-~-
Бокуто так и не смог найти того самого человека, к которому был привязан другой конец его нити, хотя все еще продолжал поиски. Он пытался дергать нить на себя, но не получал совершенно ничего в ответ, несмотря на то, как часто он это делал. Иногда тонкая нить могла подрагивать, но проведя небольшое расследование, он пришел к выводу, что это наверняка происходит, когда его соулмейт принимает ванну или еще что-то подобное. Сегодня, заметив привычное подрагивание, он решил дернуть нить на себя изо всех своих сил. На этот раз, спустя минуту или две, последовал ответ в виде такого же сильного рывка (если не в разы мощнее, чем его собственный), который приложил Бокуто к полу в самый разгар волейбольной тренировки. Несмотря на невыносимо ноющую боль в переносице, Бокуто был переполнен восторгом — сегодня ему впервые за все двадцать лет жизни ответил его соулмейт, даже если этот ответ и оказался резко негативным. Коноха, его сокомандник, тут же подбежал к парню и спросил, все ли с ним в порядке, потому что, судя по всему, приложился головой Бокуто довольно-таки сильно. — Я в порядке! — почти пропищал Бокуто. Коноха осмотрел его скептическим взглядом. — Обычно люди редко говорят такое, когда у них из-под носа хлещет кровь … Бокуто вытянул свою левую руку: — Мне дернули в ответ! — он широко заулыбался, пока капли крови скапывали вниз на его белоснежные жемчужины зубов. — Правда? Я думал, тебе никогда не отвечали, так почему вдруг сейчас, да еще и так сильно? — спросил Коноха, протягивая Бокуто упаковку салфеток, которую ему только что передала менеджер. Бокуто достал салфетку и забил ее в истекающие кровью ноздри. — Может, когда я дернул ее на себя, он упал или еще что? — Эм, тогда это не совсем приятные новости для тебя, Бокуто. Глаза Котаро расширились от осознания. — О, Господи Боже! — воскликнул он, вскочив на ноги. — А что, если теперь он ненавидит меня?! Коноха немедленно потянул Бокуто к скамье и усадил вниз. — Успокойся, иначе ты только больше усилишь свое кровотечение, — вздохнул он. — И как я вообще теперь должен просить прощения у человека, которого даже в лицо ни разу не видел? — Бокуто прокричал своему другу. Куроо, который как раз подходил к скамье, чтобы проверить самочувствие Бокуто, случайно подслушал обрывки их разговора. — О, ты о своем соулмейте? — спросил он. Бокуто кивнул. — У тебя есть хоть какая-нибудь идея? Все, что он может сделать в ответ, так только дергать на себя нить, но… он не знает азбуку Морзе, и это уже значит… — Коноха, скривившись, замолчал. — А ты не пробовал сделать что-то наподобие телефона из бумажных стаканчиков? — спросил Куроо. Бокуто посмотрел на своего лучшего друга так, словно он только что открыл ему все тайны вселенной, и его глаза засияли с еще большим уважением к Куроо. — Бро! Спасибо! — он прокричал, схватив руку Тетсуро, чтобы с благодарностью пожать ее. — Да пока и не за что благодарить, — засмеялся Куроо, — тем более, твой соулмейт, может, тоже еще не додумался до такой гениальной идеи.-~-
Акааши сидел за своим ноутбуком, отчаянно разыскивая в «Google Картинках» как можно больше дополнительных изображений, чтобы скачать их потом в свою папку, ведь, в конце концов, для него фотографий никогда много не бывало. Позы, которые он больше всего любил, было очень трудно отыскать, так как он предпочитал в качестве своих моделей реальных, живых людей. Именно поэтому ему приходилось искать фотографии со специальных показов или спортивных состязаний вместо того, чтобы на самом деле искать просто похожие на раньше скачанные фотографии. Даже при том, что он был только на первом году обучения в своем университете, в его послужном списке числилось уже немало предложений и заказов. В данный момент еще один местный университет, Фукума, попросил Акааши нарисовать карикатуры капитанов и вице-капитанов их многочисленных спортивных команд, а именно баскетбольной, бейсбольной и волейбольной, и предоставил ему совместные фотографии клубов, на которых лица нужных участников были заранее обведены. Он как раз выбирал цветовую гамму для своей