Грехи

Губы у преподобного как долбаный грех похоти. Как чистое сладострастие. А взгляд, как у самого Сатаны, белая полоска на горле лишь оттеняет черноту рубашки и глаз. — На колени, — приказывает Кастер. Тем самым Голосом. Что-то тёмное, древнее и необузданное разносится по его крови и требует выхода. Срочно. Иначе мозг грозится вскипеть в черепной коробке. Вот оно, окончательное падение: Джесси остановил себя от нарушения шестой заповеди, но не смог удержаться от нарушения седьмой. Колоратка давит острым краем прямо под кадык, удушая. Она будто кричит: «Ты же святой отец! Очнись!». Кэссиди послушно падает на колени. В его глазах плещутся одновременно испуг, веселье, удивление и восторг. Слишком много чёртового восторга для того, кого сейчас, кажется, изнасилуют. Будто сейчас грёбаное Рождество, и он наконец-то получил долгожданный подарок — канистру крови, перемешанную с ромом и героином. Кэссиди вряд ли был бы обычным ребёнком. — Отсоси мне, — Кастер тяжело втягивает воздух через нос и сжимает кулаки. Веселье из глаз Кэссиди исчезает так же быстро, как и появляется. Он суетливо расстёгивает чужие джинсы, спускает их до колен и берёт в рот чужой, ещё не до конца вставший, член. Кэссиди не хватает опыта, но его огромный болтливый рот компенсирует всё вертлявым языком и старательностью отсасывания до фанатизма. Будто Кэссиди — грёбаный клыкастый садовый пылесос для уборки членов проповедников. Через минуту у Кастера стоит так, что звенит в ушах, а голова делается приятно пустой. Что-то внутри него, — что даёт ему безграничные силы и знания, — тянет его в пылающий ад и делает совершенно безумным. Может, было бы лучше, если он уехал бы с Тюлип и выблевал эту тьму из себя злостью на Карлоса. Тот хотя бы заслужил. Но не Кэссиди. Только не этот парень. Джесси толкается бёдрами вперёд и разжимает кулаки лишь для того, чтобы вцепиться в жёсткие, взлохмаченные волосы Касса. Кэссиди стоит на коленях, глаза закрыты, а щёки втянуты так сильно в попытке побыстрее отсосать, что вот-вот и Каcтер увидит очертания своего члена и чужих зубов. Кэссиди стыдно — вечно бледные скулы ярко-красные. Джесси стыдно ещё больше, но его рот будто сам по себе открывается и произносит: — Сильнее. Это похоже на лихорадку. Кастеру сложно стоять, дышать, думать. Вязкая кровь кипит в венах. Член с каждым движением упирается головкой в стенку чужого горла. И это чистое, незамутнённое ничем удовольствие. Кэссиди то ли учился у портовых шлюх минетам, то ли ему напрочь отключило рвотный рефлекс от количества той подавляющей работу мозга дури, которую он принимал. Джесси готов молиться на эту наркоту и на грязный ирландский рот, дарящий ему наслаждение. И освобождение от ощущения, что под кожу ему забрались чёрные змеи, а сердце качает нефть вместо тёплой крови по организму. Он чувствует, что оргазм уже близко. Как сокращаются мышцы живота, как тело едва ли не выворачивает, как от боли, от этого удовольствия. — Всё, — громко говорит Каcтер, почти кричит. — Отстранись, хватит. Кэссиди немного отстраняется, но не выпускает член изо рта. Он елозит своим языком по головке, а затем резко подаётся вперёд, погружая член Джесси в свой рот, принимаясь сосать ожесточённей. Будто ему совсем не нужно дышать. Кончик его носа упирается в лобок Кастера. — Хватит, — Джесси дёргает его за волосы ещё раз, но не успевает. Удовольствие, смывающее полностью напряжение последних дней, накопившуюся злобу и нереализованную жажду мести, разрывает его сознание на части, оставляя в пустоте. Кэссиди глотает, издавая совершенно омерзительные звуки, но его горло сокращается так приятно, что Джесси лишь может бормотать себе под нос: «Вот же чёрт, Касс». Как только чувство эйфории после оргазма чуть-чуть отступает, Джесси отстраняется от Кэссиди. Убирает свой член в штаны, а затем падает рядом с ним на колени: резко, до жгучей боли в коленях, придавленный чувством вины. Тяжёлые мысли стремительно возвращаются в блаженную пустоту черепной коробки. Кэссиди же медленно встаёт, всё так же с закрытыми глазами. Он открывает их, лишь устойчиво встав на ноги. Теперь это он смотрит на Кастера сверху вниз, как грёбаный Господь. Его лицо рассекает кривая, похожая на звериный оскал, усмешка, когда он видит в глазах Джесси два главных чувства: вину и страх. — Чувак, отлично я тебя подъебал, да? — говорит Кэссиди. — Ух, вот это у меня и голосок! Расслабься, Джесс. Я мёртвый. На меня твоя вуду-магия не действует, хотя я её чувствую. Ну, типа, верю, что она есть. Не хотел тебя расстраивать. Поэтому подыграл. Он замолкает на секунду. — Да и просто мне нравится вся эта тема с подчинением, — наконец добавляет он и кивает вниз, взглядом указывая на свою ширинку. Кастер резко выдыхает. — Вот же дерьмо, — лаконично замечает он, утыкаясь лицом в пах Кэссиди.