Ель

Алиса забралась с ногами на кровать. - Вылезай, Пашка! Пора становиться настоящим мужчиной! - А я и так… - буркнул под кроватью Пашка. - А если так, то вылезай! Не заставляй даму себя ждать. - Тоже мне, дама… ёлка рогатая! - Почему же рогатая? – усмехнулась Алиса, - вот чего нет, того нет. - Всё равно. Дерево ненормальное! - Да ты что? Интересно, с чего бы не нормальное? – Алиса сделала вид, что задумалась, - может, потому что кто-то сделал её ненормальной? - Ну не настолько же! - В любом случае, вылезай. Твоё поведение не достойно рыцаря. Это я тебе как дважды принцесса говорю. - Много ты понимаешь в рыцарстве, - вздохнул Пашка, но, всё-таки вылез, - И вообще, я ей скорее отец! - Ну так скажи ей. - Сама скажи. - И не стыдно сваливать ответственность на других? - Стыдно. Но как иначе? - Пойти и поговорить. Или ты трусишь? - Ещё чего! Просто это не имеет смысла. - А о чём же ты думал раньше, когда… - Алисы выдержала трагическую паузу, а потом произнесла, явно кого-то передразнивая: - «О! Как смел он, нахал и негодник разбудить меня от столетнего сна? Как смел он зажечь во мне пламя чувств, а потом исчезнуть, бросив на произвол судьбы?» - И вовсе не на произвол! - Ну-ну! Ладно, скажем так: как смел ты бросить на произвол судьбы своих друзей. И ладно бы на произвол судьбы… Так нет же… на произвол еловых капризов? - Я тут при чём? Это она уже сама. - Разумеется сама, - издевательски ответила Алиса, слезая с кровати поправляя задравшуюся джинсовую юбку, - одевайся давай, рыцарь. Пашка натянул штаны, накинул куртку и принялся неспешно зашнуровывать ботинки, желая оттянуть «час Ч». - Давай быстрее! – Алиса уже успела одеться и теперь стояла над Пашкой как суровый конвоир, - у тебя полминуты, или я даю ей твой домашний номер. - Это шантаж! - Это справедливость! Алиса крепко взяла друга за руку и потащила на улицу. - Погоди! Шапку забыл! Уши мёрзнут! - Потом отогреешь. - Ну, хоть руку отпусти, а то что, прямо как детсадовцы. - Э нет! А то ещё сбежишь… как детсадовец. - Я уже не… - Судя по твоему поведению, ты-таки ещё не стал настоящим мужчиной. Терпи стыдись и проникайся. Пешком дорога от пашкиного дома до биостанции занимала минут пятнадцать. И всё это время Пашка конючил и бурчал. - Я вот не знаю, что ей сказать. Подскажи… ты же всё-таки тоже дама… в некотором роде. - Спасибо. Теперь я, значит, не просто товарищ, которому можно отказать в помощи, сославшись на свои дела, а дама. К тому же «в некотором роде». - Я не это… - Думай сам, - хмыкнула Алиса. Когда они с Пашкой дошли до биостанции, на «конвоируемом» не было лица. Юные биологи выстроились в ряд перед входом в «будуару». Пашка пытался заискивающе заглянуть друзьям в глаза. Но те как будто не замечали. Даже Геракл сделал вид, что полностью занят ковырянием в носу, и ничего вокруг не замечает. - Вот и пришли, - сказала Алиса, распахивая дверь и заталкивая Пашку внутрь. - Жестоко как-то, - вздохнул Джавад. - Ничего-ничего! А он разве не жестоко с ней поступил? - Он же не нарочно… - Надо отвечать за свои поступки, - сказал Аркаша. Тем более – за такие. - Ну а сам-то? - Так я и отвечаю… Из «будуара» доносились обрывки разговора: - Ну а так? - Нормально. - А так? - Нормально… - Ах, тебе всё равно! Какой же ты всё-таки подлый тип. - Я? - Ах! Все вы такие! - Может… пойдём погуляем? – неуверенно предложила