***
Главный редактор новостного канала и правда пришёл в восторг от снятого материала. Чего нельзя было сказать о его юристе-консультанте, который опять пытался не пустить запись, потрясая стопкой статей. Но Ривер есть Ривер, день без споров с Комуи – день прожитый зря. - Эфир, через три, два, один… Девушка перед камерой ожила и бодро затараторила об очередном зверском убийстве под покровом ночи. А после, попросив удалиться от экрана детей, слабонервных и беременных, перешла к трансляции видео, привезённого «Чёрно-белой парочкой», как среди работников называли этот везучий дуэт. - Чек… - с мрачным видом, пихнув листок Канде, юрист удалился лелеять свои расшатанные безалаберным начальством нервы. Когда-нибудь их канал точно закроют за нарушение закона, а сами они попадут в тюрьму, и всё потому что их шеф гениальный идиот, который питается кровавыми сенсациями. Проводив юриста взглядом, Канда направился к выходу. В принципе, с Ривером он был согласен. Материалы, которые они приносили, часто находились в шаге от нарушения закона конституционного и нагло топтались на законе моральном. Но и платили за такие больше, хотя… не все из них того стоили. Чуть надавив пальцами на глаза, словно пытаясь выдавить из них воспоминания об увиденном, парень ускорил шаг, старательно не думая о том случае. Получалось плохо…***
В тот день они пришли раньше, чем нужно. Аллен, как обычно, остался в машине, сжимая трубку в потных от волнения ладонях, а он с камерой наперевес пробрался в дом, чтобы найти наиболее удобное место съёмки. И лишь когда Канда, наконец, притаился под лестницей, среди полупустых коробок, видимо оставшихся после недавнего переезда, осознание ситуации ледяными иглами вцепилось в позвоночник. Дом ещё спал. Ещё ничего не произошло. Но входная дверь уже тихо задребезжала выбитыми стёклами. Вешалка, опрокинутая в темноте коридора, задела и разбила зеркало. Серебристые осколки с мелодичным хрустом начали крошиться под ногами людей. Уходить было уже поздно. Ему оставалось лишь смотреть и молиться, чтобы Мояши не пошёл за ним. Ему не стоило видеть это в живую. Отключив камеру и сжавшись в комок, он постарался стать как можно меньше и не слушать. Не слушать, как женщина кричит и умоляет не трогать её детей, как с хрустом ломается её грудная клетка под тяжёлым ботинком, как она хрипит и пытается отползти, но замирает пригвождённая к полу, как с мягким шорохом опускается молоток, вбивая длинные гвозди в руки и ноги под мучительные стоны, как булькая выплёскивается кровь из перерезанного горла. Он не слушает. Но он всё это уже знает. Знает, что эта ночь станет последней не только для женщины, но и троих её детей. Её распнут на полу, повторяя образ Иисуса на кресте. А детей, точно так же, распнут на стене перед ней. И никто из соседей не услышит их криков. Знает, что вернувшийся с работы отец сойдёт с ума, увидев это. Знает, потому что сам Мояши пару дней трясся в его руках, прижимаясь как можно ближе и сжимая плечи до синяков. Канда ещё долго сидел среди коробок, не слушая. Вспоминая, как тихо всхлипывал его Аллен, сквозь слёзы упрашивая не ходить в этот чёртов дом. Как переплетался с ним руками и ногами, вытравливая из себя могильный холод видения. Как льнул к нему, зная, что Канда всё равно не послушает. Как стонал под ним, царапая спину. Его Аллен, и только его. И если бы он высунулся помочь, подзабыв, что является последней сволочью, то белобрысого придурка больше бы не увидел. А тот бы без него не смог… Запахло спичками. Чуть потрескивал от жара парафин свечей, расставленных пятиконечной звездой вокруг мёртвой женщины. Мерный шёпот голосов повторял молитву на латыни. Осталось немного. Серебристые осколки зеркала хрустнули под ногами. Дребезжа остатками стёкол, закрылась дверь. Выглянув из своего укрытия, Канда включил камеру. Пора приступать к работе.***
