Пират

В маленькой, темной камере с низким потолком было грязно, сыро и холодно. Через единственное крошечное окошко под самым сводом, куда вряд ли смогла бы протиснуться рука взрослого мужчины, проникал тонкий луч света. Но, несмотря на сырость и холод, старик в лохмотьях, лежавший без движения на полу, словно брошенная капризным ребенком кукла, не пытался подставить свету лицо или руки. Этот свет был опасен, он обжигал, он не давал спрятаться, он изобличал, указывал на старика. Да, этот свет… А еще запах. Запах моря. Этот чертов свежий, соленый бриз! Страшный запах. Запах смерти. Неминуемой, неотвратимой. Которая придет за стариком, рано или поздно. — Мадара! Дверь в камеру со скрипом отворилась и скрюченное, седовласое существо вздрогнуло, болезненно щурясь от яркого дневного света, тщетно пытаясь отползти в угол. — Давай, старик, пошёл отсюда! Здоровенный детина в мундире стражника придержал рукой синюю треуголку, протискиваясь в дверь. Брезгливо взяв узника за шиворот, он, скривившись от отвращения, выволок того из камеры и прислонил к стене здания, в котором располагалась портовая тюрьма. — Всё, хватит! Иди отсюда! Здесь тебе не ночлежка! Ишь… Удумал чего… Иди проси милостыню в порт. Или в кабак. Или заползи куда-нибудь и сдохни! А нам тут преступников держать надо! — Но я и есть преступник… — просипел дед, прикрывая ладонью глаза от безжалостного солнца. — Вот только не начинай снова! Слышали уже сто раз! Молодой был, на корабль напал, капитана убил, а мальчонку пожалел. Знаем! Неча тут! А хоть бы и убил, мне до того дела нет. Раз на рее не болтаешься, значит, повезло тебе. Иди и выпей за это. Ну! Пшел! Получив болезненный тычок в бок, старый оборванец, хромая, побрел прочь, туда, откуда доносились запахи эля, жареного мяса и слышалась приглушенная музыка. Последние десять лет, после полного разорения и обнищания, человек зарабатывал себе на еду и выпивку тем, что рассказывал разные истории в портовых кабаках. Старый моряк, бывший пират, более того — капитан, он знал немало интересных историй. Моряки, портовые рабочие, ремесленники, лавочники, солдаты, шлюхи: все любили послушать старого пирата. Послушать о лихой жизни, о громадных волнах, о веселом звоне монет, о пылких красотках, о вине, текущем рекой… Но сегодня был другой день. Раз в году он рассказывал совсем другую историю. Грустную историю. Страшную историю. Историю, которая, пока еще не была закончена. Потому, что ее рассказчик был жив. Как же это было давно… Казалось, что прошла целая вечность. Корабль. Мертвый капитан, даже в смерти не выпустивший саблю из крепких рук… Король пиратов. Мертвый король. Женщина, рыдающая на груди убитого мужа. И маленький мальчик, держащий побелевшими пальцами отцовскую черную треуголку. Тогда, давно, посмотрев в эти юные, черные как ночь глаза пацана, он не смог. Мадара не смог убить Саске, королевского сына. Он оставил его с матерью на пустом, разграбленном корабле и уплыл с добычей, командой и пленными. Прочь. Он знал, что подписывает себе смертный приговор, он знал, что мальчишка, новый Король, обязательно будет мстить. Но глубоко в душе он надеялся, что пацан сгинет в море, вместе со своей матерью и разбитым кораблем. Пока его судно разворачивалось, пират увидел, как пацаненок проворно залез на треснувшую мачту своего разрушенного судна и, нацепив на голову отцовскую треуголку, внимательно всматривался в лица убийц своего отца. Он запоминал каждого. Алые губы беззвучно двигались, то ли моля морского Дьявола о мести, то ли вознося проклятья. По бледному, перепачканному сажей лицу катились слезы и, черт подери, старик мог поклясться, казалось, что падая вниз, они превращаются в языки пламени! Пират отвернулся, впервые за долгое время ему было не по себе. И тогда он услышал крик. Но не звонкий, мальчишеский голосок, а страшный, нечеловеческий крик: — Я буду пиратом! Я найду вас всех! На море или на суше, я найду вас! И я отомщу вам! Если надо, я найду вас даже в аду! Я буду идти, плыть и лететь за вами вечно! И я отомщу! Пират хотел забыть, но не мог. Шло время, взмывали и падали в море весла, звездный купол медленно вращался, сменяя свой узор, шторма и бури сменялись штилями, ветер надувал паруса. Вино не иссякало, объятия красавиц были жаркими, а золотые монеты весело звенели. Но ни вино, ни красавицы, ни, тем более, золото, ничто не могло заставить пирата забыть обещание, данное ему много лет назад тем мальчишкой, Саске. «Я буду пиратом!» То ли времена становились