Он искал себя...

Он искал себя... Он вечно искал себя. Он искал себя в пультах богом забытой студии, в диаграммах звуковых редакторов. Он искал себя на маленькой грязной сцене бара на Хондэ, в подвале на минус втором этаже с рэперами, самооценка которых была равна тому же показателю, а может, даже и ниже. Он искал себя в витиеватых закорючках дыма, в кучке пепла, скопившегося в пепельнице, которую не вытряхивали уже, казалось, годами. Он искал себя в дешевых бутиках Тондэмуна, потому что "Видные пацаны, как я, должны двигаться на стиле". Он искал себя в очередном пирсинге в ухе, в языке, в носу, в "да срать, коли, где хочешь, главное, чтобы было побольнее". Но нашел себя в карих глазах маленького черноволосого мальчишки. И все как-то изменилось. И боль перестала причинять радость. Победа на батле перестала чего-то стоить, если в самом далеком углу бара он не видел черную макушку донсэна, который в этот момент вообще домашку делал. Все его "I dont give a shit" переросли в "I need your love before I fall". А табак стал резко противным, как и пиво, которое из элегантного напитка резко превратилось в бичовское пойло. Никто давно не слышал от него "хён, займи денег, я же помру, и кто тогда тебе народ в баре собирать будет?" А "можно я у тебя пару смен отработаю, а то у мелкого скоро день рождения, хочу хоть немного его порадовать" стало не просто слишком привычным, а до безобразия нормальным и правильным. Он не стеснялся обнимать его на людях, он не боялся что подумают друзья, если он вдруг от переизбытка чувств зароется носом в волосы мелкого, которые всегда пахли карамелью и ночью, которая обещала подарить ему космос. Он никогда не отпускал его руку. Он так любил нежно прикасаться губами к его запястьям и шептать "ты моё". Он искал себя в каждом поцелуе, прикосновении, воспоминании. Он искал себя... Но в конце концов, каждый раз он находил себя в объятиях толстовки Чон Чонгука. Только без самого Чонгука. Потому что младший давно уже нашел себя в ком-то другом.