Художники

Часть 3. Глава 1. Олег ужасно нервничал, чем очень нервировал меня. Сколько мне ни прикладывали лед к лодыжке, сколько ни давали каких-то лечебных средств, ничего не помогало. Боль прошла, но ходить я не могла. — Завтра мы должны быть в столице. Это очень срочно! Я мрачно взглянула на часы, с деревянным циферблатом, где стрелка в виде петушка показывала три дня. — И мы успеем, непременно. — На машине доедем в два счета, — он не слушал меня, но я вовремя удивилась — на машине? — Ходить ты не можешь. Да и долго. Так что просто не рыпайся там. Я, не удовлетворившись, заерзала на стуле. — У вас есть машины? Какие? Он сначала смотрел на меня, не мигая, — даже не знаю, о чем он думал, — а потом подошел к окну и раззановесил. — Смотри. По тротуару ходили люди в странных шляпах и пестрых одеяниях, которых я даже в училище никогда не видела. Ну, ладно, не в очень пестрых, и шляпы носили не все. Машин не было. — Они не по расписанию ходят, — заметил Олег и вышел из комнаты. Он определенно стал каким-то нервным. И молчаливым. Когда бармен отпоил нас алкоголем, я задремала — на самом деле, просто забылась от боли, которая срослась с существом, — меня отнесли куда-то, несли, я помню, как спотыкались… Были мы теперь в каморке, которой владел какой-то Олеговый знакомый. Знакомый так на нас смотрел… В общем, я была совсем не против унести отсюда ноги. Вот только сама я это сделать не могла. К пяти дня парень принес колбасы и немного булки. — Вставай. Пошли. — Я не могу идти. — Прекрати из себя неженку строить. — Я не могу идти, — угрюмо повторила я и тяжело на него воззрилась. — Сам попробуй с такой ногой. — А я ходил, — сказал он, но я взгляд не отвела. Он вздохнул и сел на стул, перевернув его прежде спинкой. — Кто из нас хвастался творчеством? — Ну, я. — Какая ты сегодня скромная. — Если не знаешь, как это работает, то не указывай мне, что делать. — Ты указывала мне, кому умереть первым, — лязгнула в его глазах сталь. Я отвернула голову. — Я не могу делать это просто так. Мне нужна ручка, бумага. И это не все. Не все написанное исполняется сразу. И писать надо тщательно: зная все детали и тонкости. Иначе грозишься навредить. Я вот в хирургии не разбираюсь. Он откинул корпус назад, довольно неприятно смерив меня взглядом, да еще и руки скрестив. — Интересненько, в каких видах ты мою смерть представляла. Для этого знание медицины не требуется? Я чуть было не буркнула лишнее… Он встал и поставил стул на место. — Жри, а потом идем. Захочешь — встанешь. Я тебя нести не собираюсь. «Можешь здесь меня бросить», — я вздохнула, вонзая зубы в бутерброд, благодаря бога, что никогда не умела вести себя как женщина, и эта фраза из моих уст не вырвалась. Вставать было очень тяжело. Я замотала лодыжку кучей тряпок, надеясь, что это хоть как-то будет походить на гипс, но затея была пуста. Тогда я бросила это дело и просто стала хромать. У нас будет машина? Так вот пусть она меня тащит. На улице было шумно и людно. С ног сбивали прохожие, все орали, ни с кем не здоровались и налетали на свеженькие лотки с едой. Овощами торговали, я бы не сказала, что здешние. В общем, все как в Москве. Персонаж ходил быстро, ничуть меня не жалея. Ну и пошел он к черту. Торопится куда-то, а сам мне не говорит куда. Думала, вот встречу персонажа, спрошу у него, как дела — что б вот с этим я разговаривала? Я для ознакомления пыталась вглядываться в лица других. Я привыкла, что представляю людей примерно на одну комплекцию. Стандартные черты лица, универсальные для моего воображения, в которых я только меняла цвет волос, глаз и форму