другими, то ли он старел, однако, со временем удача стала оставлять Мадару. Случалось, он мог месяцами блуждать в море и не наткнуться ни на один корабль! Точнее, корабли-то он встречал… Разграбленные, сожженные, торчащие на рифах, словно острые кости гигантских скелетов… Немногочисленные выжившие все поголовно сходили с ума и ничего не могли рассказать. Лишь бессвязно бормотали что-то о черном корабле и черном знамени. «Будет черным знамя…» Мадара не хотел в это верить. Такого не могло быть. Нет, конечно, морские байки о том, как отчаянные капитаны продавали дьяволу душу, что бы обрести могущество и бессмертие, знали и слышали все. Но Мадара никогда не верил подобным сказкам. Пока, однажды… Он сидел в кабаке и пил, пытаясь забыться. Награбленные за много лет деньги стремительно таяли. Корабль пришлось продать, чтобы рассчитаться с долгами. Оставалось только пить. За соседними столиками тоже пили, ели, играли в кости, и, как водится, травили байки. — …, а я слышал, будто он и вовсе бессмертный! — Да быть того не может! — Может! — Не может! — А вот и может! Если душу продать морскому дьяволу и если ненависть твоя сильна, то ты становишься бессмертным, пока, значит, душу обратно не выкупишь! — И чем же он ее выкупит? — А известно чем! Душами тех, кто, значит, отца его убил! Вот так-то! Как последнего прирежет, так душу свою обратно и вернет! — Так они, поди, и сами давно померли. — А если и померли, он за ними в ад придет. Дескать, он поклялся отомстить и найти всех, даже там, в аду. Мадара вздрогнул, словно от удара бича. На секунду он отчетливо увидел в своих мыслях черный, словно бездна, корабль, стремительно летящий по волнам. Черное, без каких бы то ни было знаков, знамя трепетало на ветру. Черные как ночь непослушные волосы, под черной треуголкой, непроглядно черные глаза, в которых плясало адское пламя. «Я за отца всем отомщу…» Мужчина вскочил на ноги, едва не опрокинув стол, и, наклонившись к соседнему столу, дрожащим от ярости и суеверного ужаса голосом выпалил: — Вранье! Чепуха! Байки! Не может быть такого! Не бывает такого! — Ты, Мадара, можешь что угодно себе думать, а я, значит, сам тот корабль видел издалека. Черный, как самая безлунная ночь! — Да! А я слышал, что в глазах его огонь горит адский! — вмешался еще один собеседник. — Но ведь… — Мадара с трудом мог говорить. — Ведь это же… — Это черный пират Саске! В тот вечер Мадара бежал из города. Он менял города, жил на материках и островах, но в любом порту, куда бы он ни пошел, его всегда преследовала весть о черном корабле и пирате, мстившем за своего отца. Один за другим гибли его бывшие товарищи. Одну за другой забирал Саске их души, выполняя свое обещание. Со временем Мадара спился и стал нищим. Сначала он пытался работать в порту, потом просил милостыню в церкви, а после и вовсе начал бесцельно шататься по городу копаясь в мусоре и, иногда, веселя народ своими историями. — Да, старик… Ну ты как расскажешь, аж в груди холодеет! — здоровенный румяный матрос похлопал Мадару по плечам своей пудовой лапой. — Надо же так байки травить, а… Вокруг снова захохотали, заговорили, в кабаке заиграла музыка и про старика, казалось, все напрочь позабыли. Пора было возвращаться в свою нору, ветхую, вонючую комнатушку в порту, где он хранил свое добро, платя за это одну медную монету в месяц. Мадара медленно поднялся из-за стола и вышел из кабака. Ночь была по-весеннему холодной и какой-то особенно зловещей. Возможно потому, что луну скрыли тучи, а может, из-за того, что на улице было непривычно тихо. Мадара шел вниз по мостовой и слышал лишь свое сиплое дыхание, топот рваных башмаков о камни, да стук сердца. Ни лая собак, ни гомона людей, ни плеска волн на пирсе, который с каждым шагом становился все ближе. «Возможно, я еще успею уехать… Если постоянно перемещаться, то он не сможет меня найти. Ведь до сих пор ему этого так и не удалось!» Дойдя до пирса, старик не заметил оставленный каким-то нерадивым грузчиком моток корабельного троса и, запнувшись за него, растянулся на камнях. Переведя дыхание, он попытался подняться, сдавленно ругаясь и поминая всех чертовых шлюх, которых он имел в своей жизни, когда услышал чьи-то тяжелые шаги справа от себя, на пирсе, там, где возвышалась непонятная в ночной мгле громада корабля… Черные кожаные сапоги появились в полуметре от лица Мадары. Старик сразу все понял. Он знал, кого он увидит, когда посмотрит вверх. Он тысячу раз видел во сне эти глаза и слышал этот голос. — До самого ада…