zayn – pillowtalk (bearson & wheathin remix) hayley kiyoko – cliff's edge (rabbii remix) blackbear – idfc (tarro remix)
Губы – в кровь, кожу – в пыль, пальцы – глубже. До синяков, красных меток и удушливых вдохов. Как каннибалы – хотят съесть друг друга, попробовать на вкус чужую кровь и плоть. И как мазохисты – получить как можно больше боли, ран и глубоких укусов. Чонгук вжимается всем телом, трется до тянущей боли и вгрызается зубами в шею Тэхёна. Который по-блядски низко стонет и раздирает спину Чона в кровь, словно кошачьими коготками. Хочется протянуть осипшее "охуенно", но получается только надрывно всхлипнуть и поймать зубами смольную прядь волос Чонгука. Сладостно медленно и больно потянуть, разозлив того еще сильнее. Чонгук дерет пальцами нежную кожу на ягодицах старшего и толкается в мокрое тело жестче и глубже, заставив Тэхёна захлебнуться в ощущениях и протяжно вскрикнуть. Ближе – слишком недостаточно, слишком мало. Стирая границы в пыль, они жмутся сильнее, до боли и ожогов. У обоих кожа пылает под жаром чужой, а глаза горят безумным адско-красным пламенем. Разум взрывается, сердце раздувается до огромных размеров, прилипая к ребрам. Кровь закипает и бурлит, вытекая горячими струйками из открытых ран. Тэхён грызет внутреннюю сторону ладони и дергается, когда собственные слёзы затекают в уши. Ему до боли хорошо. Ему прекрасно. Ему по-мазохистски обалденно. Он мажет кровью с руки по лицу Чонгука и грязно раскрывает рот в немом стоне, заламывает брови и выгибается навстречу. А Чонгук хмурится, слизывает языком чужую кровь с губ и повторяет: – Не переставай смотреть на меня. За окнами и стенами их маленькой квартирки разрастается паника, льются морями слезы, и разносятся жалостливые вопли. Конец света приближается вместе со смертью и потерей, чьи плащи вытканы из страха и агонии, вселенского кошмара и чернеющего безумия. Люди, вампиры, оборотни - все существа, рыдая, прощаются с родными, молятся своим богам, ищут укрытие под землей, прячутся в бункеры в надежде на спасение. Молитвы за выживание. Глупцы. Оружия сложены, броня снята - Тэхёну и Чонгуку не страшно. Они не боятся конца света. Они всего лишь чертовы любовники, которые будут скучать. Они не страшатся потерять себя, они страшатся потерять их "вместе". До безумия влюбленные любовники. До одури пьяные друг другом. До смерти нуждающиеся. Тэхён царапает коготками нежную кожу чонгуковой шеи, пуская следом свои клыки. Впечатать себя в него через боль, оставить себя в нем навсегда, слиться воедино, смешать кровь и вжиться чернющей татуировкой в бледную, прозрачную кожу. Чонгук рычит громко и хрипло выдыхает, переставая двигаться в Тэхёне. Рывком переворачивает того на живот и ведет острыми клыками вдоль позвоночника. Поврежденная кожа тут же регенерируется, и Чонгук рвет её снова и снова. А Тэхён задыхается от ощущений, словно от тройного оргазма. Коктейль из боли, крови и наслаждения сводит с ума, отключает мозг, оставляя место только для звериной страсти и животного голода. Безумные влюбленные. Дьявольские отродья. Потерянные души. Чонгук двигается в удушающе медленном ритме, и сжимает зубы на обманчиво хрупком плече Тэхёна. Тонкий кожный слой лопается, словно под натиском ножей, а красноволосый заходится во влажном стоне, терзает челюстями хлопковую подушку и отбрасывает её в стену, где та разлетается тысячами перьев. Стоящее тяжёлым воздухом возбуждение пахнет красным вином и кровью. Словно омежки, оба сочатся смазкой и воняют до жжения обонятельных рецепторов вкусно. Чонгук коротко кусает везде, где может