ушей. Иногда добавляла веснушек. Но плохо было, когда по прошествии времени ни одна запись не давала мне вспомнить в задуманных, прежних чертах, каков персонаж на самом деле — все одно лицо. Так вот такого здесь не было. Если бы это был сон, я бы была в экстазе. Всегда любила наблюдать за чертами людей, когда они на тебя не обращают внимания. А здесь вроде мой мир, и можно. Они, правда, все равно недобро смотрели. У всех лица были разные, будто прям торжествовала селекция, а не мое больное однобокое воображение. Тут были девушки с темной кожей и светлыми волосами, как нитки… Мужчины, напоминающие гастарбайтеров, только в более родной стихии, дети слонялись как оголтелые и воровали все, что плохо лежит. Они попытались стащить у меня кошелек, но у меня-то не было, поэтому только больно ущипнули за попу… На площади, небольшой, просто дома сгорели, убрали — и вот вам, площадь — были лотки со сладостями, с петушками, с какими-то погремушками, и возле одной из них завис Олег. Затем он подвел меня, игнорируя шиканья на предмет скорости. — Мне все еще больно! — Пройдет, — отмахнулся он и ткнул в леденцы. — Вот эти, видишь? Нужны такие же, только вкуснее. Я посмотрела на него как на идиота. — И где я тебе их возьму? — Придумай, — понизил он голос и уцепил меня за руку. Я боязливо глянула назад. Нас кто-нибудь услышал? — Я не знаю технологии. — На что ты творец? Фантазируй. Наверняка, есть в твоем мире вещи, которые у нас не продаются. — Но я не знаю, какие у вас не продаются. Тебе надо было меня предупредить. — И мы перебирали бы товарные каталоги? Вот тебе задание, сейчас: нужны вкусности. Думай. Это надо сделать срочно. — Я не могу так… — промямлила я. В голове свербила недовольная мысль: какого он вообще мне указывает? Я не прислуга… С другой стороны, он-то указывает по-доброму. А что, если другие услышат? Мне вдруг разонравилась роль золотой рыбки. Наверняка, она Пушкину не в одном сне козни устраивала. Я сосредоточилась на ассортименте, поджала губы, и обернулась: — Шоколад. — Просто. У них и это знают. Хм… — Карамель? — Есть. Я снова поджала губы. Меня осенило. — Чипсы? — Что? — Значит, чипсы. Уж для этой гадости подойдут любые ингредиенты и нулевая подготовка. Животы противной хренью наполняли все, даже оголтелые ребятки. Они попытались стащить пачку, где был нарисован зеленый олень — с солеными огурцами. Другим упаковкам свезло меньше — почему-то вместо фирменного знака «Лэйс» кругляшком послужило лицо президента. Когда мы срубили деньжат, Олег отошел на стоянку и выменял там какую-то потрепанную модель. Без черной лакировки эта была просто дощечка на двух колесиках. Я многозначительно уставилась на него. — Терпения, — сказал он, немного повысив тон. Мы отошли (проколевала — я) к концу этой улицы. И затем он нажал на кнопку. Их ты, какой трансформер! Машина теперь была почти машина — низенькая, черненькая, почти как спортивная, только широкая, как телега. И там было два места: спереди и пошире сзади. Я поискала руль. — А как управлять? — Тебе это не потребуется. Садись. Я снова решила пропустить мимо ушей его грубость. В кабине было кожано, пахло лошадью и ладаном. Лошадь, наверное, как метафора. И ладан тоже, от быстрой езды… Олег потянул рычажки, и мы медленно начали движение. А потом взмыли вверх как ракеты. Я с ужасом вцепилась в подлокотники. — Хе-хе, никогда не летала? — насмехнулся надо мной перс, а я с любопытством, пересилившим страх, глянула через бок. Как же красиво! Серым пятном остался сзади город. Вокруг него, оказывается, были непроходимые рощи, где-то вдалеке я различила изгиб речки