Завтра мы умрем

      Благоговейная прохлада и тишина, нарушаемая только детьми, так называемым скотом. Иногда Лакусу становилось их жалко. Серьезно, Лакус Уэльт жалел скот, этих детей, кровь которых он пил каждый день с наслаждением, иногда прямо из шеи. Почему-то, когда парень смотрел на них, то на него сразу накатывали воспоминания о детстве - их с Рене детстве, когда они еще были людьми. Но потом эти воспоминания затмевались другими, более яркими, когда они уже повзрослели. То, что сделали с ними люди, эти жалкие, мерзкие существа... И ненависть ко всему роду человеческому снова возвращалась к Лакусу. И он снова убивал, снова пил кровь этих маленьких тварей.       - Лакус, - тихий голос раздается рядом с парнем, что так удобно расположился на одной из скамеек, издалека наблюдая за играми скота. Этих шумных детей не смущало присутствие вампира, и Лакус даже не был уверен, что это - глупость или так называемая человеческая храбрость. Темноволосый вампир с вечными кругами под глазами, от которых он уже никогда не избавится, сел рядом, удобно устроив голову на плече Лакуса. Вампир с необычным цветом волос улыбается и хочет сказать что-нибудь в своем духе, но замолкает. Рене редко выражал признаки привязанности, как, впрочем, и свои истинные эмоции, все всегда скрывая как можно дальше в себе. И если Симм, например, сделает что-то такое, как сейчас, то портить особый момент братской любви - себе дороже. К тому же, Рене выглядит так, словно пробежал триста километров в человеческом обличье, и Лакус не хочет его тревожить. Ему нравится чувствовать, что он необходим своему младшему братику. Ведь его, бесстрастного, всегда серьезного вампира мучают кошмары прошлой жизни. Лакус, наверное, единственное доказательство того, что в прошлом все было не так ужасно, что он не умер тогда, когда должен был. Рене прикрывает уставшие глаза и погружается в сладкую полудрему. Не то чтобы им, вампирам, нужен был сон, но это было приятно - погрузиться в тьму, остаться в мнимом одиночестве, там, где течение времени воспринимается совершенно по-другому. У бессмертных существ слишком много времени.       - Лакус, - когда Уэльт был уже уверен, что Рене как-то умудрился крепко уснуть на его плече, он снова слышит тихий голос, практически шепот. Симм так и не открыл глаза, и создавалось ощущение, как будто он разговаривает во сне. Но Лакус, конечно же, понимал, что Рене не спит. - Ты ведь помнишь?       Лакус все помнит.

***

      Когда глаза его брата таили в себе всю красоту небосвода и всю тайну мироздания, жизнь двух беспризорных подростков была очень сложна, но будущее они видели только светлым и безоблачным. Лакус перебирал угольно-черные волосы своего младшего брата, раздумывая над тем, в какую прическу их заплести, чтобы длинные волосы не мешались Рене, но и в то же время выглядели симпатично. Ведь его безэмоциональный, с кругами под глазами, в грязной одежде братик такой милый! Не хочется, чтобы Лакус самолично испортил такую красоту своими неаккуратными действиями по отношению к самым темным волосам на всем свете. Наверное, Рене бы их вообще остриг, но названный старший брат никак не дает это сделать. Сам Лакус недавно нашел очень красивую заколку и закрепил ею волосы сзади. Держалось все еле-еле, но парня больше волновала красота, чем удобство. Вздохнув, Лакус принялся аккуратно расчесывать черные волосы, на глаз прикидывая, что с ними можно сделать. Его лицо внезапно озарила улыбка, не предвещавшая ничего хорошего.       - А что, если я сделаю тебе пучок сзади? Будешь выглядеть очень элегантно и со вкусом! Нет-нет, забудь. Лучше кудряшки! Много, много кудряшек! Или даже можно побрить тебя налысо! Все равно ты вечно недоволен тем, что волосы мешаются, а так они никогда мешаться не будут... - Лакус все продолжал свои издевки, вот только Рене на них никак не реагировал. Вообще никак. Парень продолжал смотреть куда-то вдаль, сквозь стены за горизонт, слишком увлеченный своими мыслями, чтобы обратить внимание на Лакуса. Зеленоглазого это обидело в какой-то мере, хорошо, что совсем ненадолго. Нет ничего хуже обижающегося Лакуса, который то кричит, то пытается драться, а однажды со злости даже укусил Рене. К слову, след зубов Уэльта до сих пор красовался на шее Симма. Лакус, продолжая расчесывать волосы, случайно заметил укус, а также то, что Рене совсем не пытается его скрыть. Усмехнувшись, парень нежно провел по следу своих зубов пальцами, вызвав тем самым у Симма волну мурашек. Значит, уже вышел из своих мыслей. Лакус, наклонившись к шее брата, нарочито медленно провел языком по метке, оставленной на Рене.       - Прекрати, - устало проговорил Симм, но дыхание его все равно сбилось, щеки слегка покраснели. Лакус, обиженно надув щеки, словно маленький ребенок, временно отстал от брата и вновь устремил свое внимание на черные волосы. Наконец, он понял, что должен сделать. Оставив впереди маленькие прядки, Лакус завязал оставшиеся волосы в хвост - прическа, которая в последствии навсегда будет у Рене, которую Лакус будет делать утром каждый день, после того, как заплетет собственные волосы. Так будет всегда и в их короткой жизни, и в их долгой вечности после. Некоторые вещи абсолютно неизменны.

