Обычное утро.

Савамура редко просыпался раньше Миюки, но в этот раз случилось чудо. То ли они вчера слишком долго занимались любовью, и у Казуи не осталось больше сил на ранний подъем, то ли еще что-то. Но факт оставался фактом. Эйдзюн имел право лицезреть довольное лицо своего парня, который во сне выглядел еще красивее, да и был он без очков. Не то что бы Савамура был против очков, даже наоборот, это, оказывается, был его фетиш. Но вот целоваться очки мешали, а во время секса падали в самый ненужный момент. Солнечные лучи пробивались сквозь плотные шторы, погружая комнату в приятный полумрак. Савамура не мог отвести взгляда от Казуи и протянул ладонь к нему, мягко начиная поглаживать. Его пальцы начали скользить по нежной, чуть тронутой щетиной коже щек, а он не смог удержаться от глупой улыбки. Сколько лет они уже вместе, а насытиться друг другом не могут. Он не сдержался и, наклонившись, осторожно поцеловал своего возлюбленного в губы. Рука скользнула дальше, путаясь в чужих волосах и нежно начиная перебирать пряди волос. Эти губы ему снились и в самых страшных кошмарах, и в самых сладких снах. Стоило лишь немного изменить видение, и из ада он попадал в рай. К его удивлению, на поцелуй ему ответили сразу же. Рука Миюки зарылась в его волосах и притянула еще ближе, чтобы углубить поцелуй. Дрожь прошла по всему телу, а пальцы сильнее вцепились в подушку около головы любовника. Он чувствовал, как вторая рука Казуи неспешно скользит по его бедрам, сжимая упругую задницу. Савамура еще чувствовал, как кожа горит, помня недавние ласки. Всхлипнув, Эйдзюн все же отстраняется от чужих губ и, тяжело дыша, смотрит в не менее мутные, чем его собственные, глаза. — Казуя... Его собственный голос еще не восстановился после их ночных игрищ, из-за чего сейчас звучал слишком глухо и тихо, что точно было ему не свойственно. Похоже, такой тон еще больше возбудил Миюки, член которого стал упираться Савамуре в живот. — Эйдзюн... Тебе не хватило ночи? И снова эта усмешка, от которой пробегаются мурашки по коже у Эйдзюна, а дыхание окончательно сбивается. Сейчас, когда Казуя без очков, все его чувства ничем не прикрыты. Рука продолжала ласкать его, отчего он вздрагивал еще сильнее, потираясь своим членом о горячую плоть. Он удивленно вскрикивает, когда чувствует в себе два пальца, но сил сопротивляться просто нет. Тело предательски подается навстречу ласкам, и Савамура удобно устраивается на бедрах любовника. Все это стало обыденностью для них, но все равно они не могли насытиться друг другом, сколько бы близостей у них ни было. — Казууу-яяя... Тяжелое дыхание и тихие всхлипы начали заполнять комнату, пока Миюки скользил пальцами в нем, хотя растяжка была и не особо нужна после всех раз до этого. Казуя продолжал его мучить неспешными движениями. Эйдзюн не хотел уступать хотя бы сейчас, хотя бы сегодня, первенство своему любовнику. Движимый желанием, он наклоняется к шее возлюбленного и начинает покрывать ее поцелуями-укусами. Он давно выяснил, где у любовника находятся нужные точки, которые стоит поласкать, и можно добиться всего, чего захочешь. Вот и сейчас Савамура неспешно вел по шее губами вверх и, когда достиг подбородка, осторожно укусил нежную кожу под ним. Он почувствовал, как Миюки вздрогнул и тяжело выдохнул. Эти звуки заставляли сердце еще сильнее биться, а желание — возрастать. Отстранившись, Эйдзюн стал просто любоваться своим парнем, который сейчас возбужденный, с закрытыми глазами лежал под ним и тяжело дышал. Такой Казуя принадлежал только ему, и ни с кем делить его он не собирался. Его руки скользнули на грудь Миюки, и теперь он отчетливо чувствовал, как быстро бьется чужое сердце в такт его собственному. Понимание этой простой истины заставило счастливо улыбнуться. — Люблю тебя, люблю-люблю. Он чувствует, как пальцы исчезают из него, а к анусу подставляется горячая мокрая головка. Падая на грудь