и еще один сизый поток, сливающийся с горизонтом. Солнце слепило мне глаза, но это было до того родимо, — как выходы на речку в детстве, когда камни, букашки и бабочки были огромной, кипящей интересной жизнью — что я наплевала, что слепну, и приподнялась во весь рост. И меня стукнуло в макушку. Олег на это никак не отреагировал. — Тут что, купол? — я не видела, когда его закрыли. — Если бы не было, ты бы давно улетела кормить птиц. Одна утка тут же врезалась в стекло и теперь строила нам страшные рожи, а перышки ее трепались на ветру. Я поерзала на сидении и попыталась найти ремень безопасности. Не нашла. Был какой-то огрызок: вероятно, Олег выменял тачку не первой свежести. А еще меня очень бесило, я это сейчас поняла, называть его таким благородным русским именем. Я дала себе обещание поиздеваться над его самолюбием. Нас тряхнуло, и с этого момента мы снизили скорость. Я выглянула. Мамочки… Это была трасса. Воздушная трасса, вся какая-то в разноцветной россыпи линий — по которым ехали, и которые огораживали, и здесь были пунктирные линии… Лежа вдруг вильнул рулем — Лежа, о! ему подходит — и поехали быстрее, пристроившись во второй ряд. В третьем мимо нас свистнула красная машина. — Этого не видно с земли, — сказала я, а от скорости — и высоты, которую я сейчас сообразила, — мне стало немного не по себе. — Чтобы не засорять небо, — откликнулся перс. — Купол двусторонний: отсюда не видно низ, с низа не видно трассу. Мы смотрим на то, что могло бы быть без этого воздушного движения. Я попыталась глянуть через борт, но к сожалению, мой лоб уперся в оболочку. Я передумала. — Леж, а расскажи о себе. Некоторое время я слушала, как под ухом свистят соседние покрышки. Олег все рулил. Забыл, что ли? — Л-ль… — Леж? — он даже развернулся. — Так прикольнее. Он сверлил взглядом, отчего у меня задудонило сердце — сейчас врежемся. — Ничего я тебе говорить не буду, — он отвернулся и выровнял руль. — Почему? — Ты же сама обо мне все знаешь, — огрызнулся он. — Прошлый раз был неудачным. Что, это так сложно? — нахмурилась я. — Сложно, — я услышала, как он вздохнул, и руль дернуло влево. Через прозрачную защиту я увидела, как нам показали… знак. — Козел, — проводила я глазами придурков. — Что с тобой говорить, ты уже у нас мыслишь как «творец», — я промолчала. — Только бы разбирать всех людей на косточки. — Ты был первым, кого я спросила. — А что изменится? Думаешь, так приятно, когда всё о тебе знают? У тебя, между прочим, прерогативы нет, ты не колдунья. — А что? — немного заступорилась я. — Им за это платят деньги, чтобы они все знали, — устало вздохнул он. Мне вот сейчас показалось, что меня очень обидели. Где-то пронесся раскатистый гром, и я глянула вверх — на небе ни тучки. Только перистые с волнистыми. — Блин. Привело, — помрачнел перс по голосу и перестроился в третий ряд — мы рванули быстрее. У меня немножко закружилась голова. А потом я разинула рот. И обалдела. На небе — драконы. Гигантские ящеры, мои вселенные. Я их вижу вживую! — Ахренеть, — я стукнулась затылком о верх сидения, потому что все это время съезжала — сейчас я смотрела, как змей пролетает книзу пузом, и различала все его внешние органы. — Ничего хорошего, — отозвался Олег. Голос у него был по-прежнему хмурым. Я крутанулась, провожая шипастый хвост. — А на них можно покататься? — В желудке, — сгреб мое воодушевление перс. А потом нас тряхнуло. — Твою ж мать, — парень резко вывернул руль, и я скатилась вниз. А потом грохнуло, в наш бок. — Что?! — крикнула я, чувствуя, как нас превращает в легкую юлу. — Мы слетели с трассы! Авария, черт ее