***
— Пушистик, что мне делать? Так ведь нельзя. Это ненормально. Я запутался. Кенма сидел за большим деревянным столом на кухне и пытался делать домашнее задание, но не те мысли все лезли и лезли.***
Лучшим расслаблением в данной ситуации была ванна. Медленно оголились острые плечи, стали видны тонкие ключицы, затем виднеющиеся ребра, выпирающие бедра, худые ноги, совсем юношеское тело с головой погрузилось в воду. «Как мне быть? Что же делать? Я никогда не испытывал такого чувства. Как так вообще получилось?» — мысль за мыслью мелькали в голове у парня, не оставляя того ни на секунду. Так в чем же дело? Что же за чувство? Любовь. Такое странное, необъяснимое чувство. Особенно странное, если ты влюбился в человека твоего же пола. Особенно странное, если этот человек — твой лучший друг, которому ты обычно мог все рассказать, но не в этом случае. Кенму не столь сильно волновало, что скажут люди, нежели то, что скажет сам Тетсуро. Промолчит, отвергнет, перестанет общаться, или же… ответит взаимностью? Нет-нет, он ведь не из этих. У Куроо ведь даже девушка была, но как-то не сложилось. Все эти варианты витали в голове связующего. Внезапно размышления прервал стук в дверь. — Кенкен, я дома. Ты здесь? Вылезай, я хочу с тобой поговорить. — Да, мам. На кухне его ждала мать и ужин. — Ты ведь хотела о чем-то поговорить? Женщина поставила тарелки с едой на стол и твердым голосом проговорила: — В общем, мы переезжаем в Лондон. Я знаю, тут Тетсуро, твоя школа, друзья, у тебя ведь есть друзья кроме Куроо? — Да… Ребята из волейбольного клуба. А можно узнать причину переезда? — Отцу предложили более оплачиваемую работу в Великобритании. У тебя будут 3 дня, чтоб распрощаться со всеми. — Вот как. Спасибо. Трапеза прошла в полной тишине. Она немного напрягала. — Спасибо за еду. На часах было уже восемь, а уроки все еще были не готовы. Быстро расправившись с ними, Кенма устало завалился на кровать и уснул. Но даже во сне не было покоя.***
— К-куроо… В общем… Я люблю тебя. — Ты мне отвратен. Уходи, я не хочу тебя видеть. Любовь между двумя парнями? Ты с ума сошел?***
Кенма проснулся в холодном поту. Слава богу, это был лишь сон. Одна только мысль об отказе заставляла парня испытывать неимоверную боль, которую он пытался тщательно скрыть под маской безразличия. Хотя эта маска и так не сползала почти никогда с его лица. Приняв все водные процедуры, позавтракав на ходу, Козуме вышел из дома, где его уже ждал Куроо. — Привет. Выглядишь уже лучше, — парень улыбнулся своей привычной улыбкой. Ох, если бы он знал, как сеттер нуждается в этой улыбке. Как же он желает видеть ее рядом с собой, просыпаясь по утрам. Как не может оторвать от нее взгляд, но приходится. — Ага. По дороге Тетсуро все время что-то говорил о новой стратегии, матчах, но для Кенмы это было не столь важно. Ему важнее было видеть самого капитана — его взгляд, его улыбка, как всегда взъерошенные волосы. — Куроо. — Козуме застыл на месте. — Да? Что такое? Взгляд был устремлен на ноги, но глаза глядели в пустоту, душа разбивалась на куски, но сказать пришлось: — Мы с родителями уезжаем. У меня есть 3 дня, чтоб попрощаться. — Вот как. Ну, тогда мы еще успеем попрощаться. Выше нос, Кенма. Это еще не конец. « Хах, мы больше никогда не увидимся, а ты так спокойно воспринял это. Даже пытаешься утешить». — Да. Может, еще увидимся. «Может». — Больше позитива, Козуме Кенма. Ты ведь не умирать едешь. Найдешь в другом городе себе друзей, а с тобой мы и по телефону сможем переписываться. Кстати, куда едешь? «Телефон… несмотря на всю свою любовь к телефону, твою улыбку я люблю больше. И зачем мне другие друзья, если есть ты?» — Да. Не умирать. В Лондон. Отцу предложили там престижную работу. — Это ведь замечательно. Потом еще будешь подтягивать меня по английскому. Уже возле классов парни разошлись. Уроки тянулись медленно, клубные занятия проходили незаметно, пора бы домой. Конец первого дня. Опять утро. Опять назойливый будильник. Опять завтрак на ходу. И опять эта улыбка. Такая дурманящая, несравненная, любоваться бы ей вечно. Опять эти бессмысленные разговоры, школа, учеба, клуб, домашнее задание. — Гин, я не хочу уезжать. Очень