Черничное варенье бабушки Мэри

Ночь. Безлунная, темная, густая и вязкая, как черничное варенье бабушки Мэри, опускалась на этот город слишком рано, пожирая и без того быстротечные и бесцельные дни. Казалось, что солнце не садится, а падает на горизонте. Едва моргнешь и все, тебя уже поглощает эта темнота. Анна не любила ночь, так же как не любила этот город. Грязный, душный и многолюдный. Все куда-то спешат и в этой спешке не успевают жить. Зачем только Марку понадобилась эта газета? Зачем ей только понадобилось ехать с ним? Они поженились в прошлом мае. Журналист и девушка, зарабатывающая на жизнь продажей цветов. Они даже не успели толком пожить вместе. Марку предложили работу, в этом ненавистном городе, и он согласился. Они поженились в прошлом мае. Сейчас ноябрь. Анна видит его ночами, этими душными, вязкими ночами, накрывающими их жизнь плотным одеялом. Она видит его ночами. И то не всегда. Просыпается, собирает ему завтрак и остается наедине с самой собой. Марк и его газета изобличают местных богачей, политиков и нечистую на руку полицию. Дело несомненно важное и благородное, только вот Анне уже хочется повеситься от одиночества. Женщине кажется, что она начинает сходить с ума. Анна со вздохом потирает переносицу, возвращаясь из мира собственных мыслей в реальность. Маленькие часы на тумбе горят зелеными цифрами. 23:47. Его все еще нет. Анна заваривает себе чай с ромашкой. 00:12. Дверь со скрипом открывается. В гостиную врывается прохлада, запах алкоголя и ночь. Опять эта липкая ночь. Она как будто является живым существом, способным проходить в двери и лишать Анну спокойствия. Женщина поплотнее кутается в шаль. — Анни, дорогая, я был так занят, — голос ее мужа прорезает тишину дома, — Мы работали над делом Томсона... — Ты пьян? — перебивает она его вопросом, на который заранее знает ответ. — Мы выпили немного. Анни, так было нужно для дела. — Я постелю тебе в гостевой, — спокойно произносит она, хотя в душе ревет буря. Не этого хотела Анна, когда отдавала ему свое сердце. Ни к этому стремилась. Нередко пьяный муж и город, который она ненавидела. Неужели это и есть семейное счастье? Буря, ожившая в душе, набирает обороты. Разрастается до невероятных размеров, грозясь выплеснуться наружу в любую минуту. Нужно выпить успокоительное. Врач строго запрещал выбиваться из графика. Последние несколько месяцев Анну мучили панические атаки. Плата за ее проживание здесь и ее любовь к Марку. — Нет, я лягу с тобой. Я хочу тебя. Прямо сейчас, — Марк подходит к ней вплотную и резко хватает за руку, вторую запуская ей под юбку, грубо поднимает шелковую ткань. Ей в нос ударяется резкий запах алкоголя. Голова немного кружится, и желудок предает женщину, сжимаясь в комок. Ее тошнит. Тошнит от пьяного Марка, от его грубых и похотливых рук. Женщина вырывается из цепких пальцев. Анна не успевает выпить таблетки, и ее захлестывает волна ярости. Перемешиваясь, с не менее сильной волной страха, эти эмоции выливаются наружу, как океан, поднятый ураганом. — Не трогай меня! Не смей ко мне прикасаться. Ты ляжешь в гостевой. А завтра я уеду обратно. Уеду домой. Потому что я ненавижу этот город! И тебя я тоже ненавижу! Ответом ей послужило молчание. Лицо Марка преобразилось до неузнаваемости. Глаза сузились, зубы стиснулись до такой степени, что был слышен их скрип. Всего какие-то доли секунд его рука поднималась вверх. В голове Анны пронеслась нелепая мысль: быть может он хочет ее обнять? Громкий звук удара привел ее в чувство. Анна услышала звук и только потом ощутила боль. Не на щеке, куда пришлась его тяжелая ладонь, а где-то в груди. Он ударил ее. Он первый раз поднял на нее руку. Мысли женщины путались, бегая по кругу. Как дети играющие в салочки они не давали себя поймать. И тут она расхохоталась. Лицо Марка просветлело в ту же секунду, когда его рука опустилась, завершив свой грубый пируэт. Он испуганно взглянул на жену. Ярость прошла, не оставив отпечатка. — Анни, — мужчина протянул руку в жене, но та отшатнулась. Женщина не переставала хохотать. Лицо ее не выражало ровным счетом ничего. Маска, напоминающая восковые фигуры в музее. Глаза пустые и безжизненные. Марк упал на колени и крикнул в потолок, обращаясь, по всей видимости, к тому, кто, если верить религии, жил на небесах, сотворив этот грешный мир: — Прости, Господи! Я не хотел. Прости. Анна умолкла. Она бросила на него ничего не выражающий взгляд, поплотнее запахнула шаль и вышла в ночь. В эту тягучую, липкую, ненавистную ночь. Щека горела, сохранив на себе след последнего прикосновения Марка. Черничное варенье бабушки Мэри обволакивало Анну со всех сторон.