Ради тебя

Приговор Жизнь Ле изменилась. Многое виделось теперь в ином свете, и далеко не всегда «новый взгляд»  был приятным.  Жрица иногда задумывалась над тем, а не попала ли она в другой мир!  Те, кого она знала, с кем сражалась и делила пищу на привалах, тепло костра по ночам, смотрели на нее ныне другими глазами.  Она словно вышла за пределы их круга. Мало кому верилось, что причиной их отношений с королем могла стать любовь, ведь мало кто из аристократов заключал брак по зову сердца. Одни удивлялись и непонимающе качали головой, вторые  начинали лебезить, третьи, казалось, даже ненавидели. С этим надо было что-то делать: мириться, бороться. Но прежде это надо было просто осмыслить и принять. Более всего Ле страшилась  встречи с Симой, боясь  увидеть в глазах графини, ставшей ей подругой и соратником, осуждение или того хуже — тщательно скрытое пренебрежение при мысли о том, что Ле может быть охотницей до власти и богатств.  Вариан понимал чувства любимой и встречу с дорогим для нее человеком назначил в приватной обстановке: за обедом должны были присутствовать лишь король, его невеста и графиня.  Но, как бы ему ни хотелось помочь Ле, судьба распорядилась по-своему. Король, уехавший принимать новые корабли для флота,  не успевал  к назначенному времени,  и на крыльце дворца графиню Белтейн встретила Лейна.  Женщины застыли,  глядя друг на друга. Симанелла умела делать непроницаемое лицо, Ле этому только училась, да и не хотелось ей скрывать чувство радости, надежды, что ее подруга  останется в прежнем статусе. — Ваше будущее Величество, — графиня присела в изысканном реверансе. — Графиня, — ответила Ле не менее изящным поклоном. — Будущим королевским особам не пристало кланяться своим поданным в такой манере, — покачала головой Сима, приподняв брови. — Возможно, но друзей и опор королевства так приветствовать  более чем правильно, — ответствовала  Ле. Симанелла недолго продержалась, улыбка сделала ее моложе и добрее. — Да, дорогая, многим дворянским дочкам и вдовушкам ты сказочные мечты о короле разбила вдребезги. Вся женская часть населения нашей прекрасной столице теперь в трауре. Ле громко выдохнула, совершенно не смутившись такого яркого проявления чувств, и обе женщины обнялись. — Покомандую по привычке? Пойдем! Расскажешь мне, как же завязалось это удивительное знакомство, — пропела Сима. Вариан, спешивший во дворец в надежде застать будущую супругу еще живой и обороняющейся от нападок графини, был удивлен, услышав  доносившиеся из их гостиной  смех и оживленный разговор, в котором, похоже, участвовал и Андуин. И действительно, двое любимых им людей и графиня сидели за большим столом, полным  снеди, украшенным изящными кувшинами  с вином и, перебивая,  что-то крайне интересное рассказывали друг другу. Графиня заметила присутствие короля первой и поспешно встала, поклонившись. Андуин и Лейна, также встав, почтительно поприветствовали его, отдавая дань этикету, в котором король не нуждался. Он же непринужденно и откровенно поцеловал жену, а именно так он для себя Лейну и рассматривал, и, кивнув присутствующим, уселся на край скамьи рядом с невестой, пренебрегая местом во главе стола.  Поначалу троица смутилась, но заметив, как король спокойно подъедает сыр с тарелки и попивает вино, что сделал бы любой мужчина, а не царственная особа, возобновили разговор, который через пару минут затянул и его в обсуждение охоты на кроколисков, а  король сильно недолюбливал этих тварей.  Еще одной проблемой для Ле стала Джайна Праудмур. И проблема эта была серьезной. Для Вариана магиня была дорога. Она многим пожертвовала, многое потеряла,  вложила всю себя  в будущее Альянса.  Король  относился к ней с уважением и неким особым трепетом,  боясь потерять еще одного друга. И ему, и ей пришлось прощаться со слишком большим количеством любимых душ, и они понимали друг друга как никто другой.   Лейна постаралась найти общий язык с Джайной, однако,  после разрушения Терамора сердце женщины очерствело, и  в «пассии» Вариана  Джайна видела лишь блажь уставшего от одиночества мужчины, и, отчасти, угрозу для трона, боясь, что жрица всеми способами будет препятствовать восхождению Андуина, которым магиня,  казалось Ле, надеялась управлять, зная о его добром сердце.  Все это прямолинейная Праудмур высказала, не скупясь на выражения, глядя в глаза королю.  