***
Третий день на равнине Анфауглит полыхали костры. Эльфы, люди и гномы хоронили своих мертвецов и засыпали негашеной известью рвы с телами орков. Извести было в обрез, пережгли даже бутовый известняк из ладросских предвоенных складов, и силами пленных были спешно организованы каменоломни в меловых холмах Дортониона. Не хватало и топлива, даже с учетом того же предвоенного запаса строевого леса, пришлось вырубать едва выросший за пятнадцать лет дортонионский березняк. С неба лил мелкий серый дождь, и надо было управляться быстро, пока весь Анфауглит не превратился в гниющее болото, грозящее затопить миазмами топи Сереха, Сирион и весь Белерианд. Это, пожалуй, было не так уж и плохо. Несмотря на ошеломляющую, удивительную победу: Ангбанд пал! — тысячи и тысячи не вернутся домой. Работа спасала от скорби, которая вполне могла помочь уцелевшим оркам довершить почти им удавшееся. Костер, разгоняющий сумрак северной летней ночи, полыхал и у королевского шатра в Ставке. Двое вождей, тоже отгоняя мысли о мертвых — о братья, о родичи! — спасались работой, пытаясь сложить картину минувшего боя. — Моргот осадил Эйтель-Сирион уже двадцатого числа, — Фингон отчеркнул линию на карте Севера. — Двадцать третьего он, видимо, получил сведения о наступающем с юга Тургоне, что вынудило его на провокацию и на битву двадцать четвертого. — А у нас Ульдор выиграл ему два дня, в течение которых мы и не подозревали о том, что на западе уже идет битва, — взял кисть Маэдрос. — Моргот не ослабил и не усилил свои войска, а буря скрыла запад: что-то подозревать мы начали только двадцать первого. Потому двадцать второго, когда ваши эдайн прорвались в Дортонион и зажгли маяки, мы обнаружили себя зажатыми в Ладросе, практически в таком же мешке, который готовили оркам. В тот же день мы лишились двух командующих…***
Громогласный клич раскатывался над равнинами Лотланн. — Почему вы медлите? Сигнальные огни уже горят над Дортонионом, — Маглор спешился и зашагал навстречу вождю вастаков. Ульдор и трое его сыновей шли медленно, опустив взгляд себе под ноги. — Наш владыка не дал нам приказа. — Что? — Господина Севера нужно убить всего лишь один раз, и с этим может справиться и человек, — Ульдор поднял глаза на Маглора. — Вас, белый народ, в одиночку не извести. Изогнутый клинок взлетел к горлу Маглора. — Предательство! — успел крикнуть дружинник-нолдо.***
Сильный ветер дул с севера, разгоняя дымы Тангородрима. Славная аглонская конница, герои Химлада и Таргелиона, Лотланна и Дортониона, чувствовала себя в окутавшей Север неразберихе вполне вольготно. Не так уж пока это отличалось от обычной вольной охоты: на востоке Анфауглита нужно было не столько уничтожать, сколько трепать и рассеивать орков — одиночки-беглецы и подранки не только не войско, но и помеха своим же. Потом, когда подойдет регулярная армия Моргота, придет время отступить и биться в правильном строю, но пока… Орки с воем бежали вдоль по склону балки от дружины Келегорма, преследовавшей их понизу. Иногда один из них падал, от усталости ли, или от клюнувшей его в спину эльфийской стрелы; изредка после этого он поднимался. — Ты слышишь? Как будто конский топот, — крикнул Келегорму один из дружинников. Келегорм кивнул и пустил своего коня вверх, оглядеться. Орки попытались припустить еще быстрее, драпая от страшного голуга с пылающим мечом, один из них упал, другой, третий… Привстав в стременах, Келегорм снял мешавший обзору шлем — и белооперенная стрела, такая же, как те, что убивали сейчас орков, убила и его. Он еще успел увидеть, как на гребне склона один за другим появляются всадники-синдар, гнавшие орков с другой стороны — один из них и выпустил злосчастную стрелу, подхваченную шальным порывом ветра — и мир погас.***