достать, пуская каплю собственного яда, благодаря чему раны не зарастают дольше. Сжимает пальцы сначала на боках, позже полосуя ногтями тэхёнову грудь. Лижет лопатки с причмокиванием, наслаждается вкусом, проводя языком по деснам и губам. Прикрывает глаза от удовольствия и безумно улыбается. Переворачивает Тэхёна обратно на спину и тут же получает яростный укус в ключицу. Тэхён пьёт кровь медленно, водя языком по косточке. Напоследок пускает немного яда и отстраняется, тут же вовлекая Чонгука в грязный поцелуй. Оба засасывают друг друга глубже, пьянеют и сходят с ума. Царапают чужую кожу, отрезвляющая боль – сладкая подпитка, от которой пьянеешь сильнее, до белой горячки. Они друг для друга – неизлечимая болезнь, тяжелая шизофрения и фетишизм с осложнениями. Больные на голову и на сердце. Тройной инфаркт, сильная аритмия и рак всего существа последней стадии. Всё вокруг пылает красным: глаза вампиров, стекающая по подбородкам кровь, рваные раны на телах и разрастающееся солнце за пределами их тёмного укрытия. Оно пыхнет, пульсирует, разгорается всё ярче, пуская огненные полосы по небу. Где-то вдалеке сгорают леса, моря выходят из берегов, трещит по швам земная кора и льют ливнями кислотные дожди, – природа бушует, пугается, чувствуя свой конец. А Тэхён чувствует только Чонгука, который касается пухлыми и мокрыми губами возбужденной плоти. Ведёт ими мучительно медленно, с наслаждением, изредка касаясь носом. Губительно. Киму вроде как плохо, в глазах мутнеет, поэтому он шепчет слишком безучастное "нет" и закрывает глаза. А Чонгук, конечно же, совершенно непослушный, поэтому он заглатывает. Тэхён резко и удушливо вдыхает, царапая простыни. В животе что-то будто лопается и стягивает узел возбуждения туже. Макушка Чонгука мельтешит вверх-вниз, и старший почти воет, потому что это, блять, невыносимо. Брюнет заглатывает почти полностью, постоянно меняет ритм, вылизывает всю длину и наблюдает из-под челки за извивающимся Тэхёном. Гладит его в чувствительных местах под коленками, отмечает, что на внутренней стороне бедер красноволосый пахнет шоколадом, и дуреет окончательно, потому что: – Ты такой, – хрипит Чонгук, а Тэхён уже крестится и молится всевышнему, чтобы младший заткнулся, – ..вкусный. Господи, какой же ты вкусный, Тэхён. Ким сгорает от слов Чонгука, который двигается лицом ближе, прижимает чужие руки вдоль тела и водит липким языком по гладкой груди. – Я же сказал: не переставай смотреть на меня, – рычит он и резко входит по самое основание, одновременно до крови кусая за сосок. Из Тэхёна вырывается жалобный скулеж, переходящий в сладостный стон. Старший обхватывает Чонгука ногами и переворачивает их обоих, оказываясь сверху. Вжимается теснее, прогибаясь в пояснице и не сводя влажных глаз с Чона. Медленно насаживается сам и грязно стонет, громко растягивая гласные. Чонгук с садистским удовольствием наблюдает за тем, как из укусов на шее Тэхёна сочится алая кровь, стекает струйкой по гладкому, бесконечно притягательному телу и капает на белую кожу брюнета. Он собирает её пальцами, позже обсасывая их, не разрывая зрительного контакта с Тэхёном, смотрит с вызовом и издевкой. А Тэхён не привык себе отказывать, поэтому он хватает запястье младшего, тянет на себя и вбирает пальцы ртом, слизывая собственную кровь и играясь языком с кольцами на указательном и среднем пальцах. Он прикусывает один и прикрывает глаза от вкуса смешанной крови. Кровь Чонгука в сочетании с кровью Тэхёна – сильнейший яд, высокоградусный алкоголь, самый вредный наркотик и мгновенно накрывающий кайф. Тэхёна