Маша Беленькая. - Нет. Сбежит. - Но ведь подслушивать нехорошо. - А мы и не подслушиваем, поправив очки сказал Аркаша, - Мы следим, что бы не произошло смертоубийства. - Ну-ну. Скорее уж самоубийства об стену. - Тогда следите. А я пойду, принесу чай. Я быстро! – сказала Машенька и, не дожидаясь ответа, убежала на бульвар, ловить самоварную тележку. - А ещё этот дикарь, этот… питекантроп… хватал меня прямо за шишки! – раздался гневный возглас из «будуара». Пашка промямлил что-то неразборчивое. - Как тебе не стыдно, Геракл, - повернулась к питекантропу Алиса, - хватать девушек за шишки без спросу! Наташа и Машенька, подоспевшая с чаем для друзей, захихикали. Геракл встал в горделивую позу. Видимо он решил, что его хвалят. - Геракла можно понять, - задумчиво сказал Джавад, - был бы я питекантропом, увидевшим такие большие золотистые шишки – тоже бы не удержался. - Зачем ты выбрила ствол? – снова послышалось из «будуара». - Ах так? Тебе не нравится! То, что твои «просто подруги» бреют всё – это хорошо, а когда я – плохо? - Да не бреют они всё! - Вот значит… а ты прямо сам это проверял! Везде посмотрел? Гад! Подлец! Оставь меня! Пашка пулей вылетел на улицу. На его щеке отчётливо был виден след от удара еловой веткой. Он растерянно оглядел друзей: - И что мне теперь делать? - Можешь пасть на колени, воздеть руки к небесам и прокричать: «О! Зачем я возомнил себя богом!», - серьёзно ответил Аркаша, - в старину так поступали все безумные учёные. Пашка уселся прямо на снег и сжал голову руками: - Почему? Хотел сделать ёлку, которая сама может петь, читать стихи, водить хороводы… - Вокруг себя? – невинно поинтересовалась Алиса. Пашка только махнул рукой и уткнулся лбом в колени. К нему подошла Машенька, которой стало внезапно очень уж жалко друга, протянула кружку чая и погладила по голове: - Ничего. Ведь со всяким может случиться! Как раз в этот момент ёлка выглянула на улицу: - Вот! Вот так, значит. Только за порог и нашёл уже утешение! Всё! Вот пусть «эта» и будет тебе ёлкой, а ко мне больше не подходи! Машенька открыла было рот, но тут же закрыла. Её нижняя губа предательски задрожала, а на глазах появились слёзы. Геракл посмотрел на ёлку, потом на Машу, потом снова на ёлку. Нахмурился и пригрозил ей кулаком. - Ну что ж! – ёлка вышла на улицу целиком. Обесцвеченные перед перекраской иголки просвечивали. Казалось, их не было вовсе. И каждый мог видеть выбритый и отполированный ствол дерева. Из всег убранства на ёлке были только разноцветные бусы и позолоченные, искусственно увеличенные, шишки. Геракл ворча направился к строптивому дереву. - Стой! – Алиса ухватила питекантропа за край набедренной повязки, которую тот носил и зимой и летом. Геракл дёрнулся вперёд, повязка слетела с него, но Джавад успел ухватить его за плечо. - Нет! Пусть! Пусть он оборвёт с меня все шишки! – ёлка раскинула ветви, как бы приглашая, - И пусть это все видят! И даже ты! – ёлка ткнула веткой в сторону ошарашенного Пашки. Аркаша что-то подсчитывал в уме, а потом сказал: - Итак, ей примерно сто лет… - Ещё один хам! – ёлка вернулась в «будуар» с грохотом захлопнув за собой дверь. - Значит, если переводить на человеческие, около восемнадцати. Мне кажется, что в таком возрасте подобное поведение лет пятьдесят назад было бы нормальным. Ну… как минимум, понятным, - невозмутимо