***

      Рене отстраняется от Лакуса и уходит под пристальным взглядом Уэльта, которому очень хотелось бы пойти за Симмом, но нет. На днях Ферид дал Рене какое-то важное задание, не требующее отлагательств, еще и секретное. Но, что самое ужасное, оно одиночное. До этого Лакуса и Рене никогда не разлучали, потому что разлука губительна для двух вампиров. Пока один занимался чем-то важным вдали от своего брата, второй скучал в Сангвинеме, предавался разрушительным воспоминаниям и пытался всеми силами заглушить эту чудовищную пустоту в груди, которая всегда появлялась, когда Рене нет рядом, и так же быстро заполнялась, когда они вместе. Люди - идиоты, если они думают, что вампиры ничего не чувствуют, тем более Лакус, который редко скрывает свои истинные чувства и эмоции. Полная противоположность Рене, который подтверждал этот нелепый миф о кровожадных чудовищах без сердца. Вот только Симм всегда был безэмоциональным, всю их человеческую жизнь и после нее. Лакус помнил только два случая, когда Рене не прятался за своей маской: когда маленький мальчик потерял своих родителей и когда...

***

      Все тело ныло от многочисленных ран, синяков и царапин. Лакус лежал на холодном каменном полу в камере, куда его бросили, словно вещь, несколько минут назад, и всеми силами пытался держать себя в руках. Вот только маленькие капельки слез все равно текли по лицу, смешиваясь с засохшей кровью, приобретая красноватый оттенок. Лакус царапал ногтями пол, кусал себе губы до крови - все, чтобы сдержаться, чтобы не закричать во все горло, проклиная это место, этих людей, все это... Он не хотел, чтобы они его услышали, чтобы решили, что Лакус сломался. Нет! Он должен быть сильным, он не принесет им удовольствие своей слабостью. Грязные спутанные волосы скрывали лицо, так что если кто-то решит навестить заключенного, то не увидит его слез, которые походили больше на разбавленную кровь.       Как Рене? Что с ним сейчас? Жив ли он вообще или уже?.. Лакус невольно вздрогнул, но не дал разрушающим душу мыслям развиваться в том же направлении. Рене не может умереть, нет. Он не может оставить Лакуса гнить в этом проклятом месте! Если уйти, то только вместе. Потому что они всегда, с самого детства вместе. Потому что по-другому уже нельзя, уже невозможно. Потому что без Рене нет Лакуса и наоборот.       - Рене! - парень кричит во все горло, несмотря на боль, несмотря на хрипоту. Шансы, что Рене где-то рядом, что услышит его, практически равны нулю. Гораздо вероятнее, что душераздирающий крик услышит кто-то посторонний, что Лакуса силой заставят заткнуться, но тому наплевать. Если бы только услышать его голос в последний раз, то и умирать, наверное, уже не страшно.       - Лакус? - тихое, хриплое. Сначала Лакусу кажется, что он уже начинает сходить с ума, ведь в камере никого, кроме него, нет. Только он, пустота и маленькое решетчатое окошко под самым потолком, до которого не достать. Лакус невольно начинает дрожать ровно до тех пор, пока снова не слышит, снова хрипло, но гораздо громче: - Лакус?!       В глазах темнота, все кружится, но парень все равно собирается с силами и садится, начинает осматривать свою камеру. Все еще пусто, все еще никого. Только маленькое решетчатое окошко, от которого нет толку. Лакус подползает к стене и садится прямо над ним, все еще сомневаясь в том, что он действительно услышал голос брата, а не просто сошел с ума. Второе кажется куда более вероятным, но Лакусу хочется верить, когда надежды уже не осталось. И он верит.       - Рене, ты здесь?       - Да.       Их камеры находятся рядом, так близко, что их разделяет лишь стена и маленькое окошко, и Лакус не знает, можно ли это назвать удачей. Он слышит надломленный, слабый голос брата и уже представляет себе, как тот выглядит сейчас. От этого жалкое человеческое тело снова начинает дрожать, а мысли пытаются.       - Завтра мы умрем, - констатирует Рене холодным, бесстрастным тоном, как факт. Лакус не знает, с чего Симм взял это, но не спорит. Если Рене говорит так, значит он уверен в своих словах. - Лакус, я не хочу умирать. Я не хочу, чтобы ты умер. Они должны умереть, а не мы! Не мы!       Сквозь слова Лакус различает столько разных чувств, что так долго копил в себе Рене: гнев, ненависть, ярость, грусть, сожаление, отчаяние и безнадежность. Лакусу хочется сказать что-то до ужаса банальное, что-то утешающее, но что он может сказать сейчас? Что все будет хорошо? Какая глупость! Но он все равно говорит, вот только совсем не то, что ему так хотелось сказать, а что-то еще более ужасное и никчемное:       - Мы не умрем.       За стеной раздаются тихие всхлипы, каждый из которых пронзает Лакусу сердце.       Завтра вместе с рассветом их поведут на казнь. Лакус будет стоять рядом с Рене, по левую сторону от него, и тогда он сможет, как ему казалось тогда, в последний раз увидеть лицо брата, такое же грязное, как и его собственное, с кругами под глазами. Лакус захочет увидеть что-нибудь в глазах брата, но не увидит там ничего, кроме пустоты и смирения. Впереди них будут стоять люди с ружьями, из которых их и застрелят, позади них яма с гниющими трупами, с теми, кто был до них. Запах просто отвратительный. Любое случайное движение приведет к потере последних секунд жизни, но Лакусу внезапно станет абсолютно наплевать на жалкие секунды. Он успеет обнять своего брата за шею, притянет его к себе и поцелует в самый последний раз, невесомо коснувшись чужих губ, и в этот же миг их жизни оборвутся самым отвратительным способом. Их жизни в человеческом обличии.

***

      Дети разбежались в разные стороны, оставив Лакуса наедине с самим собой и своими мыслями. Нечестно, что Рене занимается чем-то очень важным, а он, Лакус Уэльт, должен целыми днями сидеть на скамейке и скучать! Он не какой-нибудь новобранец! Лакус бы с удовольствием начал терроризировать маленьких детишек, вот только без Рене это совсем не весело, а с ним вообще теряется смысл занимать этим... Уэльт хотел бы сказать Фериду все, что он думает о своем нынешнем положении, особенно сейчас, когда никто более разумный не может его остановить и напомнить о своем положении и положении Батори, но очень вовремя в поле зрения снова появился Рене.       - Ты сидишь здесь уже несколько часов, - констатирует Симм, когда подходит близко к Лакусу. Тот усмехается, но не успевает ничего ответить, потому что Рене продолжил говорить. - Хватит. У Ферида для нас какое-то важное задание. Лакус улыбается ему, и в этот момент, кажется, в глазах промелькнуло что-то теплое, даже горячее, то, чем он обязательно поделится с Рене, когда они останутся одни.