Soukoku

— Ускоряйся, ну же! Неужели тебя этому не учили! — гневно вскрикивает он, часто дыша и пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. Девушка нервно вздрагивает, возбуждённо прикусывая губу, наполняя комнату неприличными звуками, от которых смущение незамедлительно появлялось на лицах. Румянец на её щеках, возбуждённый взгляд и покрасневшие ягодицы, спутанные коричневые волосы. Стоны, стоны, несдержанные шлепки, возбуждение, уничтожающее контроль над собой окончательно. Одежды на полу и смятые простыни, запах алкоголя. Так было каждый раз. Каждый раз, когда что-то значимое случалось в жизни Чуи, он приходит к ней, заставляя её цепляться пальцами за простыни и звать его по имени. Это было незабываемо для неё и отвратительно для него. Но он ничего, совершенно ничего не мог поделать с собой и диким желание овладеть и подчинить эту брюнетку с короткой стрижкой и маленькой грудью. Довести до оргазма, заставить молить то ли о пощаде, то ли о продолжении. А в моменты, когда его истинные желания брали над ним верх, он пытался придушить её, возбуждаясь сильнее обычного.  — Ну же, не бойся, — рука его с некой толикой ласки опускается на волосы девушки, чуть сжимая их, — чем быстрее ты двигаешься, тем больше ты мне нравишься. Ты же помнишь, почему я выделил именно тебя? Глаза их встречаются, она ожидает увидеть там возбуждение, но видит только гнев и некое отвращение. — Сегодня ты не похожа. Он делает глоток вина, так необходимого ему сейчас. Иначе он ничего не почувствует, она не станет похожа на того, кого бы он хотел видеть вместо неё, даже улыбка её неправильна, не та, всё не то. Почему он раньше не замечал этого? Ничего….ничего… Сейчас, когда вино разойдётся по его телу, появится и желание, и смущение, и, наконец, схожесть.  — Дейзи…дейзи, — рука в чёрной перчатке переплетает свои пальцы с пальцами женщины, которая так хочет понравиться ему, — ты просто замечательная, ты….ох, ты…скажи то, что я больше всего хочу от тебя услышать. Её губы мягкие, податливые и такие сочные. Он улыбается, позволяя её руке свободно гулять в его рыжих волосах, а губам её ласкать его губы, в конце углубляя поцелуй, дабы почувствовать себя максимально хорошо. Он закрывает глаза, и в его голове Дейзи превращается совсем в другого человека, однако, имеющего имя на ту же букву.  — Прости меня за предательство, я трус, я сбежал и бросил тебя одного там, — шептали губы девушки, вызывая у парня прилив возбуждения. Она знала, что последует за этим, она знала, что в такие моменты надо держать кинжал наготове или что-нибудь другое, что спасло бы ей жизнь от безумного темпа и глаз, наполненных яростью и слезами, пальцев рук в чёрных кожаных перчатках, которые, сжимая, надавливали на горло. Это пытка. Попытка бегства от реальности, от того, чего желаешь больше всего, но не можешь превратить в жизни. Попытка спасти свой разум через секс, забывая о том, что душа всё такая же замёрзшая, пустая, зацикленная на одном месте. Будто все моменты, связанные с ним, включили на повтор, сломав кнопку «стоп». Но и момент забытья приходит к концу, когда девушка встаёт с постели, начиная собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. Она молчит, лишь только потирает красные следы на своей шее, пока Чуя заливает себя вином.

Паутина встреч, разговоров, эмоций и случайных или преднамеренных касаний.

«Когда ты выпиваешь, ты становишься эмоциональнее», — проносится в голове, заставляя парня сделать ещё один глоток. Жалкая попытка затушить пламя, разгоревшееся в груди, вином. Он надеется, что вино станет водой, что затушит, но оно становится бензином, заставляющим языки пламени расти, не давая покоя сердцу.