Темная бронза внешних врат Ангбанда притягивала взгляд. Только один из эльдар вошел в них по своей воле — но не покинул их живым. Сейчас створы были широко распахнуты, а воинства Нарготронда и Аглона занимали укрепления межвратного пространства. Дружина Келегорма, накинув обнаруженные тут же цепи на ворота, пыталась обрушить хотя бы одну из створок или хотя бы заклинить их, но безуспешно и уже, кажется, бессмысленно. — Ждем остальных? — подъехал к нему Ородрет. — Некогда! — Карантир взмахнул мечом. С дальних укреплений к захваченному барбакану уже спешили орки. — Мы проскочили перед самым фронтом, но сейчас на юге уже идет битва: вряд ли к нам придут подкрепления. Мы идем внутрь, и да поможет нам Всеотец! Черный зев внутренних ворот поглотил отряд, скрыв их от внешнего взора. Сто сорок четыре. Ородрет проводил их взглядом.***
Искусная резьба каменных перил смотровой башни на севере Аглона была стиснута сильными пальцами Куруфина. Шестеро его братьев вновь уходили на войну, а он оставался за защитой стен. Опять опоздал. Шестнадцать лет назад, после Битвы Внезапного Пламени, они с Келегормом были застигнуты огненным приливом в самом Аглоне, не успев никуда отступить. Все прочие братья замыкали огромный котел для прорвавшихся в Эстолад орков: Маэдрос и Маглор с севера, Карантир и близнецы с юга и востока, а они сидели в скальных крепостях, отбиваясь от бесчисленных и бесплодных штурмов. В итоге Маэдрос прорвал кольцо осады, но ощущение бессильного ожидания — а Дортинион полыхает, так что ночь не дарит темноты, а с юга наползают мглистые тенета кого-то пострашнее орков, а с Химринга не прорываются ни гонец, ни голубь, ни даже осанве — запомнилось ему надолго. Пятью годами позже, когда Саурон захватил Минас-Тирит, они не успели вновь. После недели изматывающей скачки они повстречались с Ородретом, который и поведал им печальную историю захвата Минас-Тирита без единого взмаха клинка. Келегорм на чистом упрямстве пробился к самым стенам крепости, Хуан передушил волков на сотню шапок, но без толку. Крепость безмолвствовала, насмехаясь. Опоздали они и во второй раз. Финрод был уже мертв, девица Лютиэн ушла на север — они так и не увидали будущих героев Белерианда. И сейчас его оставили держать тылы. Чертов орк, ранивший его на той охоте. — У нас и так будет достаточно сил, — сказал ему Маэдрос двумя месяцами ранее. — На поле битвы выйдут все, вообще все: Нарготронд, Дориат, даже Тургон обещал вывести войско. Но мы не знаем сил Моргота, и может случиться все… и в общем, я бы хотел, чтобы тылы держал кто-то, в кого я полностью верю. Не вастаки и не лаиквенди. Маэдрос помолчал. — И если выбирать, то ты остался бы лучшим вождем из нас всех. — Третьим. — Скорее все же вторым, — мотнул головой Маэдрос. — В любом случае, только Карантир может вывести гномов в поле. Из воспоминаний Куруфина вырвало коснувшееся осанвэ Маэдроса. «Келегорм мертв, Маглор ранен. На западе битва…» — Нет! — «…с марша во фланг, если мы отыщем его проклятую армию. Карантир и Ородрет на север, я на восток-северо-восток, люди и гномы постараются удержать тыл. Готовь укрепления, готовь воинов.» Глухо взвыл Хуан. Или это был его собственный вой?***
