Кара

Вложить в дрожащую руку пистолет было легко. Направить его на предателя еще легче… А вот заставить выстрелить, оказалось довольно трудной задачей… Занзас осторожно поддерживал трясущуюся руку Десятого за предплечье, чтобы выродок не сорвался с мушки и говорил, насмешливо подростку на ухо, добивая: — Правда неожиданно, когда предатель оказывается там, где меньше всего ожидал его увидеть? Савада был согласен с этим, но не мог вымолвить ни слова, слишком велико было потрясение. — Особенно если вспомнить, что ты был свято уверен, что это мы — Вария продали тебя с потрохами… Ну как тебе осознание того, что предателем оказался тот кому ты больше всего доверял, а Савада? Тсунаеши это не нравилось. Тсунаеши не мог поверить, что все это с ним происходит! Не мог поверить, что его лучший друг и правая рука, Гокудера, предал его… Все это слишком походило на ложь, на глупый розыгрыш! И он бы ни за что в это не поверил, если бы не видел сам, то как Хаято со спокойной улыбкой, отдавал чертежи его резиденции и резиденции Варии, с пометками тайных ходов, в руки Джардомо, главы противоборствующего клана Крэстори, в обмен на какие-то жалкие десять миллионов долларов… Неужели он так мало стоит? Губы неудержимые дрожали. Тсуна не мог понять, что ему хочется сделать сейчас больше, разрыдаться или расхохотаться? Хотя какая разница, и то и другое является признаком подступающей истерики… Если бы не Занзас за спиной, удерживающий его руку, он бы пустился в сопли, а так просто улыбнулся. Правда улыбка больше всего походила на оскал, но это не важно… По крайней мере не сейчас! Сейчас самое главное выстрелить, но он не может, палец сводит судорогой, несмотря на то что вся остальная рука ходит ходуном. — Ну, что же ты Савада? Стреляй! — бросает Занзас и подталкивает в спину. «Не могу», — легко читается в напряженной позе. И тогда варийский босс, снова подошел сзади, прижал дрожащее тело к своему, обхватывая руку с береттой своей, заново выравнивая прицел, чтобы пуля вошла точно в лоб и сказал, скользнув пальцем на курок поверх чужого: — Смотри ему в глаза! Не смей закрыть их и на миг, потому что его убиваешь ты! И Тсунаеши смотрел. Смотрел в расширенные от ужаса и неверия зрачки и понимал, что здесь, именно в этот момент, когда раздался выстрел, закончилось его детство, и умерла последняя толика наивности и веры в лучшее. Видя, как изо лба бывшего Урагана вытекает тонкая струйка крови, Савада чувствовал опустошение, полное и темное, и если бы не сильные руки Занзаса, он бы просто упал, как мешок с песком, и так бы и лежал, смотря на мертвое тело, пока свет перед глазами не погас, утягивая его в небытие. Когда Тсунаеши начал падать на подкашивающихся ногах, а беретта выпала из руки с глухим стуком, мужчина не на шутку испугался. Перехватив мелкого поперек груди, Занзас развернул его к себе и встряхнул за плечи, голова Тсуны мотнулась, как у китайского болванчика, а потом он встретился взглядом с совершенно мертвыми глазами Неба. Ругнувшись, мужчина сжал подростка за плечи и заговорил: — Смотри на меня! Дыши! Тсуна смотрел, но не видел, пытался дышать, но не мог. Он чувствовал себя так, словно ему вырвали сердце, словно он давно лежит на дне могилы, куда не проникает свет. Кое-как Савада смог поднять руку и ухватиться за полу куртки Занзаса, а затем сказать, вдыхая с болью: — А ты знал, что убивая других, ты убиваешь себя? — Знал! — Тогда зачем?.. — Просто мне нравится тебя ломать… — тонкие губы сложилось в жесткую ухмылку. — Тварь! — Знаю! — Ненавижу!.. — чувственный рот горько изогнулся. — Зато теперь понимаешь… — Больно, — просипел Тсуна, утыкаясь носом в грудь мужчины. Из глаз все-таки потекли непрошенные слезы. — Переживешь! — бросил Занзас, прижимая голову подростка к своей груди, а затем достал сигарету и закурил: — Мы все это пережили…