Bird

Именно так рушится мир. Все всегда начинается с одного единственного человека. Все в точности так же, как в прошлый раз: огромная ворона сидит на подоконнике, всматривается в глаза и будто по мгновению щелчка вызывает у Кларк никому не нужные слезы. Она пялится, ничего не произнося, но когда молчание было лучше, чем слова, причем какие угодно? Кларк не знает. Ворона поворачивает голову в правую сторону, молча обводит глазами комнату и снова устремляет взгляд на Кларк. В целом ничего удивительного. Обычная птица, прилетевшая на свет от ночника над кроватью. Ничего необычного. И только спустя десять минут Кларк вспоминает, что находится в больнице, что над ее койкой нет навесного светильника и что эту ворону она видит каждую ночь. Птица просто смотрит. Ладони Кларк начинают потеть. И только тогда, когда птица еще раз поворачивает голову вправо, Кларк распознает какие-то звуки, шаркающие по бетонному полу, скребущие по холодной стене и с характерным шелестом проникающие в мозг. Она замечает, что кто-то стоит за дверью. У Кларк сонный паралич никогда не наблюдался, но сейчас, как бы не старалась, она не может пошевелить даже пальцем. Она хочет спросить, что происходит, но не может раскрыть рот. Птица, овивая ее холодным и сдавленным взглядом, кажется, понимает вопрос. И тогда, различая в кромешной тьме лишь перья и желтые, как застывший воск, глаза, Кларк с ужасом осознает, что птица – не птица вовсе. Ворона делает приземистый шаг вперед, отдаляется от подоконника и, разрезая темноту, словно причудливым веером, приближается. - Господи. - шепчет Гриффин, кажется, сама для себя и вдруг понимает, что голос, как и способность двигаться, вернулись. Она знает, кто в образе вороны прилетает к ней каждую ночь, знает, что происходит и что должно произойти. Она знает, кем является эта птица. И это пугает. Часы бьют час ночи, и Гриффин мгновенно вскакивает с постели. В последний раз ее будили в двенадцать – всем, кто находится в палате, в это время делают уколы с какой-то гадостью. Это делается для того, что бы пациент не умер во сне, и Кларк прекрасно понимает, что такой расклад вполне себе реален. Одевая мягкие тапочки она вслушивается в тишину, пытаясь понять, здесь ли та ворона из ее снов, и из снов ли? И когда понимает, что той нет, спокойно выдыхает. Медленно движется по длинному и узкому коридору, слегка опираясь о холодную стену и, завидев тусклый и зябкий свет, идет навстречу. - Снова кошмар? Мистер Блейк сидит на старом диване цвета мокрого асфальта и пьет чай. Как всегда остывший. Кларк привыкла к таким вот беседам посреди ночи со своим лечащим врачом, интересным собеседником и просто другом. О чем-то большем она молчит. Беллами выглядит слегка помятым, и Гриффин хочется стать тем самым утюгом, разгладить его душу и не только. Она хочет почувствовать себя нужной, несмотря ни на что, но это задание с треском проваливает – Беллами Блейк улыбается слишком сладко, а в его глазах пляшут едва уловимые лучи счастья, и Кларк готова поклясться, что он рад ее видеть. Присаживается на край стоящего напротив кресла и отвечает: - Вроде. Ее голосом можно расчищать опавшие кленовые листья – Беллами чувствует, как шероховатый, едва осязаемый шум наполняет черепную коробку, сопровождаясь приливающей с бешеной силой кровью к вискам. И если существует хоть какой-то способ убежать от проблем внешнего мира, то голос Кларк Гриффин, семнадцатилетней девочки с пороком сердца, им и является. Беллами действительно чувствует тех самых бабочек, о которых говорится в песнях и книгах, только вот состоят они из желчи, обитают в легких, а питаются его неокрепшими мыслями о смертельно больной пациентке из сорок восьмой палаты. Беллами не может дышать – орава бабочек облипает бронхи, когда Кларк произносит что-то в его адрес, и он знает, что когда она невзначай дотрагивается до его ладони, в грудной клетке появляется все больше и больше желчных коконов. И кто сказал, что бабочки это хорошо? Молча наблюдает, как Гриффин устраивается на кресле, подминает под себя ноги и закусывает нижнюю губу. - Когда-то давно я занимался футболом. - начинает он, берет ее за руку и переплетает пальцы, слегка улыбается и продолжает, - Мне было лет десять, кажется, и играть я согласился только потому что знал, что на матч придет отец. Я, честно говоря, ненавидел футбол. Мы проигрывали шесть: три, когда я увидел отца, пробирающегося через трибуны, что бы заснять меня на видео. И тогда я решил, что просто обязан показать ему насколько я счастлив. Именно поэтому мы выиграли. Кларк выглядит растерянной, но продолжает сжимать ладонь. Затем ломано улыбается. - Тебе повезло. - Я имею ввиду, что ты можешь настроить себя на позитив и тогда ты поправишься, - ободряюще кивает Блейк, обдавая своей рассыпчатой улыбкой, и Кларк хочется улыбнуться в ответ. - Мне опять снилась птица. - говорит она, разрезая тишину, словно опытный хирург, несколько раз смаргивает и устремляет взгляд на собеседника. - И я в который раз понимаю, что птица – не птица. - Птица – не птица. - словно загипнотизированный повторяет Беллами. - Что это значит? Кларк Гриффин угрюмо скалится. - То и значит. Не птица это. - А кто? - Не знаю. - Запуская ладонь в кучерявые волосы Блейка, бормочет Кларк. - Возможно, она предвестник чего-то. Например, смерти. Я серьезно, - ее голос воспламеняет уши, а затем легкие, и Беллами уверен, что после таких вот бесед знает о самовозгорании все что угодно. - Каждый день она становится все ближе и ближе, и я осознаю, кто она на самом деле. Во сне я это помню. Но как только просыпаюсь, сразу же забываю. Помню только то, что птица – не птица. Она близко, Белл. Иногда я слышу ее дыхание. - Это все сказки, Гриффин. - устало произносит он, борясь с желанием зевнуть. - Перестань думать о ней, и она уйдет. Кларк хмыкает. - А знаешь, может быть то, что я здесь – к лучшему? - спрашивает она больше у самой себя, чем у кого-то еще, ловит удивленный взгляд Блейка и продолжает. - Родителям больше не надо проверять меня каждые полчаса, еда более-менее вкусная, а еще у меня есть парень. Точнее сказать, у меня есть парень, которого я люблю. - Мы еще не официальная пара, - широко улыбается Блейк, притягивает ее для поцелуя, а когда отстраняется, поясняет. – Но как только ты поправишься, сразу станем. Это тебе стимул. - Но птица практически рядом. - полушепотом произносит Кларк, зачем-то оглядываясь по сторонам и прикрывает глаза. - Господи! - сбивчиво вторит Беллами в сантиметре от ее губ. - Тебе все это кажется. Просто плохие сны. Поверь, это твое воображение. И Кларк верит. Ворона все так же сидит на подоконнике. «Это все мое воображение», - вдалбливает себе в голову Кларк, при этом прекрасно понимая, что ошибается, и когда птица, по традиции, спрыгивает вниз и приближается, не боится. Может не зря она попала именно в эту больницу, ведь здесь работает парень, которого она любит. Заглядывая в глаза вороны и слыша неразборчивый шепот, она понимает, что не зря. Придя на работу после выходных, Беллами Блейк узнает, что Кларк Гриффин, пациентка семнадцати лет с пороком сердца умерла во сне две ночи назад. Именно так рушится мир. Все всегда начинается с одного единственного человека.