Малый зал, лабиринт коридоров, еще один зал. Сто тридцать девять. Поворот налево, поворот направо, зала. Поворачиваем, натыкаемся на троих орков — двоих сразу, третьего в спину — лестница вниз, опустелая трапезная, коридор. В глубине коридора пляшет огонь. Сворачиваем обратно, врываемся в караульную, сметаем орков, но Халифиедир и Флиндинг остаются здесь. Сто тридцать семь. Ориентироваться в Ангбанде оказалось неожиданно просто. Достаточно всего лишь двигаться туда, куда двигаться отвращает более всего. Еще четверо орков. Без потерь. Где же все остальные? Моргот явно предупредил наш удар встречным, выведя все свои орды, но должна же быть в Ангбанде какая-то караульная служба? Спиральная лестница. Орки.</i> Сто тридцать шесть. Мы углубились, кажется, настолько, что скоро вместо Моргота нас встретит удивленный донельзя Тилион на своих путях под корнями мира. Или Ариэн? День сейчас или уже ночь? — День, — ответил на незаданный вопрос брат. — Мы здесь не так долго. И закройся, Карантир нас доведет. Отблески огня на стенах пляшут все чаще, свод Тангородрима давит все сильнее, почти до боли в ушах. Аванирэ действительно помогает, но взамен растаптывающей силы врага приходит неопределенность. Помедлив, я открываюсь вновь. Очередной коридор неожиданно перешел в огромную залу, оканчивающуюся черными запертыми воротами, такими же, как их описывал Маэдрос. Вот только кто мог предупредить о том, что одновременно с нами — и отрезая нас — из боковых коридоров туда же хлынет толпа орков. Практически сразу же наш отряд был разделен. — Амрас! — крикнул я, прежде чем высыпавшиеся из очередного отнорка орки окончательно разделили наш отряд, выметая нас из преддверия Тронного Зала. Семьдесят восемь.***
Последний рубеж. Моргот захотел поиграть с нами, пропустив нас до самых последних, я чувствую это, действительно последних ворот, и уже там прихлопнуть. — Финве и Феанаро! — крикнул Карантир, и меч в его руке, ответив, вспыхнул ярко-белым. Орки отшатнулись, хоть и не сбежали, и на миг открылась дорога к дверям Тронного Зала. Карантир рубанул засов, и мы наконец-то ворвались в сердце Ангбанда. Последний раз Врага, кажется, видела дружина Финголфина, устремившаяся за своим королем. Либо слухи о том, что он боле не может менять облик, неверны, либо у страха глаза вели… Взмах Гронда — и черное колдовство отбрасывает всех нас к стенам зала. Моргот спускается со ступеней так, как могла бы идти исполинская черная башня. В его венце тускло светят плененные Сильмариллы. — АЙЙЙЙЙААААААААА! — Гвиндор Неистовый кидается на него, его меч пылает рдяной головней и, кажется, даже разбрасывает брызги металла. Удар бесполезно высекает искры из Гронда, Моргот безмолвно останавливает Гвиндора закованной в перчатку рукой и отбрасывает на пять шагов назад. Гвиндор падает и больше не шевелится. Моргот ускоряет шаг, не переставая наносить сокрушительные удары Грондом. Наши пытаются уворачиваться и рубить его доспехи, но тщетно. Хотя нет, не тщетно. Один из нарготрондской дружины, перекатившись, вонзает узкий тонкий клинок в сочленения доспеха. Кажется, успешно. По крайней мере Моргот окончательно перестает притворяться поединщиком, и взмахнув Грондом, еще раз сметает всех вокруг себя. Переступает через нарготрондца — и еще раз. Два прихрамывающих шага вперед — и еще раз. Одна из волн вражьей силы задевает меня, и звенья кольчуги лопаются, как гнилые нитки. Трещат ребра, острая боль пронзает что-то за ними. И тут на его пути вырастает Карантир. В немыслимом прыжке он наносит удар; Моргот, перехватив Гронд, как тростинку, ударяет Карантира в живот так, что тот сгибается пополам (кажется, я слышу хруст позвоночника), но меч уже летит к его венцу. Яркий свет заливает зал. Разрубленный венец роняет Сильмарилль на каменный пол Ангбанда — и Железная Темница вздрагивает под лучами освобожденного Света. Слепящее сияние вбивает тьму в стены и колонны, и они послушно прорастают трещинами, чтобы вместить её всю. Орки наконец-то сминают заслон на воротах, но пятятся, узрев