ведёт, словно от дозы кокса. Все звуки слышатся через плотную пелену. Пульс в голове бьёт тяжёлыми битами, перед глазами мутнеет и чернеет. Тэхён вскидывает голову кверху и скользит пальцами по своей груди, шее и бедрам, размазывая кровь по телу. Он перестает насаживаться на Чонгука и ненадолго теряется в ощущениях, тонет в пойманном кайфе. Дышит тяжело через открытый мокрый рот и жадно сглатывает смесь крови и собственной слюны. Внезапно гаснет небо, оставляя солнце в плену темноты. И тут же в квартирке вампиров зажигается красный свет неоновых ламп, люстр и украденных магазинных вывесок. В глазах мутнеющий мрак с размытыми всплесками красного, позволяющими видеть каждый укус, каждый засос на потном и возбуждённом теле напротив. И Чонгук видит, выжидает и наблюдает за Тэхёном, чьи глаза смотрят сквозь ряд пушистых ресниц, с чьих клыков капает кровь, и чьи губы бесконечно мягкие и нежные, что руки сами тянутся к ним, очерчивая контур. Чонгук ведет ладонями ниже по телу, собирая Тэхёна подушечками пальцев, ловит его за запястья и подносит их к губам. С сожалением целует, извиняется, позволяет себе пропустить через сердце страх. Ему жаль. А Тэхён злится. Впивается резким поцелуем, кусая губы в кровь. – Больной, – шипит Чонгук. – Если только тобой. Чертовы фрики. Посылают к черту весь мир, упиваясь друг другом в последние моменты жизни. Рвут страх, горечь и сожаление в клочья, хоронят вместе со слезами, запирают на замок из тоски и отчаяния. Уходят ото всех, оставаясь в своем темном убежище с множеством красного неонового света. У них всегда жарко, всего слишком, ломка и передоз друг другом. Чтобы стоны взахлеб, кожа в огне и кровь как подтверждение пожизненной зависимости. Тэхён валится спиной назад, утягивая младшего за собой, и тот принимает привычное для него положение – сверху. Входит резко и совершенно точно под тем углом - протяжный стон Кима тому доказательство. Набирает нужный темп, расставляет мускулистые руки по бокам от Тэхёна и смотрит точно в глаза. Из растерзанных в поцелуе губ сочится свежая кровь и капает на лицо старшего, стекая тонкими дорожками на простыни. Тэхён хнычет и скулит, широко раскрывая рот и обнажая острые клыки. Царапает сильные плечи Чонгука и смотрит в ответ влажными глазами. Чонгук втрахивает любовника с остервенением, до скрипа кровати и до собственных несдержанных стонов. Неоновый свет вывесок мигает в такт толчкам и рваным вдохам, а некоторые лампы неожиданно лопаются, разлетаясь миллионами осколков. Темнота щекочет возбужденную потную кожу, а открытые раны безбожно саднит. Тэхён сжимается вокруг пульсирующей плоти Чонгука, и это как соль на кровавые ссадины, – жжет все нервные окончания и закладывает уши. Удвоенные стоны отдаются эхом в сознании, в чье существование вера давно потеряна. Кожа вампиров дребезжит в красном освещении, а волосы неприятно прилипают к лицу. Чонгук громко рычит, когда Тэхён рвет зубами зарастающую рану на шее и жадно сосет, набирая в рот кровь. Позже вжимается губами к чужим, пуская чонгукову кровь вслед за языком. Поцелуй до греховного вожделения грязный, мокрый и одновременно жадный и страстный. Жидкость стекает с подбородков и льется ручьями по шее и груди. Обезумевшие животные. И кажется, конец света наступает именно сейчас, когда разум внезапно очищается и погибает одновременно. Звон в ушах усиливается до ультразвука, заставляя извилины мозга скрутиться в трубочки. Кожа зажигается яростным огнём, а в глазах тлеют красочные калейдоскопы. Неоновый свет превращается в пламя и жжёт мокрые тела, словно солнечные