возлюбленного, Савамура неосознанно начинает потираться о член в ответ, ощущая, как от каждого сильного движения плоть проникает в него. — Маленький Чертенок. В этом голосе столько игривости и насмешки, столько рычащих ноток, что Эдзюн, не сдерживаясь, подается назад и сам насаживается на член Казуи. Боли не было, ведь ночью его любовник хорошо постарался над подготовкой и истратил кучу смазки. Было лишь одно сладостное удовольствие, что порождалось глубоко внутри него. Савамура смотрел на Миюки и не мог насладиться им, той нежностью, что плескалась в его глазах, и той благодарностью, что отзывалась в сердце. Неспешные движения не сводили сума, как обычно это было, они дарили чувство какой-то законченности и правильности. Понимание того, что, несмотря на все, они все еще вместе. С губ уже срывались тихие стоны вперемешку с громкими выдохами. Он сначала не понял, когда весь мир чуть пошатнулся, а после заметил, как Миюки поднес его ладонь к своим губам. Савамура даже замер на мгновение, осознав, что собирается сделать возлюбленный. Эйдзюн заметил давно, что любовник обожает его руки и пальцы, и в любой свободный момент старается лишний раз к ним прикоснуться. В такие вот моменты близости Казуя любил уделять внимание каждому сантиметру кожи. Вот и сейчас он сомкнул губы на двух его пальцах, вбирая их в рот и облизывая. От одного вида сосущего Миюки можно было уже кончить, а когда тот начинал еще и покусывать чувствительную кожу между пальцев, Савамура терял контроль. Всхлипывая, он упал на грудь Казуи, все тело содрогалось от удовольствия, а оргазм приближался. — Казуууя... Голос срывался на стоны, а Миюки, похоже, перешел черту и сам еле сдерживался, ведь как еще объяснить жесткие пальцы, что почти грубо сжали его ягодицы. А дальше Савамура потерялся в удовольствии от быстрых движений, которые каждый раз попадали точно по простате. От зубов, что смыкались на его пальцах, явно останутся следы. Все смешалось в одно сплошное удовольствие с именем Казуя. Не в силах сдерживаться, Эйдзюн сжимает горячую плоть внутри себя, а сам начинает кончать им на животы, так и не прикоснувшись к себе. Лишь на краю сознания он чувствует, как Миюки кончает в него, еще сильнее сжимая зубы на пальцах, наверняка прокусывая их до крови. Но все неважно. Особенно все теряет смысл, когда лежишь после жаркого занятия любовью на своем возлюбленном, чувствуешь, как уже мягкий член выскальзывает из растянутого ануса, вызывая дрожь и тяжелый выдох. Хотелось что-то сказать, но сорванный голос явно был не лучшим помощником в этом, а вот маленькую шалость за то, что Казуя кончил в него, он мог себе позволить. Самыми кончиками пальцев сжать чужой язык и, нахально улыбаясь, с наслаждением смотреть в темнеющие от злости карие глаза. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы удивляться тому, что Миюки резко подскакивает и выворачивает наглому любовнику руки, прижимая его к кровати. А в ответ Савамура лишь глухо будет смеяться, зная, что в следующий раз разбудит любовника сладким кофе с молоком, который так тот не любит, но все равно выпьет. Их жизнь давно стала наполняться обыденностью и терять свои яркие краски, что были в начале. Но даже так, без частых подколов и громких истерик, без недовольства и крушения квартиры, они ни за что бы не согласились разорвать эти отношения. Именно любовь была видна в их взглядах, действиях. Именно это чувство толкало Эйдзюна подавать все лучше, заставляя беттеров трепетать от страха, а кетчеров — мечтать вести его. Именно любовь заставляла Миюки недовольно кривиться, но молчать, когда его парень подает в перчатку какому-то другому кетчеру, несмотря даже на то, что в контрактах обоих говорилось о том, что он имеет силу, если в команде есть они оба. Пусть пройдёт время, они вырастут, уже не будет тех зазнавшихся подростков, но их чувства останутся неизменны, как и таблички на двери их квартиры в Токио.