Когда он слышит, что Зоро избили, ему кажется, что его сердце останавливается.
Он бежит, не разбирая дороги, ощущая лишь страх, глубокий и всепоглощающий, страх, который гонит его на столькие километры, который заставляет бежать быстрее ветра.
Его дыхание сбилось, но он уверен, что не только бег тому причина. Он бежит, а в голове только: «Быстрее, быстрее,
быстрее». Словно от того, что он примчится раньше, Зоро встанет на ноги как ни в чём не бывало.
Ему кажется, это шутка. Это ведь Зоро, он не мог проиграть кому-то, пусть даже это и не соревнования. Для Зоро это никогда не имело значения, как и число противников, – он побеждал всегда. Это казалось таким глупым – что он попал в больницу.
В животе что-то переворачивалось и замирало, сердце напрочь отказывалось гонять кровь по телу, и он чувствовал, каким бледным был сейчас. Ему было холодно, и он уже не мог понять – физически или морально.
Он забежал в больницу и подлетел к стойке ресепшена, абсолютно не способный связать и два слова. Он лишь тяжело дышал, пытаясь вернуть себе голос, пытаясь
заставить эти чёртовы связки работать.
― Ророноа... Зоро... ― едва сумел выдавить он, сжимая деревянную стойку до побеления костяшек пальцев.
Испуганная девушка бормочет что-то про второй этаж, и он уже срывается с места, сбивая на ходу всех, кого только можно, и
ему так плевать. Он пролетает мимо Санджи, Нами и Ноджико, но вряд ли понимает это в тот момент. Весь мир сузился до крохотной дверцы прямо перед ним, потому что тут рядом стоят люди, и он просто
чувствует, что Зоро здесь. Он расталкивает их всех и пытается прорваться туда, зайти, сделать хоть что-то,
увидеть.
Его держат, крепко, и когда он видит, кто это, – Санджи – тошнота подкатывает к его горлу и застревает там комом. Он вырывается так, словно держащий его человек прокаженный, и кричит, что он должен быть там, что
ему нужно.
Он чувствует знакомые руки, схватившие его за плечи. Эйс.
― Всё будет хорошо, Траф – хороший доктор, поверь, я знаю.
Но он ни черта не знает, потому что он не чувствовал этого. С Луффи всё в полном порядке, он жив и здоров, и с ним не было того, что произошло с Зоро,
его тело не было блять всё в побоях.
Когда спустя три часа из операционной вышел мужчина, снимая повязку с лица, Саварис, кажется, уже забыл, как дышать. Мутная пелена всё стояла перед глазами, упорно не желая сходить, и он был растерян. Господи, он впервые был растерян. Он всегда был собран и хладнокровен, но сейчас... он был зол, испуган,
потерян.
Зоро значил для него слишком много.
Он дрожал, словно в припадке, руки совсем не слушались, и ему казалось, что это он сейчас при смерти.
Если бы только так и было. Чтобы он, а не Зоро...
Он бросил взгляд на катаны, лежавшие в углу. Все в крови, они выглядели так неправильно, пошло, так вульгарно. Всё должно быть совсем не так.
Он подлетел к врачу и встряхнул его за плечи, подгоняя, торопясь, нуждаясь услышать. Видимо, он выглядел слишком взволновано, потому что ни сам доктор, ни медсёстры, что вышли следом, не стали спрашивать, кто он и кем приходится Зоро.
― Парень жив, но он в крайне тяжелом состоянии. Мы сделали всё возможное, чтобы спасти его, но он потерял слишком много крови, у него множественные переломы и вывихи, серьёзные повреждения головного мозга... ― Саварис слушал, словно сквозь пелену, словно у него в ушах вода, или вата, и с каждым произнесённым словом ему становилось всё хуже.
Врач не сказал: «Операция прошла успешно».
Врач не сказал: «Он словно в рубашке родился».
Зоро в крайне тяжелом состоянии.
