У старых грехов длинные тени

Я никогда не хотела быть героиней романа, наподобие тех, которые показывают вечерами по телевидению. Когда провинциальные и не очень бедолаги невольно попадают во всякого рода переделки, а зрители по ту сторону экрана в разной степени им сочувствуют. Кто-то все решил за меня. Условно ткнул пальцем, мол, девушка, вы нам подходите, а потому извольте принять непосредственное участие в нашем несколько неадекватном сюжете. Да, наверное, так оно и было… На семейном собрании, состоявшимся одним зимним вечером, мама, несколько помявшись, что было для нее несвойственно и совершенно ей не шло, неожиданно заявила, что выходит замуж. — Мы снова верим в сильное мужское плечо? — саркастически поинтересовался мой старший брат, внимательно глядя на маму. Та даже зарделась под его пристальным взглядом, словно школьница, пойманная на чем-то постыдном. С отцом она развелась десять лет назад, и теперь он благополучно платил алименты, но видеться со своими детьми особо не стремился. Впрочем, мы с Артуром тоже не слишком желали данное упущение исправлять. Но с тех самых пор мама упорно изображала из себя сильную женщину, которая могла, если не со всем, то со многим справиться в одиночку. Вся ее жизнь сводилась к слогану рекламы детского питания: «Я сам!». Нам с братом оставалось только всячески ей помогать и не создавать лишних проблем, что мы старательно и проворачивали. Признаться, мама хорошо справлялась. К своим сорока двум годам она занимала должность руководителя отдела, замечательно выглядела и умудрилась, чтобы ее дети не чувствовать себя в чем-то ущемленными. Видимо, настал момент ей пожить для себя, а не ради нас. Потому я гневно зыркнула на Артура, сохранявшего невозмутимое спокойствие после озвученной им остроты, и поинтересовалась кандидатурой в мужья. Мама облегченно выдохнула и сначала с осторожностью, а после и вовсе войдя во вкус, начала рассказывать о своем избраннике. Артур больше не проронил ни слова, что само по себе выглядело странным. Обычно старший брат являл собой средоточие сарказма и язвительности, из-за которых его красота казалась мне едва ли не ядовитой. Мы с ним не были похожи, что вовсе не делало меня доброй страшилой. Я была… обычной, причем, в крайней степени. Обычнее обычного. Пройдешь — и не заметишь. А вот Артур выделялся, даже не стараясь он привлекал чужое внимание, чем, зараза, и пользовался. Мама щебетала певчей птицей из райского сада, расписывая достоинства избранника, существование которого до сей поры умудрялась от нас прятать. Впрочем, наверное, меня можно было упрекнуть в условной близорукости, чем ее — в чрезмерной скрытности. Люди склонны не замечать очевидных вещей. Это я поняла несколько позже. Возможно, определенные секреты моих близких так и остались бы секретами, не войди в наш выстроенный быт чужие люди. Они, как и подобает новеньким, вошли на метафоричную запретную территорию, не заметив предупреждающих знаков и проигнорировав придуманные другими правила. Вот только отвечать за это безрассудство пришлось отчего-то мне.