высказал мысль Аркаша. - Знаешь, а мне кажется, что нет, - возразила Алиса, - В любом случае я такой не стану. - Ещё бы! – заорала из здания ёлка. Куда тебе! У тебя даже шишек нет! И не будет! - А мне и не нужны! Тем более – ненатуральные! - Что??? – ёлка опять выбежала на улицу и направилась к Алисе, угрожающе размахивая ветками, - Повтори! Это у меня-то ненатуральные! Я тебе сейчас покажу «ненатуральные». Геракл прыгнул вперёд и оскалился. Ведь кто-то должен быть настоящим мужчиной, что бы защитить своё племя. Ёлка отступила: - Вот! Бери пример с него, - сказала она Пашке. – Зря ты произошёл от обезьяны. Так сохранилось бы хоть сколько-то достоинства и чести. Машенька вытерла перчаткой глаза и нос: - Да, Алиска. Я тоже торжественно клянусь, что вот такой не стану! - А у тебя тоже и не выйдёт, даже если захочешь, - взвизгнула ёлка, - Думаешь, если ты натуральная блондинка, то весь мир и так у твоих ног. - А при чём тут это? – спросила Наташенька. - При том! Вам, мелюзге, не понять. Что вы знаете о любви! - А ты-то откуда знаешь? – язвительно поинтересовался Пашка, поглаживая по спине прильнувшую к нему Машеньку. - Книги! И не всякая билеберда, а настоящие романы о чувствах! - У… протянула Наташенька, - теперь всё понятно. - Что понятно? – взвилась ёлка, - ничего вам не понятно! Роняя на снег обильные смоляные слёзы дерево снова убежало в «будуар», и почти сразу вышло. - Вот, - забери свои подарки, - ель кинула на снег перед Пашкой гирлянду и бусы, - и прощай на век! - Ты куда? – Пашка вскочил на ноги, чуть не уронив Машеньку. - В лес! Что бы погибнуть от рук мужичка! - Какого? - Который в дрова… Джавад рассмеялся: - Может, «в дровенках»? - Не всё ли равно? Да! Он срубит меня под самый корешок. Я проживу только одну ночь. Но это будет моя ночь. Настоящая, волшебная. Такая, после которой не жалко умереть, поддавшись страсти и карнавальному безумию! Всё, как поётся в старинной песне! И ёлка ушла в сторону леса. Пашка ринулся было за ней, но его осадили. - А вдруг и вправду? Срубит, - нервно бормотал он, вырываясь из рук друзей. - Кто сейчас рубит ёлки, - покачал головой Аркаша, - Тем более, в Москве. - Наверное, ей надо прийти в себя, подостыть, - сказала Алиса. А потом… она уже взрослая. Пусть сама решает свою судьбу. Позже, Алиса с друзьями неоднократно слышала странные истории о том, как зимой на одиноких мужчин выскакивала из-за угла какая-то ёлка и просила умертвить её топором, что бы под корешок. Позже на улицах города появлялись странные объявления, казалось, что писала их то ли курица лапой, то ли ёлка веткой: «Ёлка. 50 за час, 300 за ночь». Чего пятьдесят, а чего триста – никто так и не понял. По слухам, странный пассажир, пахнущий хвоей и замотанный в бусы и мишуру так, что под ними ничего не было видно, улетел с Земли в дальний космос. А ту Новогоднюю ночь юные космобиологии отмечали в лесу, среди прекрасных в своём естественном наряде елей, которые, к счастью, молчали. А утром первого января Пашка получил необычный подарок: коробку с искусственной ёлкой. К ней прилагалась записка: «Это всё, чего ты достоин. Потому что никакая уважающая себя живая ель к тебе даже и не приблизится, мой очаровательный короед». Напоследок скажем, что и Алиса и Машенька сдержали своё обещание. Ведь иначе слишком просто превратиться в дерево, а то и вовсе в бревно.