♦ ♦ ♦
Внешний фасад поддерживать легко. Первым шагом в становлении мужчиной было научиться хорошо лгать. К восемнадцатилетнему возрасту Лу Хань стал великолепным лжецом. Он выделяется во всём, общается со всеми, и при этом совершенно не имеет друзей. Он рассказывает свахе всё, что та хочет услышать. Не очень-то много, если подумать. Он прикусывает внутреннюю сторону щеки и усердно выводит несколько строк из одной поэмы, которую подготовил специально по этому поводу. Сваха замечает всё – она пристально следит за изгибом его рук, когда он аккуратно наливает чай в миниатюрные чашечки, ловко придерживая чайник, одобрительно кивает и щурится на него своими совиными глазами. Лу Хань изумлённо понимает, насколько понизилась планка ожиданий к женщинам в эти дни. Он точно уверен, что ему хотелось бы невесту, которая могла бы делать немного больше, чем просто разливать чай и как попугай повторять разные глупые юэфу. Сваха выставляет ему высшие оценки. - Мальчик совсем недавно закончил служить. Он будет тебе отличной парой. Самый лучший выбор для тебя. Он принесёт честь в твою семью. Лу Хань прекрасно знает, что сейчас совсем не время спрашивать, отчего отличная партия для него уже не служит, хотя война ещё не закончена. Отличная партия… Хороший мужчина… должен быть на фронте, исполняя свой долг. Но женщина ведь не говорит больше, чем следует. Не говорит, когда её не спрашивают. Поэтому он лишь послушно кивает. - Завтра вы встретитесь в первый раз. Он прибудет к тебе домой. У твоей матери ведь есть служанки, что сопроводят уважаемого господина, не так ли? - Да. Конечно. Сваха встряхивает своим бумажным веером. Раздаётся глухой треск, и Лу Хань опускает глаза, пытаясь усмирить бешено бьющееся сердце. Такого тихого звука достаточно, чтобы напомнить ему о барабанах, о войне, о смерти. Он почти не слышит её следующие слова, грохот в ушах перекрывает все другие звуки. - Его зовут Сю Минь. Он командовал отдельным войском на войне. - Да. Благодарю Вас, - задушено говорит Лу Хань. - Ты можешь идти. Лу Хань считает до трёх, кланяется и выходит из маленького домика. Он уверен, что его матери будет совершенно наплевать на хорошие новости, несмотря на все намёки свахи. Платья, драгоценные украшения и макияж всего лишь фасад, игра, способ переждать войну и дождаться-таки неминуемой победы Великого Китая. Путь домой очень долгий. На улице невыносимо жарко. Лу Хань жмурится на яркое солнце и задумывается… а вдруг он не прав. Может, его матери всё-таки будет приятно услышать новости. Она уже привыкла звать его Мулан даже дома, несмотря на то, что все соседи прекрасно знают, что у неё никогда не было дочери, только сын. Лу Хань чувствует жар предвкушения и ожидания на своих плечах и шее, и резко останавливается, когда в горле встаёт комок.♦ ♦ ♦
Сю Минь приезжает на следующий день. Он ждёт его в саду, прислонившись спиной к старой яблоне, на которую Лу Хань обожал забираться в детстве, и прикрывая рукой глаза от палящего солнца. Лу Хань мелкими неуклюжими шажками идёт по аккуратно стриженому газону заднего сада дома его отца, чувствуя себя неуютно в лёгких шёлковых сандалиях, что мать недавно спряла для него. - Здравствуйте, - мягко говорит он, ожидая, что Сю Минь повернётся к нему. Когда тот не реагирует, Лу Хань хмурится, наклоняется к нему и легонько хлопает по плечу. - Я слышал тебя, - говорит Сю Минь немного громче, чем нужно. – Отчасти. Тебе просто нужно говорить чуть громче. Лу Хань прикусывает нижнюю губу и медленно обходит скамейку, вставая рядом с гостем. Он кланяется, и сразу же замечает, отчего Сю Минь не поднялся, чтобы поприветствовать его. - Ты должна извинить меня, - продолжает Сю Минь. – Я сейчас не в лучшей форме, как видишь. - Вот, что случилось? – выдыхает Лу Хань, изучая толстые бинты на обеих ногах и тяжёлые палки, закреплённые на руках. - Это… война? Сю Минь невидяще смотрит в пространство, зрачки расширяются. Яблоневые цветы колышутся на ветру, и шелест листвы заполняет тишину невысказанными страхами. Когда Сю Минь находит в себе силы ответить, Лу Ханю отчаянно хочется, чтобы он промолчал. - Нет. Это выживание. Война – это только огонь и смерть.♦ ♦ ♦