Предвечный Свет, а потом проем врат обваливается, хороня под собой и эльфов, и орков. Ангбанд дрожит все сильнее и сильнее, далеко вверху начинает рокотать Тангородрим. Моргот падает, попав хромой ногой в одну из трещин, с лязгом катится разрубленная корона, а я встаю, шатаясь, и достаю кинжал из ножен. Моргот, конечно, жив, никто не умирает, подвернув ногу, но до него мне нет никакого дела, я иду на свет. Двумя ударами я вырубаю последний из Камней из железного плена. Развернувшись, поднимаю второй и иду к Карантиру. Тангородрим рокочет все громче. Брат очевидно мертв. Доспех смят, бледное лицо залито кровью, зрачок черен и безмысленен. Я вкладываю в его руку Камень и ложусь рядом, стискивая в руке второй. Осталось последнее. Я опускаю все барьеры аванирэ и взываю к Амроду. «Будь он друг иль недруг, будь он высок иль низок, Моргота демон иль вала великий.» Гронд возносится надо мной, но это уже не имеет никакого значения. «.ни право, ни милость, ни помощь стали, ни Судеб владыка их не избавят.» Гронд падает, но одновременно с ним подо мной в огненную пропасть окончательно проваливается пол. Я хохочу. «.и месть жестокая того не минет.» Крепки ли твои границы, Эльвэ? «.Сильмарилл дивный! Свято клянемся: смерть всякому до скончания мира.» Пламя. * * * Медью загорается рассвет над далекими Эред Ветрин, под которыми беседуют двое, и медный лязг отбивающего привал гонга заливает холмы Дор-Даэдэлоса, меж которых скорым маршем на северо-восток двигаются колонны орков. Алой медью тлеет рана земли на месте провалившегося внутрь себя Тангородрима, и расплавленная подземная медь обтекает Камни, которым нипочем был бы и сам Дагор Дагоррат. На идола, отлитого из самородной меди, смотрит Ульварт, ожидая смерти в своем опустелом шатре, и меж жил её, глубокой, скользит черная тень, не имеющая облика. Привкус медной горечи на языке у воинов Белегоста, которые протяжно выпевают имена павших, и за медь для побрякушек берутся кузнецы Ногрода, откладывая сталь до поры. Час меди, не железа. До поры — не железа. —…Пятый день, десятый час дня. Ангбанд рушится, едва не погребая под собой Амрода и Ородрета — они чудом успевают пробиться наружу с едва ли полусотней воинов. Мне наконец-то не надо искать проклятых орков его проклятой армии, потому что армии толком нет, зато орки повсюду, ломятся во все стороны. На восток, на заслон из гномов и людей, — Маэдрос рисует жирную полосу. — Часть, во главе с Готмогом, побежала на юго-запад, на Серех, который прикрывал Тургон, — Фингон добавляет еще один мазок на карту. — Они почти смели их, пробились даже до королевского знамени, перебили половину дружинников, а Готмог зарубил его племянника. — И наконец, примерно треть орков уходит на северо-восток, и мы не можем ни преследовать их, ни даже толком выслать разведку. Шестой день. Пятая битва окончена. Двое молчат. — А что дальше? — внезапно спрашивает Маэдрос. — Мы похороним мертвецов, оплачем родичей и друзей. Тингол отдаст мне Сильмарилль, как виру за Келегорма — и пусть попробует не отдать! Трое из моих братьев мертвы, оплатив три Камня, и Клятва исполнена, но что радости мне в том? На грани смерти Маглор, и захочет ли он вовсе жить, лишенный голоса? Враг не погиб, но лишь развоплощен, и не будет ли освобожденный дух Мелькора опаснее прикованного к Ангбанду Моргота? Готмог пал, мертвы драконы, но никто не видел Гортхаура, и мы знаем, что часть орков, кроме той трети, ушла на север еще до начала битвы. Когда будет шестая битва? Седьмая? Фингон улыбается, смотря поверх головы Маэдроса, на полог шатра, на котором начинают играть золотые отблески. — Смотри, Руссандол. Восходит солнце.