Жду тебя

Хорошо известно, что имя твоего соулмейта появляется на коже в день твоего семнадцатого дня рождения или не появляется никогда. Но, что бы не говорили, существует не только два варианта развития событий. Есть еще и третий. Но такое случается так редко, что большинство людей не верят этому. Но Йен Галлагер знает, что это правда. Он знает, что это правда, потому что в девять лет у него на теле появилось имя — Микки. Он не понимал, что происходит: просто противное чувство жжения на коже. Посреди ночи он несется в ванную комнату. Одной рукой он придерживается за унитаз, выпуская содержимое своего желудка, другой обхватывает пылающий бок. Лип последовал за ним. Старший брат ласково гладил младшего по спине, стараясь успокоить, когда рыжий падает на пол. Йен тихо скулит, по-прежнему держась рукой за бок, когда Лип решает взглянуть. Ни один из них не был готов увидеть чернила на теле Йена, но имя было на его бледной коже, и все что они могут ─ это молча смотреть. Лип решает сохранить это в секрете, думая, что сначала они должны разобраться. Но младший мальчик уже знал, что он будет делать. Именно поэтому на следующее утро он идет к дому Милковичей. Микки Милкович, одноклассник его брата, ─ единственный человек, кого знает Йен с таким именем. Десятилетний мальчик сидит на крыльце, когда Йен садится рядом и шепчет: — Мне жаль. Микки безучастно смотрит на него, но через минуту кивает, и они вдвоем молча сидят на крыльце. За исключением мальчика, в доме Милковичей никого не было, и Йен не спросил, что случилось. Они на самом деле ни о чем не говорили. Вечером, когда они возвращались домой, Лип рассказал ему: Терри убил свою жену. Позже Йен узнал, что Мэнди была у своей тети, а старших братьев Милкович не было дома, и Микки ─ единственный, кто видел, что сделал его отец. В тот же день у Йена появилось имя его соулмейта, и это было потому, что его родственная душа страдала и ему нужна была поддержка, чтобы выжить. /// Йену шестнадцать, а Лип до сих пор единственный, кто знает об имени, которое он постоянно скрывает. Его лучший друг — Микки Милкович, они были вместе с того дня семь лет назад. И прямо сейчас темноволосый парень сидел рядом с ним, стряхивая куски порванной бумаги в сторону Йена с гримасой на лице. Йен знал, что Микки беспокоится о следующей неделе; не то, чтобы он признался в этом или что-нибудь еще, но это его семнадцатилетие. Но Йен не знает: Микки не просто беспокоится, что не получит имя. Он боится, что не получит то имя, которое хочет. Он не идиот и знает, что влюблен в рыжего, что сидит рядом с ним, и понимает, что не сможет полюбить никого так же, как любит Йена. Конечно, он также знает, что любовь, которую вы чувствовали прежде, не сравнится с тем, что вы почувствуете к своей родственной душе, как только поймете, кто это. Он видел, что это случилось с Липом, который был уверен, что его родственная душа — Карен Джексон, пока несколько месяцев назад, в день его семнадцатилетия, у него не появилось имя — Мэнди. Старший из братьев Галлагер забыл про свою светловолосую подругу, когда увидел Мэнди Милкович. Но с Микки все по-другому. Он знает, что Йен для него все. А на следующей неделе все подтвердилось. /// В день рождения Микки Йен немного волновался. Он ждал этот момент семь лет. Семь лет, три из которых были с удручающей половой жизнью: даже когда они трахались, они не целовались, и Йен не рисковал снимать с себя рубашку. Но эти правила исчезнут сегодня. Все, что ему нужно, ─ чтобы его имя появилось на коже Микки, и они будут наконец свободны. Лип был достаточно хорош, чтобы оставить им комнату на ночь, зная, как долго Йен ждал этого, и Микки заперся дома, отказываясь видеть Йена до того, как имя появится. Йен посмотрел на часы, которые по какой-то странной причине сообщали ему, что прошло только десять минут с того момента, когда он смотрел на них. Вздохнув, он вернулся в постель и закрыл глаза. //// Микки не стучал в дверь. Он просто ворвался в комнату и притянул Йена, прижимаясь к его губам в быстром поцелуе. Йен ярко улыбнулся, скользя руками под рубашку Микки и дергая ткань, чтобы снять. Микки потребовалось пару минут, но он наконец снял ее, и Йен почти сразу нашел свое имя на коже любовника. — Это ты, — прошептал Микки. — Это ты. — Ты сомневался в этом? — самодовольно дразнит Йен, и Милкович смеется. — Не знаю, дерьмо случается, — пожимает плечами он, не переставая улыбаться. — Тебе не стоило беспокоиться, Микки, — тихо шепчет он, запуская руку в черные волосы. — Я всегда с тобой. — Да. Тем не менее, здорово иметь это, — признает Микки с трепетом проводя рукой по имени. — Я знаю, — улыбается Йен. — Я долго ждал, чтобы увидеть его на тебе. — Ну, это хорошо. Так как насчет того, чтобы прекратить болтать и трахнуть меня? — с ухмылкой предложил Микки. — Еще кое-что, — прервал его Йен. Микки приподнял бровь и молча ждал продолжения. Набравшись смелости, Йен наконец снимает рубашку, чтобы поделиться секретом. — Что, блять? — недоверчиво воскликнул Микки, делая шаг назад. — Я хотел сказать тебе, Микки, оно у меня уже очень давно. Задолго до того, как ты пришел ко мне и мы стали общаться. К тому времени я хранил эту тайну уже долго, я просто ждал этот день, — еле слышно выдал Йен. Некоторое время Микки смотрел на свое имя. — Как долго? — спрашивает он, пытаясь понять. — Примерно через месяц после того, как мне исполнилось девять, — признается рыжий. — Ты, должно быть, шутишь, — ошеломленно выдыхает Микки. — В тот день умерла твоя мать — ты нуждался во мне, — мягко напомнил Йен. — Ты появился из ниоткуда… — Я появился из-за этого, — подтвердил Йен. Микки вспоминает себя десятилетнего (он не знал, что был геем), двенадцатилетнего (он делал все, чтобы отрицать это), четырнадцатилетнего (когда уже не мог противостоять зеленым глазам на веснушчатом лице) и признает, что да, он не был готов. Но Йен всегда был. Он знал большую часть своей жизни, что Микки его, и он остался на его стороне с непоколебимой верностью, не жаловался на бремя, которое никогда не было его. И блять, Микки был благодарен любой силе, которая свела его с Йеном, мать его, Галлагером.