Сю Миню нравится Лу Хань. Сваха не удивлена. Мать Лу Ханя похоже совсем забыла, что её дочь Хуа Мулан – на самом деле юноша, и к их союзу относится весьма и весьма одобрительно. А с фронта всё нет никаких новостей, так что Лу Хань просто молчит и смотрит, как лето сменяется осенью, а осень – зимой. Они много и подолгу гуляют. Лу Хань старается говорить как можно меньше, но ему безумно нравится, как Сю Минь каждый раз настойчиво берёт его за руку, ничего не говорит о жёстких мозолях на ладонях, а лишь крепко сжимает его хрупкие пальцы и снова слишком громко рассуждает о деревьях и домах. Он страшно хромает, а ещё несколько странно говорит. Акцент незнакомый, и из-за него он проглатывает окончания. Лу Хань быстро становится знатоком молчания. Он почти никогда не говорит. Но иногда Сю Минь буквально заставляет его говорить, спрашивая о его мнении, и тогда слова слетают с губ Лу Ханя. Они неожиданны, и оба смеются, когда Лу Хань говорит, что деревья лучше войн, а дети лучше военных законов. Сю Минь в ответ даже не возражает. - Итак. Как ты стал генералом? – "И где твоя семья?" Сю Минь хмурится. - Удача, - медленно говорит он. Лу Хань прекрасный лжец; Сю Минь же – наоборот, самый худший из всех, когда-либо виденных Лу Ханем. - Это ведь не правда, не так ли? - Нет, - говорит Сю Минь, - но ведь и ты не был достаточно честен со мной, правда ведь? Кровь в жилах у Лу Ханя застывает, руки и ноги словно становятся ватными, мускулы коченеют. - Мне не важно, - быстро добавляет Сю Минь, обхватывая хрупкое запястье Лу Ханя. – Мы справимся. Лу Ханя словно выворачивает наизнанку. - Ты… - Мулан. Слово звучит твёрдо, чётко, важно, и почти отражается эхом в невозможном пространстве сада. Лу Хань молчит, просто кланяется и кивает – совершенный образец женской добродетели. - Мой дом будет закончен весной. Выходи за меня. Хуа Мулан. - Да.♦ ♦ ♦
Свадьба была симулирована выше всяких похвал. Лу Хань оделся самостоятельно, воздержавшись от помощи вездесущих служанок. Его мать спланировала каждую деталь; отсутствие семьи Сю Миня было прощено и почти не замечено. Сю Минь объясняет это тем, что война таки взяла своё, и мать Лу Ханя улыбается, прикрывая рот длинным рукавом, и желает им ещё больше здоровья и процветания. - Мы принесём почёт в вашу семью, - уверенно говорит Сю Минь. - Уже принесли. А на исходе зимы трубач приносит вести о маленьких победах на фронте и о захвате нескольких монгольских оккупантов. Тогда же Сю Минь наклоняется вперёд и целует Лу Ханя в присутствии пяти ликующих свидетелей.♦ ♦ ♦
Их первая ночь похожа на битву. Сю Минь яростно снимает с Лу Ханя каждый отдельный элемент его тяжёлого одеяния, срывая полоски шёлка с плиссированной юбки, и уже намного мягче распахивая воротничок у него на плечах. Лу Хань не сопротивляется, но и не пытается помочь ему, даже видя нарастающую дрожь в ногах Сю Миня из-за длительного стояния. - Ты такой красивый, - шепчет Сю Минь. - Скажи мне своё настоящее имя, - говорит Лу Хань. – Дай мне слово, чтобы кричать его сегодня ночью. Тело Сю Миня такое тёплое под его руками, и такое чувство, что под ласковыми кончиками пальцев даже дрожь в ногах начинает утихать. - Минсок. Ким Минсок. Я был слугой, которому просто посчастливилось получить титул и конницу. И историю. Лу Хань аккуратно расшнуровывает рубашку Сю Миня. - И никто не сказал и слова, когда ты вернулся? - А некому было что-то сказать. Я просто стал другим – взял чужое имя, Минсок исчез, - Сю Минь притягивает Лу Ханя ближе и сажает его сверху на себя, крепко сжимая его бёдра. Лу Хань вздрагивает всем телом и почти задыхается. – Сам знаешь, вокруг гуляет много разных имён. - Как думаешь, мы победим? Сю Минь тихо смеется: "Мы с тобой уже победили. Насчёт Китая не уверен".♦ ♦ ♦
Им даже не нужны отговорки, почему у них нет потомства. Одного взгляда на тело Сю Миня достаточно, чтобы отогнать любые расспросы. И Лу Ханю совершенно не хочется рассказывать кому бы то ни было, что тело Минсока вполне способно обеспечить Великий Китай будущими наследниками; это всего лишь ещё один маленький секрет, что они научились держать в тайне от всего остального мира. - Это место не подходит для мальчиков, - говорит Сю Минь одним утром, предлагая ему руку для прогулки. – Нам просто повезло. - Повезло, - эхом отзывается Лу Хань. Монголы пали несколько недель назад, но угроза войны до сих пор мелкими усиками пробирается в каждый дом. Базары пустуют, многие женщины тенью ходят в одиночестве, без верных мужей. Барабаны запрещены на музыкальных представлениях, и даже яркие дни празднования победы отмечены мрачными лицами и искалеченными телами. Слишком много воспоминаний. Слишком много пустых кроватей. - Да, повезло, - настаивает Сю Минь. – Всё благодаря тебе, Хуа Мулан. Лу Хань оглядывает их сад - цветы, что он посадил, уже превратились в ряд маленьких прорастающих побегов. - Скоро снова наступит весна, - тихо говорит он. – И снова на улицах появятся дети. - Этого не достаточно, - напоминает ему Минсок. – И никогда не будет достаточно. Они оба знают, о чём говорит Лу Хань. Война придёт вновь. Лу Хань и Минсок смогли спастись, но Китай – нет, ему не удастся спастись никогда. Минсок нежно целует его, запутываясь руками в мягких волосах. - Но, может, в один прекрасный день всё будет хорошо. И наш сад уже будет утопать в твоих прекрасных цветах. - Да, - твёрдо говорит Лу Хань, оглядывая просторы Китая. Их Китая, наполненного красными цветами лотоса. – Всё так и будет.