I don't want...

Весы — это зло в маленькой железной коробочке. Потому что, когда Хансоль взвешивается и молится всем богам, которых только знает, цифры всё равно бегут как сумасшедшие. Он опускает взгляд вниз и в спешке спрыгивает на пол. И ничего будто не случилось. Хотя, очень хочется пошутить, что живот обзору пока что не мешает, но это тот случай, когда уже не очень смешно. Наверное дело в носках. Определённо. Носки летят под кровать и всё начинается снова. Стрелочка слегка колеблется, но конечно же доходит до той же отметки, что и раньше. Хансоль не отчаивается: он вспоминает, что на нём ремень с железными вставками и джинсы — огого весу-то. В итоге на Хансоле остаётся одна только длинная майка до половины бедра, но он «избавился» почти от половины килограмма. Прелестно. Он, как загипнотизированный, смотрит на мигающие цифры, поэтому, когда позади кто-то вздыхает, дёргается и на развороте чуть ли не спотыкается о собственную ногу. — Извини, что помешал твоему стриптизу, но ты бы на время хоть смотрел, — Бёнджу стоит, опираясь спиной о дверной косяк и невозмутимо так разглядывает его. И видимо давно стоит, и давно разглядывает. — Д-да, я сейчас, — бурчит Хансоль, густо краснеет и судорожно натягивает на себя штаны. Он и забыл, что они договорились вместе пообедать. Правда изначально Хансоль договаривался с Теяном, это потом как-то прилип Чихо, Биджу, а за ними, конечно же, неотъемлемая часть их компашки — Сангюн, возможно ещё кто-нибудь подойдёт, но и так уже понятно всё. Сегодня опять кто-то опозорится. Хансоль бы предпочёл есть один, ну или вот Теян же хорошая компания (была). Просто краснеть и поновой объяснять официанткам, почему Сангюн засовывает в нос чужую трубочку от стаканчика, как-то не хотелось. Они вообще классные ребята, но иногда слишком уж дети (Хансоль высокомерно считает себя более рационально мыслящим человеком, игнорируя тот факт, что на него внимание обращают не реже, когда он ржёт на весь зал с этой же самой трубочки). Всё оказывается не так уж плохо — ребята сегодня не выспались, даже двигаются с трудом. Что уже говорить о всяких пакостях. Хансоль провожает печальным взглядом чей-то поднос с ароматными рёбрышками, понимает, что нет, не сегодня и заказывает салат и сок. На него смотрят все. Смотрят внимательно, как овощи отправляются к нему в рот и Хансоль тоскливо жуёт, не вглядываясь в тарелку. — Что? — недовольно спрашивает он, снимая с одногруппников оцепенение. — Ты здоров? Может болит там чего? — осторожно спрашивает Чихо и тянет руку ко лбу приятеля. Хансоль брезгливо уклоняется и отмахивается от него. — Нормально всё со мной. Просто очень. салат хороший, — буркает парень, пытаясь найти в тарелке что-нибудь не зелёное и не красное: красное ещё хуже. — Ага, конечно, — подаёт голос Бёнджу, даже не пытаясь скрыть насмешку. Хансоль прожигает его взглядом, предупреждая, что свой язык ему лучше прикусить и засунуть куда подальше. Но Бёнджу и так не собирается ничего говорить: это же такое удовольствие, иметь возможность поддевать Хансоля чем-то, чем не могут другие. Первую неделю все только удивляются и посмеиваются, но дальше Хансоль начинает вызывать одно беспокойство. — Я не ем рыбку, потому что она противная, — пожимает плечами Хансоль, попивая какую-то отвратную зелёную массу, даже не морщась. — Я не ем мяско, потому что мне жалко животных, — продолжает Хансоль, заедая свои слова сельдереем. — А конфеты? — Надоели, — бесчувственно говорит он, будто забыв, что это вообще такое. Теян предлагает сходить в церковь поставить за Хансоля свечку: вдруг поможет? Ну, если все вместе соберутся и помолятся, конечно… Пиздюли ему помогут, хочет сказать Бёнджу, когда смотрит на посеревшее лицо больше нифига не жизнерадостного парня. Вопреки своим ожиданиям, Хансоль не теряет практически вес, только в глазах темнеет чаще и сил нет абсолютно. Это расстраивает его, но не настолько, чтобы отчаиваться. Он забывает сказать, что его слабость переходит в нечто большее и по стеночке доползает до комнаты — как-то это уже нехорошо. Он стыдливо опускает глаза, когда Бёнджу, скрестив руки на груди, укоризненно смотрит на него. Такое происходит со старшим каждое лето и Бёнджу всей душой ненавидит это время, потому что ничему его хён не учится. Хотя обычно это проходит куда быстрее. Приходится приглядывать за ним. Так утомительно. — Иди сюда, идиотина, — он помогает старшему дойти до комнаты, и тот виснет у него на шее, чувствуя, как начинают слезиться глаза. Бёнджу усаживает его, строго просит подождать и возвращается вскоре с подносом еды. Хансоль сразу же воротит нос и отрицательно мотает головой, что начинает бесить парня ещё больше. — Либо ты ешь сам, либо я привязываю тебя к стулу и кормлю, — он двумя пальцами сжимает щеку Хансоля и сильно тянет. Хансоль ноет ещё немного, но только себе под нос, не поднимая глаз на Биджу. Подумать только — Бёнджу волнуется! Он и серьёзным-то бывает через раз. В итоге Хансоль, конечно, поднимает белый флаг и берётся за еду. Его пугает перспектива, что остальные тоже решат проявить к нему такую заботу, а куча взрослых парней с ложками и подносами еды — это уже не шутки. — Ты ешь или ложку облизываешь? Ешь нормально! — А ложку почему нельзя облизывать? — Хансоль намеренно медленно проходится по металлу языком, щуря глаза. Бёнджу мысленно воет. Чисто от злости, честно. — Дай сюда, — просит он, выдирая из чужих рук ложку. Хансоль, понимая, что его саботаж сработал и ещё как, продолжает выделываться, то наклоняясь слишком близко к младшему и удерживая зрительный контакт, то облизывая губы. Бёнджу терпит, но когда хён доедает, даёт ему ложкой по лбу и молча уходит. Это не устраивает Хансоля и он с новыми силами (но придерживаясь стены) хвостиком отправляется за младшеньким. Бёнджу моет посуду — Хансоль подбирается сзади и опускает голову на плечо (что очень непросто, потому что Бёнджу, гад такой, выше). — Не подлизывайся. Хансоль молчит. Обвивает его руками, сильнее жмётся и молчит. — Эй, посмотри мне в глаза, — Бёнджу пытается развернуться, и Хансоль с большой неохотой отпускает его. Он смотрит на Хансоля строго, так, что коленки поджимаются, а потом вдруг улыбается. Да так, что у Кима немножечко колет в сердце и совсем капельку обжигает внизу живота. Он щурится, когда Бёнджу касается его, приобнимает, но руки сползают ниже. — Ну вот зачем тебе это? По-моему, у тебя шикарная задница, — и, чтобы подтвердить свои слова, парень сжимает упругие половинки, вынуждая старшего пискнуть и прижаться к Бёнджу. — Без тебя знаю, — подавляя дикое смущение, бухтит Хансоль ему в плечо. — В общем, не делай так больше, Солли, — Бёнджу напоследок легонько чмокает хёна в алое ушко.