Ле приготовилась к взрыву ярости любимого, но тот  удивил жрицу, лишь сокрушенно покачав головой.  Магиня же заявила, что обсуждением личной жизни короля займется следующий совет,  сейчас же  надо решать, что делать с Гул’Даном, направив совещание «малого» совета в нужное ей русло.   Ле присутствовала на подобном  собрании первый раз, понимая, что король хочет приобщить ее к тому огромному сонму вопросов, что решался такой небольшой кучкой людей.  Когда «столпы» Альянса удалились отдыхать, а Вариан и Верховный маг   Кадгар отправились обсуждать важные вопросы, связанные с Дренором, жрица ушла в их с королем покои.  На балконе, где они так любили проводить время, было темно и прохладно, ночной город  переливался  факелами и магическими огнями, будто живой ковер. — Не принимай  слова близко к сердцу. Джайна  — защитница Альянса. Жизнь приучила ее во всем видеть угрозу, — Вариан выступил из темноты комнаты на балкон и  опустил ладони на балюстраду.  — Джайна умеет читать сердца людей.  Раньше она пыталась находить наименее кровавые пути и наиболее мягкие слова, но теперь…  Как бы ярко она не горела, ей ясно, что она угасает, что не хватит жизни, ее, моей,  да и  чьей либо другой,  я уверен, что и десятка поколений не хватит, чтобы решить, исправить все, что преподносит нам судьба. — Ты считаешь, что я гонюсь за властью?  — голос Ле был глух. Но этот вопрос рвал ее сердце. Смешок над самым ухом, и теплые руки, прижавшие жрицу к сильному телу, заставили  женщину  еще больше напрячься. — Джайна-человек, как и любой человек, она имеет права на ошибку.  Она одинока. Всю свою жизнь она посвятила магии и науке. Но сейчас она уже  не находит  в этом удовлетворения, а изменить уже ничего не может. Она теряет доверие к окружающим.  Я тоже не доверчив, но в тебе я вижу свою силу.  Ле развернулась  в кольце его рук и обняла любимого. За ее спиной в темноте ночи тонул горизонт, великая даль, в которой исчезали корабли, для Ле эта даль — запах странствий, для Вариана — вечная угроза, несущая гибель и разрушения его любимому королевству.  — Тебе тяжело, — он прижался щекой к ее макушке.  — И мне остается лишь надеяться, что ты не сломаешься.  — Мне хотелось стать опорой тебе, а пока я только и делаю, что прячусь за твоей спиной. — И я хочу тебе сообщить, что  мне это приятно, — хмыкнули над ухом жрицы.  Следующее утро «подарило» Ле встречу, от которой руки еще долго ходили ходуном. Когда жрица проснулась, Вариана уже не было. Зато в их личной с королем гостиной за столом сидела с книгой леди Праудмур.   Поначалу Ле, которая  по покоям передвигалась в легкой сорочке, отпрянула назад в спальню, заметив вальяжно развалившуюся  в кресле магиню. Но здравый смысл проснулся вовремя. Ведь Джайна не зря пришла сюда, и явно без ведома Вариана, понимая, что по личным покоям люди ходят не очень одетыми. Ей надо было показать свою близость к королю. Указать Ле на ее место.  Жрица уважала магиню за ее деяния, но отступить сейчас, прогнуться под ее напором и волей, значит проиграть. А Ле была не дворянской дочкой, она — жрица, знающая цену крови и слова.  Магиня заметила Ле, стоящую в дверях и изучающую ее персону. Обе женщины долго сверлили друг друга взглядами. Кажется, прошла целая вечность, когда глаза Джайны вдруг засияли магией.  — Их воля и решения должны быть свободными, и ни я, ни тем более ты не можем вмешиваться в дела настоящего и  будущего королей. Ле знала в этот момент, что и ее глаза тоже вспыхнули золотом.  — Я надеюсь, вы тоже будете придерживаться сказанного вами. Джайна склонила голову, все еще изучая «пассию». Прошла еще минута молчаливого противостояния, а потом леди Праудмур, забрав книгу, удалилась. Как ни странно, эта встреча дала стимул для жрицы двигаться дальше. Расти и учиться.  Ле умела подчиняться, но училась говорить королю и не только ему, свое слово. И если видела в чем-то лучший выход, старалась, не нагнетая обстановки, донести это до вспыльчивого Вариана. Уж кто-кто, а дворяне оценили  привязанность Ринна:   удивительный талант Лейны  контролировать гнев короля умилял даже Кадгара, влиятельная персона не раз замечала, что побаивается  долгой разлуки короля и его невесты, так как Вариан, по его  словам, без нее становится злобным монстром, каким и  был всегда. Андуин многозначительно кивал головой  в знак согласия.  Единственным, кто не выказывал ни одобрения, ни неприязни был Верховный жрец.  