возьми! — И что? — Что-что? Драконы! Я поглядела в заднее стекло — и у меня отрезало дыхание. Махина — на нас! Дракон несся, горя воодушевлением. Желтый, с прорезями черных глаз, с гигантскими крыльями, с когтями. А красный, прицелившись лапами, рухнул в «гнездо» сбитых в кучу машин. — Что это! — я забилась внутрь. — Зачем?! — Он нас сожрать хочет, дура! И мы следующие, за врезавшимися друг в друга экстремалами. Я отвернулась и схватилась за сиденье Олега. Махина-махина-махина!.. Олег рулил, как сумасшедший. Вилял, пытаясь сбить всех с пути и, кажется, пытался вновь выехать на трассу. Но мы почему-то спускались все ниже цветастых линий. — Почему мы падаем?! Олег ругнулся, но похоже мы не падали. Он переключил что-то в рычаге, и мы рывком взвили вверх. И в нас врезались когти. — Матерь божья… Грязный коготь порвал оболочку надо мной, — в крапинку, в серые полосы, такие на фигурки высекают — и вой ящерицы лязгнул о воздух. Он взмахивал крыльями. Олег что-то сделал с управлением и повернулся. — Пиши. — Где? Он протягивал мне ручку. Как?.. — Здесь пиши, — задрал рукав по локоть. Я вдруг почувствовала невесомость. — Быстрее пиши! — Да что?! — но слова уже нашлись, и под мат персонажа… В нас врезались, оголив прозрачную крышу, а затем кинули, как мяч. Я ойкнула. А затем заорала. Драконы как дети. Если дать им игрушку, они набросятся на нее всей гурьбой. Игрушки-машины недоступны на трассе — там они какие-то правильные, ненастоящие. Но когда летающие штуки выбивает из колеи — аварии, опрометчивый сход, хвастовство, — тогда поиграть уже можно. В машинах оказывается кто-то — они кричат, они орут и воют, чувствуя смерть. Драконы набрасываются как на мясо — потому что это и есть мясо. Оно кричит и убегает, и нет ничего приятнее, чем играть с ним, а потом съесть. Я летела вниз. Твою мать, земля скоро! Ах… Меня подхватило за пятку. Затем тряхонуло, и я снова орала вниз головой. Вой заглушил уши. Я врезалась в чье-то тело. И Олег перехватил меня, отчего я уткнулась ему в горелую грудь. Пахла горелым. За спиной его крикнул дракон. У него выросли крылья — взмах!.. Черная смоль путала солнце. Он махал, словно знал, как это делать, и умело лавировал в потоках… Я вспомнила, что написала на его локте — «Умеет летать». Никогда не знаешь, как обернется написанное. Бывает, подробно — а выходит хрень. А иногда и слова достаточно. Олег увернулся от пасти. Зубы он стискивал, а в скулах я видела напряжение. Я вдруг чуть не заорала — у меня снова заныла нога. — Больно… — Терпи! Нас отбросило взмахом, а в следующую секунду я видела стаю — трое, точно, летели нам вслед. Желтый, красный… блин. Какой третий? Почему не стреляют огнем? Не умеют? Нас садануло по правому боку. — А-а-а! Я потеряла воздух, перевернулась кругом — а орал парень: ему оторвали крыло. Там дыра. Я завизжала. Снизу открылась пасть. Олег схватил меня за коленку — нога!.. — я не видела мир… Макушки встретили болью. Я очнулась — вдохнула, — и из меня вышибло елью. Я перекатилась, и снова на ель. Ветки. Где Лежа… Перед падением на землю меня что-то окутало. Боль резко прошила в руке и ребрах. Я глотнула ртом, но не получилось. Кашель выровнял воздух. Олег лежал без сознания. Я глянула вверх — драконы парили над кромкою, но не близко. Не прямо над ней. Почему? Да какая разница, к черту! У Олега было сломано крыло, а другое торчало из-под спины — тоже сломалось, кажись. Я запустила руку под спину, чтобы поднять его, но с ужасом вляпалась в липкое. Кровь. На руке. Я уставилась на ладонь, перевела глаза на «спящего» Олега. Он же не… Эта кровь — она от лопаток. Крылья.