Интонации

Кэссиди за свою довольно продолжительную жизнь повидал много религиозных местечек. И буддистский храм, являющийся островком спокойствия в шумном городе, и парочку сатанинских сект (честно говоря, все это поклонение дьяволу, перевернутые кресты, отрезанные головы козлов ничего общего не имели с настоящим сатанизмом, гребанные люди все хотят извратить), и мечети, в которых было просто невообразимое количество народа, серьезно, казалось, что на рокерских фестивалях человек было меньше, и даже как-то набрел на центр саентологии. Но все это не шло ни в какое сравнение с этой абсолютно блядской церковью. Окей, сделаем небольшое уточнение. Ни в одной из них не было такого проповедника. Блядский проповедник. Это определение подходило ему на все сто процентов. Когда Кэс сидит на проповеди после их встречи в баре, он слышит только интонации. Голос Кастера вибрирует от стен, поселяется где-то внутри, оставляя легкое покалывание в пальцах. Поудобнее устроившись на узкой деревянной скамье, Кэссиди наслаждается этим ощущением, не забывая периодически опохмеляться из бутылки, завернутой в чуть влажный бумажный пакет. Потом проповедник разрешает вампиру остаться, подкидывает работенку (хотя в своей жизни он никогда не разбирал кондиционер, верх его мастерства — выкинуть сгоревший чайник и купить новый), смотрит темными глазами. Края между радужкой и зрачком почти не видно, Кэс подозревает, что Джесси какой-то инопланетянин, ведь иначе это невозможно, чем дольше смотришь, тем ниже падаешь в Бездну. Он смеется над пошлыми шутками Кэссиди чуть лениво, неизменно растягивая губы в ухмылке, которая больше подошла бы мальчику по вызову, чем Служителю Бога. Рядом с Кастером даже воздух кажется гуще, заливает уши, рот, нос, мешает нормально думать, от него веет такой опасностью и властью, что Кэсси хочется кричать, вот только ему кажется, что из горла не вырвется даже писк. Но полный пиздец наступает тогда, когда во время очередной проповеди интерес возрастает настолько, что член встает, больно упирается в пряжку ремня и вообще всячески портит и так паршивое утро. Кэссиди кладет руку на пах, сжимает член, поднимает взгляд и натыкается на чертову Бездну глаз проповедника, который смотрит прямо на него, звуки исчезают, член горячо пульсирует, кадык скользит вверх-вниз, ладони потеют, будто он малолетка, а не столетний вампир. Он готов поклясться, что Кастер усмехался. Откровенно говоря, с девочками было проще. Пара коктейлей, мятая двадцатка, охуительная история — она у твоих ног, готова строчить минеты и подставляться под член. Парни такие тоже попадаются, но, обычно, они чрезмерно манерные, а это просто отвратительно. Но самое интересное то, что Кэсси по пальцам одной руки может пересчитать моменты, когда он сам лично был готов отдаться за пару бутылок церковного вина, очередную притчу и неработающий кондиционер. Но Кастер кажется чертовски незаинтересованным в таком, за ним ухлестывает дерзкая и очаровательная Тюлип, ловить тут нечего. Но чертов Змей лезет со своим яблоком, сует его чуть ли не в глотку, заставляя морщиться от кислого сока. Так что приходится довольствоваться собственной рукой и парой шлюх из ближайшего борделя. Но подмена нисколько не помогает, делает еще хуже, член готов к действиям только стоит блядскому проповеднику сказать слово. Обычное «привет» обеспечивает стояк на несколько минут, а вот совместная попойка и болтовня за жизнь превращаются в изощренную пытку, порождая мысли о том, что пуля в живот — это уже не так уж и плохо, по сравнению с этим. Рану можно быстренько подлатать, глотнув чужой крови, а вот с членом так не получится. Даже глотнув чужой спермы, легче не становится. Иногда создается ощущение, что в Джесси живут две личности. Одна холодно-отстраненная, а другая властно-покоряющая. Когда они смешиваются, Кэссиди готов ползать на коленях, умоляя дать ему член. Сила просто гнет к земле, даже прожитого опыта не хватает, чтобы адекватно сопротивляться. В разговоре