не хочу, Гин. Белый кот мурчит на коленях хозяина и кивает, будто понимая все. — Пушистик, что мне сделать, чтоб остаться? Там все мне чуждо. Мне везде чуждо, где нет его. «Ты ведь не умирать едешь» — эта фраза прокручивалась в голове снова и снова. — А если… это единственный выход? Гин печально смотрел на своего хозяина. Конечно, ведь он просто кот, его никто не послушает. Все что он может — слушать то, чего Кенма не может рассказать даже своему лучшему другу. Пора спать. Пора, но не спится. Парень все ерзает на кровати из-за плохих мыслей. «Ты влюбился в парня, такого не может быть. Глупая ошибка природы, таких сразу уничтожать надо. Глупый, глупый Кенма. Ты дал волю своим чувствам, хотя сам не хотел никогда влюбляться». Ночью он так и не уснул. В шесть уже начало светлеть, а Козуме уже был на ногах. Сегодня был третий, последний день. Школы не было, можно было последний раз прогуляться по Токио, чтоб запомнить этот город, этот отдельный мирок. Ливень. В такое ранее время людей очень мало. Маленькие капли стекали по высветленным волосам и лицу парня и падали на толстовку, но ему, видимо, все равно. Одежда вся промокла, а Кенма так же продолжал двигаться куда ноги несут. Вот уже и другой конец города, никто из знакомых тут не живет, не увидит и не узнает. По крайней мере, сейчас. Юноша заходит в подъезд какой-то многоэтажки и поднимается на последний этаж. Пустой взгляд, глаза, будто кукольные и мелкие слезинки на глазах. Он не хочет уходить, но приходится. Лифт сначала спускается на первый этаж, но вскоре уже поднимается на последний — двадцатый. Ветер безжалостно бьет в лицо парню, дождь тоже не жалеет, они, словно кричат ему: «Нет, постой, остановись, у тебя ведь еще все будущее впереди», но Кенма не слышит. Сейчас он последний раз смотрит на этот мир с такой любовью и печалью одновременно. Последний миг, прыжок… Знаете, жизнь — не для всех. Ну не для всех она. Когда дети убивают себя, это грустно, ведь они мало попробовали, но жизнь — она как кино. Если ты высидел уже больше половины, и все было хреново, то вряд ли под конец все преобразуется. Опять дождь. Люди в черных костюмах несут гроб, другие же молча сопровождают товарища/сына. Нельзя плакать. Тетсуро молча стоял, смотрел за всем этим, но вроде отсутствовал. Маленькая часть внутри него умерла вместе с Кенмой. Последние слова о погибшем. Куроо приблизился к бездыханному телу. Козуме по-прежнему выглядел словно кукла. Сломанная, но все же кукла. Чем бледнее эта кукла была, тем больше нравилась Тетсуро; глаза, которые больше не откроются, не увидят его улыбку, губы, маленькие, немного синеватые, тонкие руки, ноги. Котик почти не изменился, но познал часть боли и отчаяния этого мира. Легкое касание губ в лоб, почти неощутимое, такое невинное и светлое. Дождь усилился; все большее расстояние между двумя возлюбленными, которые так и не смогли рассказать о своих чувствах друг другу. Вот чем все закончилось. Прошло 10 лет. Во дворе бегают счастливые детишки, а за ними наблюдает их отец. — Такие забавные, правда ведь? — светловолосая девушка с ласковым взглядом и карими глазами подходит к своему мужу и обнимает его. — Конечно. — Высокий, статный мужчина с черными, как всегда немного растрепанными волосами и черными глазами. — И ты у меня такая забавная, — он приобнимает девушку за талию и целует в макушку. Семейство Куроо, такое счастливое и почти беззаботное, но мало кто знает, что творится с его главой, когда он наедине. Был поздний вечер, Тетсуро сидел около могилы, отдаленной от остальных. Она находилась почти за кладбищем, такая одинокая, отчужденная, каким был Кенма. Парень приклонил голову перед его покойным другом, и с его уст вырвалось тихое «Прости», а в руках он сжимал небольшую бумажку. «Я не встречал души прекраснее твоей, И сколько б не прошло этих несчастных дней, Я буду помнить то, как вместе мы болтали, Клялись любить и никогда не предавали. Мы зажигали огоньки любви в своих погасших душах, И уверяли, что никто другой нам никогда не будет нужен. Любви конец всегда несчастен и печален, Он разбивает сердце на куски. Я буду холоден и так отчаян, Как был бы холоден, тебя я разлюби. »