И Ле казалось странным это поведение, ведь Астера и Вариан знали друг друга долгие годы. Верховный жрец видел еще королеву Тиффин.  Возможно, он был расстроен тем, что Ле отошла от дел Ордена, но все это было временно, пока не утрясутся все вопросы и проблемы. Ле и сама не хотела бросать то, что было ее жизнью. Жрица также всячески старалась отсрочить и свадьбу, и коронацию до последнего, понимая, что не готова, да и не время сейчас. Вариан же поставил условие, что беременность  — безусловная и немедленная свадьба. Король оказался провидцем. После почти десяти месяцев их совместной жизни Ле, проснувшись утром, осознала простую вещь — она теперь не одна,  под сердцем у нее бьется маленькое сердечко, крохотное, но уже такое сильное.  Ее радости не было предела. Она замерла, прислушиваясь к новой жизни, что  росла и крепла с каждым ее вздохом. По щекам побежали слезы. Король, спросонья удивленно взглянув на жрицу, взволнованно сел на кровати и обхватил ладонями лицо Ле.  — Что случилось?  — его голос был хриплым со сна. Женщина положила свои ладони поверх его и улыбнулась сквозь слезы. — Все отлично!  Его ладонь, ведомая ее руками, переместилась на живот Ле. — Ты? — глаза Вариана загорелись. Ле закусила губу,  чтобы перестать  реветь и кивнула. *** — Ты — моя жена, ты — мать моего ребенка. Ты — будущая  королева. И должна понимать, что не дело для тебя сейчас ввязываться в авантюры! — Вариан ударил кулаком по столу, и изящные приборчики  поскакали по полированной поверхности, некоторые, опрокинувшись, со звоном встретились с мраморным полом, разлетаясь осколками-звездочками.    — Я поддерживаю отца, путешествие достаточно опасное и длительное, вам не стоит рисковать, — Андуин приблизился к королю, и оба они воззрились на жрицу.  — Я прошу вас обоих услышать меня. Для Королевства  переговоры с кланом Таллока очень важны. Они — истинные воины и их поддержка может помочь нам покончить с Гул’Даном, или хотя бы заполучить новых союзников. Ну или, по крайней мере, вытеснить его демонов с побережья. Вы знаете, как они ценят лекарей?! В их клане нет жрецов. Андуин — прекрасный лекарь, но он будет восприниматься  кланом как будущий король и посланник нынешнего короля. Ему не позволят  лечить и обучать. Для воинов это равносильно потери чести, — Ле вздохнула.  — А что касается беременности, сейчас только третий месяц. Я думаю, что менее чем через месяц мы с Андуином уже будем в Штормграде. И можно будет провести церемонию. Вариан, прошу, это надо королевству. Ты же это понимаешь!  — А что надо мне, никто не хочет учесть?! — Вариан сорвался. Вскочив, он метнулся к Ле, больно схватив ее за плечи, своим порывом  напугав даже Андуина. — Я отдал все королевству. Все!  Я не хочу потерять сына, я не могу потерять тебя! — в его глазах стояли такие боль и страх, что если бы Вариан не держал ее, Ле бы отшатнулась.  Руки его ослабли и соскользнули с ее плеч, а он, грозный король, сник и постарел.  Ле рванулась к мужу, прижавшись, отдавая все свое тепло и силу этому мужественному человеку.  Вариан вздохнул. Тяжел и горек был этот вздох. — Ты поедешь с  Андуином, ты выполнишь долг будущей королевы.  *** Далеко на западе в последних лучах заходящего солнца блеснули золотые крылья грифонов. Королю было моментально доложено, что отряд принца на подлете к дворцу.  Отложив бумаги, Вариан поспешил к смотровым площадкам, уже предвкушая, как обнимет сына и прижмет к себе жену. Они возвращались гораздо раньше срока, но это могло означать и хорошие вести.  Подъем на башню, где должны приземлиться грифоны, который он не раз преодолевал, в этот раз вышел короче в сотни раз. Стража едва поспевала за ним. Когда Ринн оказался на верхней площадке, отряд как раз пролетал над Собором. Вариан пытался разглядеть среди закутанных в плащи всадников знакомые фигуры сына и жены. Но пока безрезультатно, все всадники плотно прижались к шеям грифонов. Посадка была стремительной. Вариан уже заготовил пару ласковых слов для Ле, которая совершенно себя не бережет.   Первый всадник, соскользнув с седла, сорвал плащ. Андуин. Увидев его лицо, Вариан осознал то, что так участливо прятало его сознание. Всадников было меньше. В полет отправились его сын, Лейна, трое жрецов и десять стражей, но сейчас на площадку приземлились лишь восемь грифонов.  Сердце замерло.  Оно не ударило ни разу, пока спешивались и стягивали теплые плащи семь потрепанных израненных рыцарей. Остановись, сердце!  