Ему казалось, что пол под ногами ходит ходуном, что коридор переворачивается вверх ногами, что всё вокруг него плывёт.
―Кто? ― резко спросил он, повернувшись к Эйсу.
― Сав...
― Кто? ―прорычал он совсем по-звериному, уже в принципе мало что соображая и наступая на Портгаса.
― Тот парень из банды Чёрного Черепа, Яширо. С прихвостнями.
― Убью, ― прошипел он, наблюдая, как пелена перед глазами стала окрашиваться в красный.
― Даже не думай соваться к ним!.. ― Эйс зашипел на него не хуже змеи. ― Не хватало ещё, чтобы тебя в тюрьму засадили.
Но Саварис лишь смотрел на него до тех пор, пока брюнет не отпустил его руку, сдаваясь.
― Я иду с тобой...
― Нет, ― отрезал он, слыша тихий вздох.
― Ладно, я заберу катаны и побуду здесь, пока не разрешат заходить к нему.
Блондин кивнул и дальше уже почти ничего не помнил.
Такие убийства между бандами происходили регулярно, и полицию бы никто примешивать не стал. И всё же, когда он уже не мог разглядеть лицо того урода, когда его кулаки уже были пропитаны кровью насквозь, перед глазами возник Зоро, и... Он не смог.
Он пнул его напоследок и бросил нечто вроде: «Сунешься к нему в следующий раз, клянусь, я убью тебя, ублюдок».
Он очень надеялся, что
следующий раз будет.
Когда он вернулся в больницу, медперсонал смотрел на него, словно он сбежал из тюрьмы или из психушки. Посомневавшись – или просто замерев от испуга – девушка всё же сказала ему номер палаты Ророноа. Когда он дошёл туда, оказалось, что внутрь никого пока не пускали.
Эйс посмотрел на него дикими глазами, остановив взгляд на его руках.
― Ты...
― Он жив, успокойся.
Парень тихо выдохнул, отворачиваясь. Санджи и остальные смотрели на него безумными глазами, словно он убийца-педофил или маньяк-насильник.
Ему было плевать.
Он осел на пол, опершись спиной о дверь палаты. Он рвано выдохнул и опустил голову, положив руки на согнутые колени.
Как это случилось? Ещё вчера они вместе смотрели фильм у него дома...
Люди такие хрупкие. И почему-то лучшие из них хрупкие вдвойне.
***
Он дневал и ночевал рядом с Зоро. Он буквально поселился у того в палате, попросту не слушая причитаний врачей и медсестёр, не уходя, когда случалось «вы очень устали, вам стоит пойти домой».
Эйс приносил чистую одежду, еду, но он не хотел есть. Случалось, съедал один батончик на несколько дней, и тот едва мог запихнуть в себя. Медперсонал, раньше так категорически настроенный против него, и немного его опасающийся, теперь скорее больше жалел его, чем боялся. Он был похож на тень, и они даже предложили ему пользоваться их душевой, когда окончательно убедились, что домой его не сослать. Кто-то особенно добрый даже притащил ему кушетку.
Зоро выглядел спокойно и умиротворённо. Он не менялся день ото дня, и Саварис одновременно радовался этому и пугался. Гематомы постепенно сходили, и уже можно было подумать, что он просто крепко спит.
Но это было не так. Кома. Врачи вынесли неутешительный вердикт, но он не слушал. Зоро обязательно очнётся, не может не очнуться.
Зоро любил Санджи, сильно, до исступления, до кончиков ресниц. Они вечно грызлись, и никак не хотели поладить. Однажды Нами – девушка Санджи – предложила повару секс втроём. Тот по какой-то причине согласился, – скорее всего, из-за своей девушки – и ему понравилось, Зоро точно знал. Но блондин не просто отрицал это, он сказал, что ненавидит мечника, что тот ему противен. Сам Ророноа согласился на это в попытке заглушить свои чувства, а когда это случилось, тот ранил его словами ещё больше. Говорил, что Зоро омерзителен, гадок, что он ненормальный, и что это неправильно. Грязно. Что он ненавидит его всем сердцем, что ему противно, и чтобы Зоро не смел больше и на глаза ему показываться.
