Солнце

Сид Хайвинд хотел летать. Кажется, он родился с этим свербящим душу чувством. Отец, правда, ворчал, что свербит у него в несколько другом месте. Сидди не спорил. Он с фанатичной увлеченностью собирал картинки с изображением летательных машин и книги, в которых хоть раз встречалось слово «полет». В любом контексте. Сидди хотел полететь к солнцу. Потрогать рукой его горячий бок. Пока школьные приятели исследовали, что скрывается под юбками одноклассниц, Сид зубрил физику и механику. А потом махнул в Мидгар – в летное. Он до нервного тика хотел летать. *** Когда-то Сиду попалась книга о двух парнях, которые решили бежать из плена, смастерив крылья их воска и птичьих перьев, и смогли подняться ввысь, к самому солнцу. Помнится, один из них плохо кончил… Мораль была вроде того, что не стоит лезть слишком высоко – можно всерьез подпалить хвост. Сид прищурился на раскаленный диск в зените. Черт, а он бы попробовал! После несостоявшегося полета в обитель небесных светил солнце вновь отдалилось от Сида, а сам он надолго впал в депрессию, скрашивая однообразные и пустые, как бар по будням, дни переругиваниями с Шерой и бесконечным вылизыванием Тайни Бронко. Поэтому, когда эта чокнутая компания во главе с мрачным чокобо, которого все звали просто Клаудом, явилась пред мутноватые со сна очи пилота, тот собрался за две минуты. Сид очень хотел летать, а солнце вдруг снова подошло к нему на максимально близкое расстояние и заговорщицки подмигнуло. Потом, в Нибельхейме, когда вслед за мрачным чокобо, которого и Сид уже звал просто Клаудом, из особняка вышел высокий молодой человек с нездешним взглядом, капитан только сплюнул. Этот флегматичный красавчик годился в спасители мира не больше чем Сид в балерины. - Винс, - коротко отрекомендовал красавчика Клауд, сосредоточенно глядя на дорогу, убегающую на север, за хребты. Позже, когда Сид увидел, во что может превратиться красивый и невозмутимый Винс, если его задеть резким словцом, то восхищенно выматерился. После того, как смог откашляться и сплюнуть сигарету, конечно. Еще позже Сид гладил плоский живот, обводил пальцем рельефные пластины груди и твердые, словно камешки, соски, проводил ладонью по нежной бархатистой коже внутренней поверхности бедра, прижимая любовника к узкой койке. Заходясь хриплым матом от восторга, запускал пальцы в густые и прохладные пряди на затылке и тянул к себе не больно, но чувствительно, словно стремясь подчинить этого зверя себе. И с чувством какого-то странного, почти садистского восхищения смотрел, как разгорается в глазах Винса золотой огонь Хаоса. Его, Сида, собственное прирученное солнце.