Но оно предательски застучало, грохотало в ушах, как молот дворфов. Хриплый голос Андуина заставил короля передернуть плечами, как от промозглого ветра. — Клан Таллока и Лейна… Они… предали нас. Они призвали демонов.  Их были сотни… — Как вы ушли? — голос короля звенел бездушным металлом.  — Спасло послание жреца, — сын протянул королю свиток, изодранный, с видневшимися каплями крови. —   Лейна хотела уничтожить меня и отряд.  Она бы стала королевой, а ребенок… наследником. Клан Таллока оказался под властью демонов.  Они предали бы нас в первой же битве. Она воспользовалась этим. Отец!  Лейна…   Они убили ее… Когда поняли, что мы успели сбежать на корабле.   Андуин видел лицо отца. Оно было мертвым. Так похожим на лица нежити, которых он встречал в своих странствиях. Вариан Ринн, гордый, сильный воин и славный король, исчез. Он сейчас напоминал Артаса в период его падения, каким его описывали воины пережившие битву с ним. Глыба обжигающе холодного льда.  — Уничтожить! — король сказал это тихо, но все окружающие как по команде вытянулись и схватились за мечи. Король перевел взгляд на Андуина. — Клан Таллока должен был стерт с лица земли.  Это приказ!  Больше он ничего не сказал, развернулся на каблуках и растворился во мраке лестницы. Тьма опустилась на Столицу. Король тенью  бродил по дворцу.  Но куда бы он ни шел, боль следовала за  ним смехом Ле, ее глазами, смотревшими на него с такой любовью и преданностью, ее фигуркой, мелькавшей в мрачных коридорах, ее руками, которых он искал, но не находил и знал, что уже не найдет. Эта боль разрывала его, не давая вздохнуть, не давая жить.  Предала…   Хотела уничтожить… Хотела причинить вред Андуину…  Астера, прибывший в столицу через несколько часов после Андуина, с горечью рассказал в кабинете Вариана о том, что жрица оказалась не так проста. Возможно, она была марионеткой в руках демонов, возможно, сама стремилась к власти. Но ее целью был не клан Таллока, а смерть  Андуина. Это бы подкосило Вариана, заставило бы короля впасть в ярость, совершать опрометчивые поступки. И, возможно, тоже погибнуть. Пошатнуть один из столпов Альянса.  Оказалось, что она предложила жрецам, прибывшим в клан вместе с ней, быть ее доверенными лицами, и в будущем стать ее личной свитой. Вот почему Лейна настаивала на своем участии в экспедиции, несмотря на беременность. Один из жрецов и написал об этом Астере. Но жизнь того, кто вывел предателя на чистую воду, оборвалась в попытке защитить принца. Позже пошли слухи, что жрица отправляла птиц с посланиями, которые взрывались в воздухе зеленым огнем, исчезая без следа. И его сын. Он не мог не верить сыну. Кошмар не отпускал. Придя среди ночи на могилу Тиффин, Вариан рухнул на колени, сжав голову руками, ему хотелось выть, как тому богу — волку, чье имя носил король. Уснул он там же, привалившись к камню, моля богов, чтобы все это было сном. Сном, где женщина, которой он отдал душу, умевшая делать то, что никто не умел — скрыть его от целого мира,  мертва. Предала…  Все смешалось: сборы, военачальники, забытье, соболезнования, зашторенные окна, свечи, постоянный навязчивый тихий шепот за спиной, сны, в которых все было по-другому, в которых она была жива, его предательница. Он даже не мог впасть в ярость, настолько был опустошен.  Лейна исчезла, забрав все, что было важно: любовь, свет, радость, их ребенка, она оставила его наедине с болью и одиночеством.  Но проснувшись однажды утром, Ринн почувствовал, что выбрался из забытья. Нет, горе никуда не делось, и пустота была на месте. Но мозг заработал. Приказав собрать ближайших военачальников и сына, через полчаса, он спустился в сад, оставив стражу у ворот, вошел на мемориальное кладбище, где покоились Тиффин, Ллейн и многие его друзья. Подойдя к могиле отца, он опустился на колено и склонил голову, чувствуя  себя чуждым этому миру, где мягко стелилась трава, шелестела листва на ветру. Он ведь даже не заметил, как подкралась осень, легкая, она была видна только в небе, в быстро бегущих облаках, которые летом так вальяжно переваливаются с одного края  небосклона на другой.   Ринн запрокинул голову и закрыл глаза, вдыхая аромат прелой листвы и ветра, приглашая злость и ненависть в свое сердце. — Лживая тварь! Джайна была права. Предавшая, да не упокоится твоя душа! — злоба и ярость смешались. Затопили его. С колен поднялся уже не король, а Ло’Гош — призрачный волк.