Ради тебя

Обещание Тирисфальские мрачные сосны тонули в сизой дымке, их вершины угадывались лишь наметанному глазу охотника. Пахло застоем. И в окружающей тишине было слышно, как дышит  земля,  напоенная   влагой частых дождей.  То, что некогда звалось живыми Лордероном и славилось плодородием, ныне принадлежало мертвым и  было во власти низких облаков,  пропускавших до жалости мало солнца,  туманов, стелющихся по логам и глубоким оврагам. Даже листва казалась больше черной, нежели зеленой. Вода в ручьях и озерах была на вкус совсем иной, чужой, заповедной, будто мертвой,  как и весь этот край, где не было ветра.  Но самым странным было то, что мир вокруг шептал. В  безветрие чуть трепетали  листья, покачивались иголочки высоких елей. Будто бы не слышно и неосязаемо, но  вздыхало  огромное существо. Это заставляло сердце замирать от страха. Дом их окружали тишина и покой, сродни существам, которые оберегали их сон, приносили еду и одежду.  Даже половицы под их ногами не скрипели, не волновались от движения тонкие занавески.  Отрекшиеся.  Никогда не думал Серг, что ему придется жить в их обществе, прислушиваться к их словам, а иногда и выполнять приказы. Они были врагами, злом, которое надо было искоренять мечом на поле битвы. Но здесь…  Он помнил, как с трудом стал считать женщиной ту, что жила при нем, Лейне и Сильвере, помогая по хозяйству, оберегая маленького сына короля. Если бы он увидел ее  профиль в золотистом свете заходящего солнца  в обычной деревне в том же Златоземье, он не отличил бы ее от обычных хозяюшек, которые весь день трудятся, не покладая рук:  возделывая огород, следя за скотиной, помогая себе песней о богатых урожаях и полных рыбы неводах.  Он бы даже влюбился, наверное, в такую. Но стоило лишь  Аташе чуть повернуть голову, и словно застывшая во времени правая половина лица ее с изъеденными тленом отметинами, через  которые проглядывали кости, разбивала вдребезги все ее очарование.  И рад бы Серг выхватить меч, которого у него давно уже и не было, но то был лишь инстинкт живого. Аташа оказалась прекрасной хозяйкой, доброй, отзывчивой, заботливой. Сильвер не боялся ее совершенно, а та смотрела на него глазами, в которых не было зла, а  среди еле мерцающих огней ее неживых очей  плясали веселые лучики наполовину с грустью. С тоской смотрел  Серг и на свою королеву, пытаясь найти в этой женщине хоть намек на нее прежнюю. Магические манипуляции словно переродили Лейну. Кожа стала бледной, румянец совсем покинул щеки, пересекавшие всю левую половину лица страшные шрамы  спрятались под  изящную черную, как ночь, татуировку в виде древней руны, значение которой он не знал, но самое страшное — ее глаза, в них всегда было столько доброты и света, веры, ему казалось,  именно такой взгляд и должен был у жрицы и королевы, сейчас он был пуст, глаза потеряли зеленную радужку, став как расплавленное серебро, только теплом отдают серебряные монетки,  радостно поблескивая на солнце, а тут снега были горячее ее взгляда… Лишь моменты, когда ее сын улыбался, будили в ней призрак той веселой, доброй девушки, которую помнил  солдат, оттого  Серг и  терялся, оттого и сражались его разум и сердце. Он боготворил короля, но почему его король так поступил с ней? Почему поверил в предательство?  Тому, кто держал меч и вставал грудью на защиту  своей земли  было невдомек, что те, кто у власти, относятся к иным как к пешкам, легко переставляя  их по доске, и даже отдавая в жертву, согласно своей воле во благо большинства. Было, конечно, и что-то хорошее во всем этом. Лейна выжила и с каждым днем становилась все сильнее,  постепенно учась заново двигать руками и ногами, ходить, говорить. Мышцы, что пришли в упадок, после полугодового пребывания  на магической подпитке, укрепились.  