работы, когда услышал чей-то голос. — Эм, а-а, я не совсем знаю, что именно нужно в такие моменты говорить, — звучало тихо, а затем все громче, пока чужой голос уже не кричал: — Привет?! Акааши подпрыгнул от неожиданности на своем кресле и посмотрел вниз на стаканчик, привязанный к нити и терпеливо ждавший его на протяжении целых двух лет. — Оу, наверно, ты все-таки еще не привязал к своему концу нити этот дурацкий стаканчик… — сказал с разочарованием голос спустя минуту полнейшей тишины. Неужели, это был его соулмейт? — А, — сказал Акааши достаточно громко, чтобы его все-таки могли услышать. — Я привязал. — Серьезно?! — вскрикнул другой парень. — … да, — вздрогнул Акааши. — О! — ответил тот, после чего в стаканчике послышалось какое-то копошение. — Я хотел извиниться за то, что потянул тогда нить… — Не волнуйся из-за этого, — ответил Кейджи, даже если его лоб все еще побаливал после утреннего происшествия. — Эм, — неуверенно начал парень, — а, может, я могу… узнать твое имя? Мы же все-таки… соулмейты… в конце концов … — слово «соулмейты» незнакомец произнес гораздо тише, чем остальную часть своего предложения. — Мои инициалы — A.K, — сказал Акааши. — Я совершенно не собираюсь связывать свою жизнь с моим соулмейтом, и именно по этой причине я игнорировал тебя каждый раз, когда ты дергал нашу нить, — заявил он. Кейджи почувствовал укол совести за сказанные слова, особенно вспоминая то, с каким неподдельным восторгом его соулмейт радовался их внезапно сложившемуся общению. Но даже если все это и причиняло ему боль, она бы точно не могла сравниться с теми страданиями, которые они испытали бы, если бы все-таки сошлись друг с другом и однажды один из них умер или изменил своему соулмейту. Именно так убеждал сам себя Акааши в правильности своих же решений. — Оу, — тихо выдохнул парень, — ну тогда мы можем хотя бы стать сарафанно-телефонными приятелями? Акааши подавил вырвавшееся было хихиканье — так странно называть своего соулмейта еще надо уметь. — Конечно, — ответил он уже спокойнее. — Меня зовут Бокуто Котаро, — представился незнакомец, — а! Но если ты хочешь оставаться инкогнито, тогда можешь называть меня… эм, — Бокуто сделал паузу, раздумывая над именем. — Властелином мясца! Акааши рассмеялся в ответ. — Спасибо, но я, пожалуй, обойдусь. — О-о-о, — заныл Бокуто. — А я думал, что «Властелин мясца» — такое классное прозвище…-~-
После этого их разговор, который был, откровенно говоря, ни о чем, продлился еще один с лишним час. По большей части, говорил только Бокуто, так как его соулмейт отказался рассказывать ему что-либо, кроме своих предпочтений в еде или любимого цвета. Бокуто был обеспокоен, и по вполне понятным причинам. Его соулмейт, человек, которого он собирался холить и лелеять до конца своих дней (и наоборот), едва ли разделял его собственные чувства. По крайней мере, A.K признался, как искренне сожалел о том, что вот так запросто разрушил все его ожидания о соулмейте, ждавшем Бокуто на другом конце нити. — И… выходит, он не хочет себе соулмейта? — спросил Куроо, добавляя третью пачку сливок в свой кофе. Бокуто стукнулся головой о стол. — Он сказал, что не хочет связывать с кем-либо свою жизнь. — Так что он не хочет себе соулмейта, — повторил лучший друг Бокуто с уже большей уверенностью в голосе. Бокуто поднял его голову в сторону Куроо и надул щеки в ответ. — Он даже не сказал мне свое имя. — А что он вообще тебе рассказал? — Куроо сделал глоток своего кофе. — Ну, ему нравятся совы, особенно сипухи, — начал Бокуто, — его любимый цвет — золотой, хотя ему и не нравится носить вещи с такой же расцветкой, его любимая еда — нано-хана но карашиаэ. — Гадость, — перебив его, хмыкнул Куроо. Бокуто скосил на своего друга глаза. — Я сказал ему тоже самое. — Что еще? — Он — художник, — улыбнулся Бокуто. — Как думаешь, если я его очень сильно попрошу, он нарисует мой портрет? — Не за бесплатно же, ясное дело, — ухмыльнулся Куроо, — кроме того, как тогда он отправит тебе рисунок, не выдавая своей личности? Бокуто выпрямился и обхватил ладонью подбородок. — А что, если я клятвенно пообещаю не беспокоить его? Куроо смерил Бокуто осуждающим взглядом и цокнул языком. — Тогда это будет уже чистой воды ложь. Бокуто простонал, снова укладывая голову на стол.-~-