Саварис знал всё это, потому что он был рядом всегда. Что бы ни случилось, словно преданный пёс ждал мечника, слушал его, успокаивал. Выводил из депрессий. Пытался доказать, что у него есть смысл жизни, пусть и без Санджи.
Пытался.
Врачи говорили, главное – чтобы сам Зоро захотел выкарабкаться. Что самое важное – его сила воли.
― Живи... ― прошептал он однажды в тишину палаты.
И ему показалось, словно в тишине комнаты он услышал тихое: «Зачем?»
***
Похороны были назначены на среду.
Со дня операции прошло уже почти три месяца, и если бы был хоть шанс – хоть один малейший шанс – Саварис бы не отключил систему жизнеобеспечения. Он и не отключал, по правде говоря. Он бы не сделал этого вообще никогда, пока Зоро в коме. Но в коме он уже не был. Однажды утром, когда все приборы странно запикали, он вызвал по кнопке медсестру, радуясь, что Зоро наконец подал хоть какой-то знак, что произошли хоть какие-то изменения, он был уверен, что это значит, что мечник идёт на поправку.
Но оказалось, что Зоро умер.
Он даже не может передать, что чувствовал тогда. Кажется, он разгромил палату к чертям, и только Эйс, приехавший по звонку медсестры, смог его хоть немного усмирить. Саварис обернулся тогда на него и увидел слёзы, стекающие по его щекам – всё верно, Портгасу тоже было больно. И только потом он понял, что плачет и сам. Одна скупая слеза, пробежавшая от уголка левого глаза, и на этом всё.
Он всё ещё не мог осознать, – или поверить – что это происходит на самом деле. Он знал, что такое случается, люди умирают, но он просто
не был готов.
К смерти Зоро он бы никогда не был готов.
***
Он приходил к нему каждый день. Если задерживался на работе допоздна, то приходил на кладбище в час ночи. И только через несколько часов шёл домой, если вообще шёл. Но он никогда не пропускал и дня.
Его жизнь превратилась во что-то серое и тягучее, каждый день начинался с ноющей боли у сердца. Он мог говорить с Зоро обо всём и ни о чём, как и раньше. Может, это было не совсем нормально, но кому какая разница?..
Он знал, что Санджи в курсе. Что повар знает, что Саварис жил в палате Зоро, что сейчас приходит на кладбище каждый Божий день, даже посреди ночи. Он в курсе – ему рассказывает Нами.
Его греет мысль, что увидев его в больнице, Санджи был удивлён. Словно не думал раньше, что у Зоро есть друзья, что мечника может кто-то любить. Он был таким равнодушным, в то время как существовал ещё кто-то, кому было дело до Ророноа. Видеть это осознание на лице повара было бесподобно.
И Саварис так хочет рассказать этому недоумку, что Зоро любил его. Рассказать, что тогда – это был не просто секс. Что Зоро не такой низкий, каким он его считает. Он хочет всё ему высказать, но он не может. Он знает, что Зоро любил Санджи, но не скажет именно потому, что Зоро любил Санджи. Зоро бы не хотел, чтобы тот чувствовал хоть каплю вины. Для него было бы лучше, чтобы Санджи чувствовал отвращение и неприязнь, немного сожаление. Но не винил себя ни в чём.
И всё же, каждый раз, когда он будет видеть Санджи, он будет смотреть на него со всей своей ненавистью, надеяться, что тот как-нибудь узнает обо всём. Где-то в глубине души будет желать этого, отчаянно, молиться на это, и будет винить себя за это, презирать себя. Но сам он не будет тем, кто расскажет.
А Санджи будет видеть всё его отчаяние, в больнице и на кладбище. Будет видеть, как тот сидит у палаты, как ходит на могилу каждый день. И будет задаваться вопросом: неужели Зоро этого стоит?..