- Знаешь, меня иногда посещает мысль, что если меня вдруг зажмут где-нибудь в углу и попытаются убить или изнасиловать, а ты будешь идти рядом с камерой, то ты сперва всё снимешь и лишь потом, может быть, вмешаешься, чтобы дотащить меня до больницы… - Хм… - оторвавшись от монитора, брюнет уперся взглядом в парня, развалившегося звёздочкой на тёплом ковре посреди его гостиной. Белые, осветлённые почти до серебристого волосы торчали во все стороны, даже не пытаясь придать хозяину серьёзный вид. Тонкий белёсый шрам, идущий через всю левую часть смазливой мордашки, придавал ей странно-правильный вид. Цыплячья шея. Непонятно откуда взявшиеся, достаточно широкие плечи. Выпирающие даже сквозь футболку рёбра. Впалый живот, в который по непроверенным данным мог вместиться слон. Острые углы тазовых костей, об которые Канда иногда почти резал пальцы. И длинные, ровные, девчачьи ножки. - Нет. - Ого! – подскочив на полу, парень перекатился ближе к ногам брюнета, сидящего в кресле, и подёргал за штанину. – Неужели ты бы бросился меня спасать? - Искать ещё одного провидца будет утомительно, - выдернув у Недомерка ногу и профилактически пнув по рёбрам, Канда уже пожалел, что вообще отреагировал. Блондин периодически фонтанировал «гениальными» и не очень мыслями, и за десять лет непрерывного общения, сперва, как врагов, а потом, как любовников и партнёров по работе, брюнету можно было уже и привыкнуть к тактике игнорирования любых замечаний с его стороны. Но, увы, почему-то именно Мояши игнорировать не получалось. Он вообще был каким-то сплошным исключением во всех сферах жизни Канды. Познакомились они ещё в школе, и не сказать, что знакомство было неудачным, просто так сложились обстоятельства. Просто при слиянии классов два неофициальных изгоя не смогли договориться, кто из них круче. Аллена обходили из-за его периодических странностей и острого языка, Канду - из-за мерзкого характера, подкреплённого кулаками, а вместе их терпеть мог только директор и то на протяжении лишь пяти минут, пока читал нотации о неподобающем поведении. Помирила их, как и когда-то поссорила, драка. Просто отбиваясь спина к спине от какой-то уличной борзоты, сложно потом по-настоящему кого-то ненавидеть. И хотя до окончания школы, они оставались, для видимости, на ножах, своеобразной дружбе это не мешало. А потом Канда случайно узнал секрет странности Аллена и их жизни круто изменились. Блондин мог видеть будущее. На любом расстоянии, но не дальше чем на пару дней и только насилие. Убийства, ограбления, суициды, драки – всё это вечно крутилось в его лохматой голове, и больше Канда не удивлялся его вечной тяге к саморазрушению через драки и авантюры. Неизвестно ещё, как бы он сам на это реагировал. Но факт оставался фактом, в голове Мояши вечно крутили криминальную хронику города. И тогда, уже в голову брюнета, пришла гениальная мысль… Они стали стрингерами. Им не нужно было искать частоты на полицейском сканере, чтобы узнать о кровавой расправе или банальном ограблении. Им не нужно было волноваться, что кто-то приедет раньше них и снимет лучший материал. Им всего лишь нужно было выжидать определённый момент, чтобы не сильно светить своей осведомлённостью, и снимать первоклассный материал. Жестоко? Да. Но Аллену было наплевать на моральную подоплёку снятых материалов и того, что он даже не пытался как-то помешать насилию. Это из него вытравили ещё в нежном детстве, оставив на лице шрам, а на руке множественные ожоги. А Канда просто был отморозком по жизни и слово «совесть» слышал лишь по телевизору. - Значит, спишь сегодня на диване… - поднявшись с пола, парень отвлёк брюнета от размышлений и удалился в соседнюю комнату. - Кровать моя. - Твой диван и максимум подушка. Ты отлучён от секса на неделю, - оповестил Канду голос из спальни. - Это мой дом. - Мы снимаем его вместе. - На мои деньги. - Потому что ты мне не платишь, хотя работаем мы вместе, - меланхолично парировал блондин, возвращаясь в гостиную с подушкой и запасным одеялом. Это был их не первый спор и не последний. - Но снимаю всё я. - А я тебя направляю, где это «всё» можно снять, - кинув вещи на диван, парень развернулся в спальню, но на полпути его поймали знакомые руки и закинули на плечо, фамильярно хлопнув по заднице. - Тебя всё устраивает, - поглаживая вяло трепыхающуюся жертву по облюбованному полушарию, Канда потащил его в кровать, чтобы в очередной раз доказать, кто в доме хозяин и кто тут кого должен слушаться. И Мояши совершенно не обязательно знать, что в случае опасности для этой лохматой макушки, плевать Канда хотел на сенсацию любого масштаба. Да, всё же этот белобрысый Недомерок одно сплошное исключение в жизни Канды.