С тех пор, как Акааши впервые «встретил» своего соулмейта — или, скорее, сарафанно-телефонного приятеля, как выразился Бокуто, — прошло уже несколько недель. Он узнал, что Бокуто был вице-капитаном волейбольной команды из того самого университета Фукума, которого ему нужно было нарисовать. У него была самая необычная прическа, которую когда-либо видел Акааши, но каким-то странным образом она только еще больше подчеркивала его невероятно широкую улыбку, гордую осанку и острый, пронзающий взгляд золотистых глаз. Он был более чем привлекательным, по крайней мере, так точно думал Акааши. Акааши чувствовал себя слегка виноватым, потому что знал, кем был Бокуто, пока сам Котаро о нем совершенно ничего не знал, не считая разве что инициалов и пространного голоса из бумажного стаканчика. Несколько раз у Акааши даже возникало желание наконец-то встретиться с Бокуто, но всякий раз он просто отметал эту идею куда подальше. В последнее время Акааши все чаще посещала подобная мысль, тем более, что Бокуто был настолько притягательной личностью, несмотря на всю его неиссякаемую энергичность и надоедливость. Впрочем, с тех пор, как Акааши встретился с Бокуто, он прекратил свои попытки разорвать красную нить, и не потому что знал, что это было бесполезно, а потому что начал, несомненно, прикипать всей душой к этому парню с торчащими во все невозможные стороны серебристыми волосами. Время от времени Акааши, находясь в классе, ловил себя на мысли, что нехотя представляет себе Бокуто. Насколько высоким он был? Может, даже выше, чем Акааши? Он надеялся, что это было так. Кейджи также заметил, что начал на парах исподтишка наблюдать за соулмейтами, и видел, насколько счастливо они смотрелись вместе, даже когда в чем-то не соглашались или просто ссорились. Акааши даже позвонил своему отцу, что он делал в своей жизни крайне редко. — Ты хотел узнать, что произошло с матерью? — Пожалуйста, — кивнул Акааши в трубку. Его отец засмеялся с явным сожалением. — Ну, она не изменяла мне, если ты именно это хотел узнать. — Что? — Мы были соулмейтами, в конце концов. Ты был еще слишком маленьким, когда все это произошло, так что вряд ли смог бы все понять, и поэтому я никогда не объяснял тебе все как следует. — Акааши заметил, с какой непередаваемой скорбью звучали слова его отца. — Кейджи, твоя мать, она… — его отец сглотнул, — она была изнасилована, — выдохнул он, — и она… забеременела, и поэтому… Акааши перебил его, едва ли сдерживая слезы: — Все в порядке, папа, я все понимаю, тебе не нужно больше ничего объяснять. Оба мужчины не смогли больше сдержать горьких слез. Акааши предположил, что мать рассказала ему об «измене», потому что именно так она все это воспринимала в своей душе, потому что она винила только саму себя — и они оба разрыдались только еще больше. Акааши был невероятно рад, что позвонил своему отцу и наконец-то разобрался во всем. Сразу после того, как Акааши сказал: «Я люблю тебя, пап», — его отец снова продолжил: — Кейджи, — начал он, не давая Акааши закончить звонок, — если ты уже нашел своего соулмейта, прошу, не убегай от него. Я уверен, что этот человек любит тебя точно так же, как любила тебя твоя мать и люблю тебя я. Завершив все-таки вызов, Акааши еще очень долго плакал, а спустя несколько дней навестил могилу своей матери и наконец повидался с отцом.-~-
Во вторник, купив выпуск своей университетской газеты, Бокуто услышал, что в ней была напечатана статья о волейбольной команде (как и о некоторых других спортивных клубах), и университет нанял какого-то художника, который должен был нарисовать капитанов и вице-капитанов каждой команды в Фукуме. Там, на первой странице спортивной колонки, была нарисована фотография, на которой он вместе с Куроо широко улыбался и сгибал пальцы, демонстрируя фотографу символ мира. Внизу, в самом углу рисунка, красовалось имя художника.Акааши. K.
