(Само)убийство

Впервые Дазай узнает о ее существовании, когда Гранина, находясь в другой стране, почти на другом конце мира, нажимает на клавиши телефона ослабшими узловатыми пальцами. Длинные протяжные гудки испытывают ее решимость, веру и надежду. Девушка вздрагивает - слышится щелчок снимаемой трубки и радостный голос мужчины сообщает, что она попала в "то самое" детективное агентство. - Здравствуйте. Мне нужно услышать Юкичи. Пожалуйста. Это очень важно. - она старается, но голос ломается, как лед покрывается трещинами. Слова путаются. На секунду забывается, начинает говорить по-английски, но тут же исправляется, переходя на японский. Незнакомец, рассыпаясь извинениями, отказывает. Очевидное, но она не сдается. - Я могу лишь надеяться, что вы передадите ему это короткое сообщение. Алесь* скончался. Теперь я единоличный владелец "Книги". Без "Все люди равны", мне с ней не справиться. Скажите, что его искала Дана - он поймет. Дазай едва заметно напрягается, выпрямляя спину, сидя в кресле. Ищет подвох. Абы кто не мог это знать. Но он обещает исполнить такую маленькую, незначительную на первый взгляд просьбу. Дана была права - Фукузава понял. Глава агентства хмурится и просит Харуно найти номер девушки в определителе телефона. И ближайший рейс до Японии из России. *** Девушка кутается в пуховую шаль, замирая в одном положении, стараясь сохранить тепло и остатки энергии в измученном теле. Ее маленькие ладошки не просто холодные, они ледяные, словно держала их в речной проруби. Вены толстыми шнурами вспучивают тонкую кожу на руках. Осаму даже кажется, что он видит как они пульсируют, гоня кровь от кончиков пальцев. Ему пришлось постараться, чтобы найти на кухне брошенную кем-то кружку из толстой керамики. Зато теперь он чувствует удовлетворение, мелкое, незначимое, когда наблюдает за тем, как лунки ногтей у Даны заметно розовеют. Не исчезают белые пятна и борозды с их поверхности. Но это куда лучше, чем ничего. Гранина прячет за щеку пару кубиков рафинада, сдувает пар, цедя чай маленькими глотками. Бабушкины привычки, не иначе, сказали бы в России. Здесь, в Йокогаме, она выглядит заблудившейся леди из пятидесятых-шестидесятых, в своем коричневом платье чуть ниже колен в белый горошек и накрахмаленным воротничком. Пахнущая той самой знаменитой "Красной Москвой", шипровой, горько-пряной. Даже в сумочке хранится крошечный флакончик с красной крышечкой-куполом. - Спасибо. Голос ее едва слышен. Бледные, покрытые сухими корочками, губы наливаются алым цветом, словно спело яблоко, от горячей воды. И все равно остается тусклым, почти монохромным силуэтом, девушкой со старой фотокарточки. Дазай хочет распустить ее волосы, собранные в низкий пучок, узнать насколько они длинны, посмотреть как солнце будет играть бликами в русых волосах, расчерченных седыми прядками. Хочет вернуть румянец на эти заострившиеся скулы, осунувшиеся щеки. Только глаза Даны остаются яркими - блестят яркими стеклами, как у фарфоровой куклы. Осаму очарован цветом небесного аквамарина. - Так легче? - спрашивает он, касаясь ее запястья. Вокруг его собственных рук вьются ленты с аккуратными иероглифами. Фукузава говорил, что это послужит горькой пилюлей для нее, поможет прийти в себя от тяжести дара. Девушка склоняет голову к плечу, прислушиваясь к себе, к ощущениям внутри, прежде чем ответить. Отнимает руку от нагревшейся керамической кружки, доверчиво сжимает ладонь Дазая. - Самую малость. На ее лице появляется слабое подобие улыбки. Дана невольно расправляет плечи, делая глубокий вдох и шумно, тяжело выдыхает, словно избавилась от неподъемной ноши на своих плечах. Надоедливый зуд появляется у мужчины в солнечном сплетении. Он узнает это чувство. Нездоровое любопытство. Осаму не смотря ни на что хочет знать, что из себя представляет "Блокадная книга" Даниилы Граниной. *** Брусчатка мостовой отражает цокот ее каблучков и стук простой трости, что можно купить в любой аптеке. Дазай, как истинный джентльмен, подставляет ей сгиб локтя, позволяя опираться на него. Дана с благоговением смотрит на ленту реки, окрашенную в алый и золотой, цвета заходящего солнца. Ее не волнует прохладный ветер треплющий длинную, до щиколоток, юбку, выбившуюся из прически прядку у виска. Рука сама тянется заправить ее за ухо, чем вызывает недоуменное смущение девушки. Дазай целомудренно касается губами ее пальцев. Улыбка сама по себе появляется на его лице. - Не окажете ли мне честь, совершив со мной двойное самоубийство? Кровь отхлынула от лица, возвращая Дане ее болезненную бледность. Вырывает руку, баюкая ее у груди. Морщится, словно ей плюнули прямо в лицо. Эта не та реакция, которой он ожидал. - А ты тот еще себялюбец, Дазай-сан. - Она разочаровалась в нем. Это слышно в ее голосе. - Я буду жить не смотря ни на что. Не прерву свою жизнь ни физически, ни духовно. Готова поклясться, что ты вредил только своему телу. Что насчет барбитурата* для души? - Я не прочь попробовать его. - Тогда закрой глаза. - и Осаму выполняет эту просьбу. Чувствует как лица коснулись ее холодные ладони. Вокруг ее рук взвились ленты и ветер поднявшийся от них объял его коконом. Мужчина мгновенно оседает, почти падает, подсеченный неведомой рукой. И только Дана успевает его подхватить, чтобы мягко усадить на землю. Для нее, для окружающего мира проходит не больше пяти секунд - Дазай приходит в себя. Он немного растерян, но поняв, что все вернулось на круги своя, начинает смеяться. Беззлобно, искренне, смахивая скупые слезинки. - Книги... Как можно бросить Достоевского?* Чуть не помер, а он о книгах! Это уму непостижимо! - Уж какие есть, Дазай-сан. - девушка устало садится рядом. - Мы с Алесем были как две половинки обложки "Блокадной книги". Это позволяло нам жить своей обычной жизнью. Не терзаться чужими воспоминаниями, запечатленными на страницах дневников. Но теперь его нет, и даже я не знаю, какая страница выпадет из переплета человеку, которого я коснусь. - Это иллюзия? Или нечто похожее на внушение? - Без понятия. - Дана пожимает плечами, слабо улыбаясь. - Но остаться равнодушным невозможно. Не так ли? - Верно. И много их у тебя? - Восемьсот семьдесят два дня помножить на более чем миллион человек... Боюсь, мне и всей жизни не хватит, чтобы ее прочесть. - эспер криво дергает уголком рта, всплескивая руками, намекая, что и пальцев для счета ей по любому не хватит. Дазай ерошит ей волосы, превращая прическу с птичье гнездо, игнорируя ее попытки отстраниться. - Я хочу прочесть их вместе с тобой.