчастей не существует. Роботы не могут настолько проникаться эмоциями людей. И я ей доверяю в этом вопросе. Она же робот, как и я. Хотя в себе я сомневаюсь. Потому что два дня назад, дома у Винес мы смотрели фильм ужасов. Я не могу сказать, что боялась. Просто неприятное чувство. Венера же тряслась так, будто ей пригрозили уничтожением всех лесов планеты. Но я держала её за руку и гладила по плечу. Я говорила ей, чтобы она не волновалась. Серьёзно, это же просто фильм. Зачем так серьёзно относиться к тому, чего в реальности не существует? Впрочем, кажется, в реальности начинают существовать чувствующие роботы. — Спасибо, — так она сказала, а потом поцеловала. Я почувствовала, как её губы прикасаются к железу, но я чувствовала жар. Мне казалось, сейчас я расплавлюсь. А ещё… будто сейчас все болты, которые есть во мне сами развинчиваются и вместе с запчастями падают на пол, а шестерни работают так быстро, что вот-вот от отсутствия масла станут непригодными. Такого я ещё не чувствовала. Внутри меня всё переворачивается, будто все механизмы самоуничтожаются, а потом восстанавливаются снова. Папа, мне хорошо, я… на седьмом небе, вроде говорят именно так, когда счастью нет предела и хочется, чтобы этот момент не заканчивался никогда. Но, когда мы не с ней, я начинаю задумываться о том, почему всё это происходит? Ведь раньше я такого не чувствовала. Раньше я не чувствовала ничего вообще. Я знаю, что в моей голове — мозг. Он — то, что помогает мне делать умозаключения да и просто хоть что-то делать. Но сейчас у меня будто… появилось сердце? Венера говорила, что когда человек сопереживает, любит, дарит самые лучшие эмоции, у него «доброе сердце». Может, у меня оно тоже есть? Может, это не ты, а просто нашлась деталь, которая делает со мной такое, её установили и она подошла? Так или иначе, я не хочу, чтобы это чувство уходило. Оно со мной и мне хорошо. Мне радостно, мои болты снова выкручиваются, а сама я плавлюсь когда Венера рядом и тоскую когда её нет рядом. И сейчас это — единственное, что я не хочу потерять! Твоя Робекка.***
Как только девушка покинула лабораторию, в свете одной-единственной лампы показались два силуэта. Один из них подошел к коробке, и, открыв её, прочитал письмо. Последнее. — А твоё создание не такое уж и глупое, — сказал второй. Он был тоньше второго, без металлических имплантантов. — Она не моё создание, а моя дочь, — категорично выразился второй. — Какая разница? Про сердце-то она точно сказала. Ну не могла она знать о том, что ты в неё установил, не позволила бы кому-то себя снова разобрать. Странно, что она поняла это только сейчас. — Просто… — второй улыбнулся, аккуратно укладывая письмо назад, в коробку. — Она влюбилась.