Запутанность моего существования. Хождение кругами, пересечение границ. Гнев и любовь, нет, ненависть разрывает сердце. Безмерное ожидание.

Нет сил, нет возможностей и желания оставаться в комнате, где пару минут назад он ласкал под собой юное женское тело, вид которого его больше не привлекал. Шорох одежды, тишина. Да, пожалуй, здесь теперь стало относительно тихо, если не считать стонов и шумов в других комнатах. Забыть бы всё. Холодный ночной ветер, пробирающий до костей, встречает его, то ли дразня, то ли пытаясь отрезвить. Только вот одного этого порыва не достаточно, чтобы разум поборол сердце, над которым так долго и жестоко издевались. Губы его растягиваются в ухмылке. Каким же надо быть дураком, чтобы довести себя до такого состояния, когда прелести жизни оставляют тебя равнодушным, замёрзшим от полного беспорядка, который ты сам себе устроил? Не надо ничего, совсем ничего. Ничто не спасёт его от той цели, которая родилась в его голове пару минут назад. Хотя нет, не так, она преследовала его всё то время, когда Дазай покинул мафию, предав его. От любви до ненависти один шаг. Предательство — тот самый шаг, который послужил поводом для перекрашивания их отношений в ещё более темный цвет. Двойная тьма, покрываясь ненавистью к себе и Дазаю, презрением и безмерной агрессией, стала тройной, заключив в себе весь тот негатив, который нёс в себе всё это время Чуя. Даже сильный человек может сломаться. Даже механизм, сделанный из прочнейшего материала, может сломаться. Никто не является исключением. Всё же должен был наступить тот момент, когда Чуя больше не выдержит этого коктейля из боли, насмешек и осколков прошлого, убивающего всё человеческое в нём, оставляя только агрессию и желание убивать, поквитаться и маячащий на задворках сознания вопрос «За что?». Любая попытка вернуться в прежнее состояние заканчивалась слезами, бутылкой вина и сжатыми кулаками.

Если захотелось прекратить свою жизнь по сценарию, есть утешение, способное поменять твой душевный настрой и образ мыслей, — избавься от причины этого.

Проводить часы в одиночестве, упиваясь собственным превосходством и всем, что натворил за свою жизнь, одно из лучших занятий, когда заняться совсем нечем. По крайней мере, для Дазая. Сегодняшний вечер был для него просто потрясающим. Всё шло именно так, как он планировал, как он хотел. Тысячи мыслей крутились в его голове, среди которых были и те, что относились к Чуе. Дазай изучил его, выучил привычки, предпочтения и умело играл на струнах его души, наслаждаясь его реакцией. Он и сам не заметил, как Чуя занял некую нишу в его сердце, вызывая ряд противоречивых эмоций при каждом упоминании о себе.  — Ты здесь! — прозвучало в прихожей.

Наконец, дождался.

