Перчатки

— ...Вы знаете, что есть там и что есть кто-то? Там есть — будущая жизнь. Кто-то есть — бог… — говорил разгоряченно Пьер, активно жестикулируя своими пухлыми белыми руками. Князь Андрей не слушал. Вернее, он с упоением вкушал голос Пьера, совершенно не вникая в смысл произносимого. Он любовался таким увлеченным блеском его глаз, то и дело скрывающихся за отблесками заходящего солнца в круглых линзах его очков. Ах, как же он скучал по этому по-детски наивному и милому лицу! Пьер так неловко пытался напустить на него серьезность, подчеркнуть значимость своих слов, что у Андрея сердце сжималось от умиления. Вдруг Пьер запнулся, как бы смутившись. Андрей понял, что уже несколько минут уж слишком неоднозначно смотрит на своего друга. Он нервно отвернулся, переведя свой взгляд на красный блик, мерцающий на водной глади. Пьер, по-видимому, решив не придавать этому значения, продолжал воодушевленно излагать ему свои новые, так же, как и он сам, наполненные добротой и наивностью масонские истины. Волны, тихо шелестя о дно парома, казалось, нашептывали Андрею его самые сокровенные мечтания, которым он некогда предавался, надеясь на будущую встречу с Пьером. Чем дольше Андрей пытался отогнать от себя эти мысли, уговорить их подождать, тем невозможнее было противиться им. Андрей всё чаще бросал на Пьера взгляды с каждым разом возрастающей продолжительности. Князь с все тем же умилённо-нежным чувством отмечал про себя то, как Пьер, поначалу полностью поглощённый своей исполненной не веры, но искренней надежды на отклик речью, постепенно стал всё чаще сбиваться с мысли, встречаясь с ним глазами. Он всё чаще хмурился и смотрел уже не на Андрея, а куда-то в сторону, пытался сосредоточиться на ускользающих мыслях и тут же сам украдкой кидал взгляд на Андрея, чтобы проверить, не смотрит ли он так снова. Это продолжалось несколько минут. И когда казалось, что раскрасневшийся Пьер вот-вот прервёт свою и без того уже рассыпающуюся на бессвязные куски речь и спросит, что Андрей, молчавший всё это время, об этом думает, он решил действовать. Князь Болконский резко развернулся, одновременно подступив к графу Безухову гораздо ближе, чем положено сближаться князю и графу в приличном обществе. Андрей посмотрел прямо в глаза Пьеру и с легкой внутренней улыбкой умиления отметил растерянность в его глазах, быстро сменившуюся каким-то сомнением. Не давая Пьеру опомниться, князь Болконский, нежно коснувшись рукой его мягкой, округлой щеки и выдержав небольшую паузу, как бы наслаждаясь мгновением, быстро и страстно поцеловал его. Несколько секунд пребывая в полнейшем недоумении, Пьер опомнился и отшатнулся. Андрей с интересом наблюдал, как в глазах молодого графа чувство глубокого удовлетворения сменилось сначала намёком на страсть и тут же страхом и досадой. Пьер, нахмурившись, отвернулся. Помедлив, Болконский подошел к нему и нежно прикоснулся к его большой, мягкой руке, которой тот оперся на перила парома. Пьер отдёрнул руку. Андрей поморщился, догадавшись, в чём дело, но тут же вновь постарался вернуть ласковое выражение лица и вопросительно взглянул на Пьера. — Понимаешь… Я не могу… Это… неправильно. Мерзко. Грешно. Это все должно остаться в прошлом, понимаешь! — начал тихо и чуть не крича закончил граф Безухов, смотря на Андрея с таким видом, с каким мог смотреть только человек, внутри которого случается какое-то важное противостояние. Напустив привычную ему ироническую маску на лицо и даже слегка закатив глаза, Андрей спросил: — Разве хоть в одном масонском кодексе сказано о том, что близкая связь с одним любимым человеком способна разрушить замысел божий и всеобщее благополучие? — Н-нет, но… но как ты не понимаешь, что такая связь… неправильная?! — Пьер вдруг осекся, посмотрев в сторону, где ждали с повозками слуги, и перешёл на пониженный тон, — Я дал себе и своим братьям слово, что очищусь от скверны и буду вести праведную жизнь, наставляя других на тот же путь! — Скверна. Так, значит, ты теперь меня определяешь? — изобразил притворную обиду смеющийся глазами Андрей. — Нет, что ты! Но… не подобает мне теперь иметь с кем бы то ни было связи, я должен быть верен одной до конца. — И кому же, позвольте полюбопытствовать? Уж не прекрасной ли княгине Элен? — продолжал иронизировать Андрей. — Но я должен быть верен жене… — И поэтому ты её уже третий год как не подпускаешь к себе? — Нет, это совсем не при чём! — Пьер уже срывался на истерику от безысходности своего положения. — А я тебе говорил, чтобы ты никогда не женился, — победоносно подытожил князь Андрей. Пьер в бессильной ярости снова отвернулся. — И потом, насколько я знаю, масоны касательно этого вопроса ни слова не говорят ни о необходимости соблюдения брачных уз, ни о порицании… нестандартных связей, — с напускной уверенностью выстрелил наугад Болконский, предполагая это лишь на основе того, что вкратце пересказывал ему некогда один состоявший в франкмасонской ложе товарищ. — Но… но ведь перчатки мне женские дали! — вдруг нашелся граф Безухов, для которого, казалось, уже не так важно было доказать Андрею что-то, но скорее доказать себе, что его бывшие связи с Андреем, которые он некогда причислил к разврату и греху, ими и являлись. — А давай их сюда! — вдруг с вызовом сказал Болконский. — З-зачем? — смутился Пьер, машинально потянув руку к одному из карманов. Андрей победно улыбнулся, верно рассчитав, что Пьер обязательно будет носить эти особые перчатки повсюду с собой, боясь упустить нужный момент. Подступив к Пьеру вплотную и позволив себе залезть в его карман, Андрей извлёк оттуда красивые женские кожаные перчатки и картинно, палец за пальцем, прямо перед самым окончательно растерянным лицом Пьера, надел одну на свою необычайно тонкую кисть, практически не уступающую в пропорциях средним женским. И, не дожидаясь ответа от не находящего слова от смеси возмущения и вновь подступающего романтического чувства Пьера, Болконский вновь нежно провёл по его щеке облаченной во всё же слегка тесноватую перчатку рукой и, положив кисти рук ему на шею, слился с ним в нежном затяжном поцелуе.