В тайне старый солдат знал, что первой целью молодой женщины было взять на руки сына самой, ибо взгляд ее от крохотного сопящего комочка в колыбельке не отрывался ни на мгновение,  лишь сон смыкал ее веки. А второй… Серг догадывался. Но лишь по отголоскам разговоров между Сильваной и Лейной, которые те вели, когда их посещала высокая гостья, он догадывался, что королева жаждет мести, а Сильвана удобряет эту и без того благодатную почву.   После того как под покровом ночи они покинули Луносвет, Сильвана поселила их здесь, в дне пути от Столицы Отрекшихся, где туманы, что царствовали  над землями родины Артаса,  не так густы, и солнце все же побеждает иногда сизую завесу.  Рядом раскинулись обширные тыквенные и пшеничные поля. Прохлада. Красота. Лейна шла на поправку и все хорошо было бы, кроме глухой тоски и неизвестности. Так и прошло три месяца. В покое и томительном ожидании. О многом Серг сожалел, многое бы изменил, если  бы достало сил и возможностей. Но первое, что сделал солдат — похоронил бы поближе к родным могилам   умершего жреца, так отчаянно отдававшего силу Королеве во время побега из Таллока.  К сожалению, смерть настигла его на острие меча, который выхватил  один из охранников Сильваны, едва тело Лейны Ринн и Королевы Банши окутало магическим коконом переноса. Сергу повезло больше, Ирикас просто лишил его сознания, молодому Садидасу не посчастливилось увидеть рассвет, страж  опрометчиво подумал, что жрец посмел угрожать его королеве. Тело мужчины так и оставили там,  на вытоптанной драконом поляне, Серг надеялся на это, надеялся, что служителя Света не обратили в Отрекшегося.  Время шло, но солдат был уверен, что вскоре  Лейна примет решение, и знал, что он пойдет за ней, куда бы она ни позвала, и не только потому что дал клятву хранить женщину, но и потому что надеялся, что в этом мире есть справедливость, и рано или поздно она восторжествует. *** — Есть новости? — Вариан Ринн замер перед огромной картой, где по разукрашенному толстому пергаменту плыли крохотные лодки, двигались крохотные солдатики, и ожидали сражения крохотные, но от того не менее страшные демоны. — Затишье перед бурей, Ваше Величество, — отрапортовал Седогрив, стоя чуть в стороне, и раскладывая бумаги с донесениями. Король тяжело вздохнул, отложив переданное другом сообщение о  гибели очередного отряда. Очередные жертвы очередной войны, которую ему придется выиграть,  или потерять все и обречь на гибель тысячи своих соплеменников и союзников. Хоть Король и мыслил ясно, но жил он последнее время будто во сне. Рана нанесенная Ле все  кровоточила. Он стягивал ее нитями  злости, обиды, ярости, отречения. И это почти сработало, но пару месяцев назад во дворе Штормградского дворца полыхнуло магией и перед своим государем припал на колено Верховный маг. Кадгар был бел, как снега Дун Морога. Вариану посчастливилось быть в тот момент в замке, хотя посчастливилось ли? Ведь  маг принес весть, которая лишила  короля покоя. Все  говорило о предательстве Лейны, и лишь Кадгар встал на ее сторону, не имея к тому оснований, кроме куска выделанной кожи, рассыпавшейся   в руках от старости, ссылаясь на магию, духов и веру. Веру какого-то влюбленного в Лейну паладина, веру в ее невиновность, в то, что это лишь происки предателя, который подкрался к семье короля.  Опять предатель… Вариан помнил, как источая желчь, заметил Архимагу, когда тот  уселсня на стул, сгорбившись,  вцепившись побелевшими пальцами в бокал вина, что пророчество Эгвинн, самой ставшей предательницей, скрывшей в своей утробе Скверну, уничтожившую  ее сына Медива, а с ним и поставившую на край гибели весь Азерот, что свиток и пророчество лишь подтверждение виновности  Лейны.  Но Кадгар только  удрученно качал головой. И как бы не сопротивлялся  тому Вариан,  маг зародил в нем сомнение.  И единственным решением было доказать, что  Верховный маг  видит то, чего нет,   дабы не сойти с ума от боли, что жена невиновна, а он не смог ее защитить,  смел подумать, что она способна на  подлость. И если маг все же прав, то даже в посмертии Вариану не найти утешения, ибо нежность ее рук не встретит обвинившего ее за пеленою смерти, как бы ни жаждал и ни нуждался  он в ее ласке и прощении.