Сердце Бокуто пропустило удар, гулко ударившись о ребра, неужели это был он?-~-
Акааши был уверен, что Бокуто наверняка видел его рисунки в своей университетской газете; ведь, в конце концов, прошла уже целая неделя после дня ее издания. Однако Бокуто так ни разу об этом не упоминал в их бесконечных полуночных и утренних разговорах, которые длились нередко целыми часами. Может, все дело было в том, что Бокуто не видел его имя под рисунком. Или, возможно, Бокуто уважал его желание не раскрывать свою личность соулмейту — желание, которое теперь уже было давно устаревшим. — Бокуто-сан, — сказал Акааши, прерывая бесконечное восхищенное лепетание Бокуто о его друге, Куроо. — Да? — протянул Котаро. Кейджи задержал дыхание и мягко проговорил: — Мое имя — Акааши Кейджи.-~-
На мгновение Бокуто забыл, как дышать: он никогда не слышал более красивых слов в своей жизни. Голос Акааши, мягкий и неземной, во всей своей красе, отчетливо прозвучал в стаканчике: — Мое имя — Акааши Кейджи. Широко заулыбавшись, Бокуто сомкнул губы у краев бумажного стаканчика, уверенный, что Акааши все еще продолжает ждать его ответа. — Я знаю, — ответил он. — Т-ты знаешь? — Я видел твое имя в своей университетской газете, — рассмеялся Бокуто, — но все-таки я… я хотел, чтобы ты сам мне об этом сказал. — Ты сможешь немного подождать меня? — внезапно спросил Акааши. Глаза Бокуто чуть ли не выпрыгнули из орбит, пока его лицо постепенно все больше заливалось краской. — Где? — Твой университет, парадный вход. И не забудь снять свой бумажный стаканчик.-~-
Акааши сидел на улице возле парадных дверей в университет Фукума, его уши уже слегка покраснели от ночного мороза. Он проверил время на своем телефоне — три часа двадцать семь минут утра. Акааши искренне порадовался тому, что жил сейчас так близко к Фукуме, даже если никогда и не учился в этом университете. Он посмотрел вниз на свою безупречную нить вокруг безымянного пальца, сверкающую ярко-красным цветом на фоне непроглядной ночной тьмы и бледно-синего света луны. Его нить задрожала, и, судя по тому, как интенсивнее начала дергаться она с каждой секундой, Акааши догадался, что Бокуто начал бежать со всех ног. Внезапно, движение остановилось, и Акааши уставился перед собой. Там, стоя напротив него на плохо освещенном ночным светом тротуаре, ждал Акааши его соулмейт. Бокуто едва переводил дыхание, его отливающие серебром пряди спадали на лицо, торча во все возможные стороны, как будто он только-только проснулся. Щеки парня раскраснелись, а рот слегка приоткрылся, когда Акааши перевел на него свой взгляд, приоткрыв рот точно так же, как Бокуто. Все еще учащенно дыша, Котаро прошептал: — Ты прекрасен. Акааши мгновенно покраснел, мысленно благодаря свой теплый шарф и почти непроглядную ночь за то, что Котаро не мог этого увидеть. Он прошептал в ответ маленькое, сдавленное «спасибо». Бокуто обхватил левую ладонь Акааши своей собственной, пока его правая рука мягко поглаживала уже сократившуюся до крошечных размеров между ними тонкую нить. Акааши задрожал, и это, должно быть, не укрылось от глаз Бокуто, потому что тот быстро утянул Кейджи со скамьи к себе в объятия, все так же не разжимая их сплетенных ладоней и крепко обнимая свободной рукой талию своего соулмейта. — Бокуто-сан, — прошептал Акааши, затаив дыхание; Бокуто оказался гораздо выше, чем он думал. Котаро прижал его к себе еще сильнее, отпустив руку парня, чтобы прошептать ему в мягкие волосы: «Акааши». Акааши отступил немного назад, все еще не отпуская Бокуто, но уже освободив себе достаточно места, чтобы с легкостью вглядеться своими темно-зелеными глазами в золотистые омуты Бокуто. — Я люблю тебя, — прошептал он в развевающийся вокруг них ветер. В повисшей тишине пронеслись по земле опавшие листья и в такт мерно зашелестели полуголыми ветками деревья. Прежде, чем сказать что-либо еще, Бокуто приложил свою ладонь к щеке Акааши, пока по его лицу струились вниз горячие слезы. — Я люблю тебя, — прошелестел он в ответ, так, словно шептал признания своей собственной вселенной. Не проронив больше ни слова, Бокуто наклонился ближе к Акааши с мягкой улыбкой, срывая еще одну беззвучную клятву в любви прежде, чем прижаться губами к устам Акааши.