то и дело проскальзывают «милый» и «дорогой», на ладонях скоро вырастет шерсть, желание продолжает навязчиво обитать в голове, заставляя чуть ли не лезть на стену. Он ощущает себя маленьким ребенком, в голове крутится одна пластинка дай-дай-дай, переключатель сломан, даже сбежать нормально не может. Всегда возвращается. Они пьют вместе, локация — церковь. Сигарету чуть потряхивает в пальцах, внезапно проповедник подается вперед, от него крепко несет алкоголем, черные глаза гипнотизируют, между губ зажата незажженная сигарета. Он прислоняет её кончик к тлеющему свету, глубоко затягивается пару раз, выдыхает дым в лицо вампиру и снова облокачивается на деревянную спинку скамьи. Хриплый смех разносится по пустынному помещению, сворачивается внизу живота и давит стояком на жесткую джинсовую ткань. — Зажигалка для слабаков? — Кэссиди строит из себя саму непринужденность, царапает ногтями гладкое дерево и в два затяга докуривает сигарету. — Так же веселее, — дым причудливыми фигурами струится вверх, Кастер прищуривается, втягивает воздух и, блять, Кэссиди готов поклясться чем угодно, но глаза Джесси становятся полностью черными, и это выглядит настолько охуительно, что ему нужно немного времени, чтобы осознать, что он стоит на ногах, упираясь ладонями в спинку скамейки, а за его спиной проповедник шарит руками по его телу, расстегивая ремень и спуская штаны вместе с бельем. Член, касающийся бедер, обжигающе горячий, Кэсси уже готов выть как течная сука, но из горла вырывается только полузадушенный хрип. — А это не слишком грешно, проповедник? — вместо ответа в рот лезут пальцы, кажется, даже десны чешутся от желания сжать зубы, почувствовать металлический привкус на языке, напиться силы Джесси Кастера, почувствовать её в себе. Но Кэсси сдерживается, слюна течет по подбородку, а спиной чувствуется ухмылка. Потом пальцы исчезают, он уже скучает по ним, но еще больше хочется продолжения, поэтому он нетерпеливо ерзает, оборачивается через плечо, встречается с глазами проповедника, в тех воистину Первородная Тьма, вампирская сущность так и тянется к этому, скачет, как верный щенок, возьми меня, возьми. И Кастер берет. Толчки жесткие, грубые, абсолютно неритмичные, заставляют хватать воздух ртом, сознание мутит от всего сразу: алкоголя, сигаретного дыма, душного воздуха церкви, члена блядского проповедника. Руки дрожат, соскальзывают с полированного дерева, Кастер впивается зубами в шею, ладонями скользя по телу Кэсси, оставляя красные полосы ногтей, помечая от груди до тазовых костей, рисует одному ему известный узор и хрипло дышит в ухо. Опуская ладонь ниже, он сжимает член вампира, мир сужается до этого момента, будто кто-то затемнил всю жизнь до и после, оставив на свету лишь маленький отрезок, зацикливая его по кругу, причем делая все настолько идеально, что из-за одного только перфекционизма это хочется испытывать вечно. Джесси выдыхает, в мозгу что-то щелкает, все это настолько правильное, настоящее, Кэссиди думает, что впервые он рад оказаться там, куда его закинула судьба. В городе, похожем на огромного, выкинутого на берег кита, которому остается только одно — умереть в такой близости от родной стихии. Точно также и этот город отброшен от остального мира, хотя до границы можно чуть ли не доплюнуть. Проповедник резко выходит из него, руки окончательно не выдерживают, вампир еле успевает извернуться, чтобы плюхнуться на скамейку на пятую точку, вязкие подтеки спермы Кастера теперь украшают шею и футболку Кэсси, рука которого перепачкана в собственном семени. Джесси снова хрипло смеется, когда слышит ругательства по поводу испорченной одежды, застегивает штаны, треплет столетнего вампира по волосам, как мальчишку, что-то говорит, но Кэссиди не слышит голоса. Он слышит только интонации. От них на языке чувствуется эфемерный привкус добротного коктейля: крови с примесью хорошей наркоты. Так что, несмотря на то, что ему снова придется взять одежду из коробки, ему нисколько не жаль.