лучи июльского солнца. Тэхён кончает с громким и хриплым вскриком, откидываясь на простыни и пачкая свой и чонгуков живот. Красные полыхающие лампочки и силуэт брюнета мутнеют в глазах, и Тэхён растягивает губы в нездоровой улыбке. Немного захлебывается попавшей в горло кровью и прикрывает глаза, утопая в нахлынувшей эйфории. Чонгук изливается в Тэхёна с развязным стоном и волчьим рыком, напоследок пуская острые когти в нежную кожу на боках красноволосого. Падает рядом на постель и направляет взгляд в окно. Солнце засветило намного ярче и увеличилось раза в четыре, что теперь можно было разглядеть как взрываются кратеры на нём, оповещая о скором конце. Даже послеоргазменная судорога не спасает от инородной тупой боли внутри. Чонгук поворачивает голову обратно и видит курящего Тэхёна. Длинные пальцы изящно держат тонкую сигарету, губы пускают петляющие струйки дыма – у Тэхёна либо красиво, либо никак. Пушистые ресницы подрагивают от едкого дыма, который раздражает слизистую глаз. Капли пота на шее бездвижны до тех пор, пока Тэхён не сглатывает – тогда те катятся по выпирающему кадыку, утекая за пределы видимости. Его довольное выражение лица освещает неоновый свет, и младший может разглядеть каждый изъян его кожи, которого нет. Мазки крови и рваные сочащиеся жидкостью раны на идеальном теле с кремовой кожей – произведение искусства. Чонгук чувствует, как собственные раны зарастают, засохшая кровь неприятно стягивает кожу, и глаза щиплет далеко не от дыма сигареты. – Я буду скучать, – говорит Чон. – Ебанутый, – отвечает ухмыляясь Тэхён и делает очередную затяжку.***
m83 – i need you #nowplaying
Единственный, кто просыпается в последние минуты – Тэхён. Кругом тишина, глухота настолько давит на разум, что тянет кричать. Словно вакуум, ни шороха, ни свиста – сплошное ничего. Все источники комнатного освещения давно перегорели, однако яркий свет слепит глаза – солнце разгорается белым пламенем и бордовыми молниями. Ужасный холод сковывает тело и одновременно жжёт нежную кожу, оставляя круглые белесые ожоги. Тэхён смотрит в глаза смерти, выглядывая из-под красной челки. Видит летящие огненные шары и уже не сдерживает слёзы. Прижимает к себе теплого, спящего Чонгука, утыкается носом в макушку и вдыхает запах ментола, земляники и свой собственный, выжженный в Чонгуке навечно. Касается губами уха и тихо-тихо шепчет: – Ты только не просыпайся, Чонгуки. Жмется сильнее, с безумным желанием слиться в одно целое. Дрожит всем телом, словно продрогший щенок. Страх окутывает зловонной пеленой, доводя чуть ли не до истерики. Нервы натягиваются, словно тетива. Сердце сжимается и болит, будто от давления острого ножа. Ком в горле мешает дышать, принося привкус горечи. Небо внезапно озаряется ярким красным светом, но тот тут же тухнет, загораясь звездами космоса. Скопления галактик сверкают и искрятся, отражаясь в потухших глазах вампира. Черные дыры разрастаются со скоростью света, разбухают словно мокрые разводы, заглатывают мигающие звезды. Из неизвестности вылетают астероиды и летят навстречу друг другу, сталкиваются, умножаясь в размерах, и несутся к Земле. Когда конец света настигает, Тэхён чувствует абсолютно всё: как пламя огненных шаров сжигает кожу, как земля уходит из-под ног, и как неведомая сила отнимает Чонгука от Тэхёна. Непрошеные слезы льют ручьями и тут же сгорают во вселенском огне. Тэхён до последнего держит образ Чонгука в голове и перед глазами, пока сознание не взрывается фейерверками погибших звезд. В последние секунды в нем засыпает циник. А Чонгук так и не просыпается.