 — Да разве ты знаешь, что ты натворил с моей жизнью? Ты знаешь, сколько всего я вынес из-за тебя? Знаешь, сколько раз напивался, чтобы забыть всё, что связывало меня с тобой!  — Столько же, сколько я пытался совершить суицид, — лениво отозвался Дазай, — ты уж проходи, выпивки не предложу, ты и так достаточно набрался, уж извини.  — Хватит! Хватит придуриваться, — рука в кожаной перчатке уже на горле, — будь серьёзным со мной. Сегодня я раз и навсегда решу свою проблему. Я не могу жить, пока существуешь ты. Понимаешь, что это значит? Ты не дождёшься той, что решится на двойной суицид с тобой. Взгляды их встречаются. Ни один не уступит, не позволит другому взять верх. Они слишком долго знакомы, слишком много знают друг о друге.  — Накахара… — губы Осаму расползаются в поистине дьявольской улыбке, — ты…  — Я не могу найти тебе замену! — пальцы неистово сжимают горло, — я не могу… не могу…не могу привыкнуть…свыкнуться с твоим предательством! Повисшая тишина ничуть не напрягает. Каждому есть о чём подумать. Каждого из них ждёт красный свет и циничное будущее. Рука сжимается ещё сильнее, пальцы впиваются в бледную кожу. В пьяном восприятии Чуи сейчас всё иначе, но всё же он понимает, что не может. Не может, не сможет и не смог бы тогда, когда перед ним была такая прекрасная возможность лишить Осаму жизни. Его трясёт. Свободной рукой он так предательски выступившие слёзы пытался спрятать, убрать. Надо собраться, надо довести дело до конца, а не впадать в истерику сейчас, когда нить жизни единственного врага находится меж лезвиями ножниц.  — Я. — Заткнись! Сдохни! — Я зна… — Я не хочу тебя слушать! — Я знал. Ты не смог бы убить меня, я слишком хорошо тебя знаю. И сейчас ты закрываешь своё лицо тыльной стороной ладони, а не так, как делают все. И ты ненавидишь слёзы, себя и меня.  — Ты меня, — рука безвольно опускается, цепляясь за одежду Дазая, — сломал.  — Ну же, взгляни на меня, рыжая коротышка, — колючий взгляд синих глаз, заполненных слезами, встречается со спокойными карими глазами.

Это безумие, эта боль, в агонии их душ тела были единственным ответом.

Сперва как-то несмело, а после всё ярче, быстрее и яростней цеплялись друг за друга, пытаясь спастись, найти ответы на все вопросы и перестать быть друг для друга мучением, превратившись в удовольствие. Жаркое дыхание, губы на шее, руки в волосах, непривычная близость.

Пока твой разум в оковах, твоё тело не может быть ответом, освободившись, ты понимаешь, чего хочешь на самом деле.

Неважно где чья одежда, руки, ноги, важно только то, что они вместе и это попытка хоть немного залечить раны, которые они наносили друг другу и себе всё это время.

Каждое прикосновение сокровенно.

Постоянный зрительный контакт, переплетение пальцев, упавшая шляпа и смех. Всё это так странно, эфемерно, будто сон. Никаких слов, только стоны, слетающие с губ да шорох оставшейся одежды. Никакого стыда, только до невозможности сильное желание быть прямо сейчас вместе, овладеть. Не нужна больше никакая замена, никакая девушка с такой же стрижкой и цветом волос не смогла бы заменить то, что сейчас смотрело на парня до жути возбуждающе, облизывая пальцы, которые спустя пару мгновений вырвали крик своим проникновением. Горячо, жарко, адски, туго, узко, но так приятно, что забываешь обо всём.  — Смотри на меня, — слетает с губ Накахары, прежде чем его стон нарушает тишину квартиры, — хватит…уже. Осаму довольно хмыкает, нависая над парнем. Завораживающий взгляд из-под приоткрытых глаз, влажные губы, часто вздымающаяся грудная клетка с горошинами затвердевших от возбуждения сосков. Тонкие холодные пальцы, изучающе прогуливающиеся по телу, заставляя вздрагивать при каждом касании. Мокрые поцелуи и руки, со всей силы прижимающие к себе. Хотелось больше, как можно больше и как можно скорее. Больно, чертовски больно, но он так этого хотел, что сам насаживается полностью. Это лицо…странное, красивее, чем обычно, а прикушенная губа заставляет наращивать темп. Нет больше терпения, нет слов, слёз, мыслей. Быстрее, быстрее, ещё быстрее, так, чтобы сорвало крышу, чтобы на теле остались синяки, а на шее такие засосы, что не сходят неделями, чтобы была расцарапана спина, а задница болела так, что приходилось бы садиться только на мягкие стулья. Единство, умиротворение, лёгкость тел — всё это будет так недолго, что стоит впечатать этот момент в свою память, пока они ещё снова не враги, пока они ещё не по разные стороны баррикад, пока доселе невысказанная фраза чётко отражается в сознаниях обоих.