***
— Я буду тебя любить, крошка. Только, пожалуйста, родись. Расти, живи. Я не буду тебя ругать, буду холить и лелеять. Даже если ты будешь хулиганить. Боже, спаси рабу твою ещё не рожденную, позволь ей познать все прелести жизни этой. Женщина стояла на коленях и молилась. Слезы текли по щекам, ей было страшно и мучительно больно от мысли, что ребенок может не родиться. — Дай ему здоровья. Дай ему счастья. Молю тебя, дай ему жизнь. Женщина плакала, а девочка обнимала её. — Не плачь, мамочка. Не плачь.***
— Тебе нельзя столько ходить по улице ночью. Это небезопасно. Особенно в твоем положении. — Ворчал супруг в телефон, но разве могло что-то остановить беременную женщину? Дома ей было одиноко, и ночные улицы стали некоторой радостью в серой жизни. Здесь она улыбалась и гладила свой животик. Здесь забывала о страхах, об упреках мужа. Были только она и её ребенок в утробе. — Ты мой малыш. Я люблю тебя, кроха. И всегда буду любить, — шептала она животу, а мужу в трубку громко обещала: — Со мной все будет хорошо.***
— Тужьтесь. Ещё немного. Ну же. Двое стояли рядом. Высокий и статный мужчина держал за руку маленькую девочку. — Моей маме больно? — спросила девчушка, внимательно разглядывая роженицу. Она тревожилась. — Именно, кроха. И у тебя осталось всего несколько мгновений до нашей разлуки. Хочешь передать что-нибудь друзьям? А девочка в нерешительности мялась, не зная, что сказать. Она шагнула навстречу неизвестности — новой жизни в новом теле. И то, что ждало её пугало. Шаг. Ещё маленький шаг. Забыть про страх, идти к маме. Резкий оборот, кивок мужчине. — Передайте, что они мои друзья. Были и будут. И она собралась сделать тот самый последний шаг. — Эй, кроха? Девочка нерешительно остановилась. — Улыбайся. Твои друзья тоже тебя любят. Он не смотрел на нее. Взгляд мужчины блуждал по встревоженным лицам врачей, принимающих роды. И он точно знал, что случится. Знал и верил в обратное, хотя и понимал, что ничего сделать не сможет. — Ну же. Иди. Иди! Получи удовольствие от этой жизни. И не забывай меня. Мы скоро встретимся вновь. Отвернувшись от девочки, он стремительно покинул помещение. А врач не останавливался: — Ещё немного. Давайте. Вы сможете! Громкий крик. Последний шаг. Ещё один небольшой шаг. Девочка должна его преодолеть. — Я больше… НЕ МОГУ! — кричала рожающая. — Можете. Давайте. Вновь крик. Девочка растворяется. Протягивает ругу — и больше ничего нет. А в операционной новый крик, на этот раз детский.***
— Нам очень жаль. Девочка умерла. Потрясение. Шок. Боль. Обессилившая молодая мать резко садится на своей постели и забирает ребенка. Её руки трясутся, ребенок в руках дрожит. — Почему? Почему? Пожалуйста. За что? А девочка смотрит на маму и понимает, что родилась, но никто её не видит и не слышит. Маленькое тельце в руках мамы холодное, безжизненное. — Мамочка? Мама? Я ведь здесь. Почему ты не видишь меня? Девочка дрожит. Она напугана. Протягивает руку, а дотронуться до женщины не может. Равно как женщина не может услышать слова умершей дочурки. А почти над ухом девочки раздается хриплый голос, знакомый до дрожи: — Кроха, нам пора. Прости. Девочка резко оборачивается и смотрит на своего знакомого. Он напряжен, все так же не смотрит в глаза подружки. — Ты знал… Ты знал… — Это уже не имеет значения. Ты родилась живой. Здоровой. Но умерла. И теперь тебе пора отправиться домой, в твой старый мир, где нет ни слез, ни горя, ни печали. А девчушка смотрит на ту, кого последние девять месяцев называла мамой. На ту, что любила её больше всех во вселенной. — Мой дом здесь. Уходи.***
— Доченька моя… Родная… Покойся с миром… Тело вновь сотрясло рыдание. Девочка протягивает руку и пытается утешить маму, но ничего сделать не может. А женщина тихо плачет, опуская ребенка в гроб. Последний взгляд сквозь пелену слез. Собраться. Отвернуться. Отойти. Звук молотка. Обезумевшие от горя отец и дедушка поднимают и несут маленький гробик на кладбище. Они не могут вымолвить ни слова. А вслед за ними тянется вереница рыданий. — Покойся с миром. Горсть земли падает на маленький гроб. — Пусть земля будет тебе пухом. Новая порция грязи. — Жаль, что ты не с нами. Родственники напирают к маленькой могилке почти на самом краю кладбища. Они что-то говорят, засыпают ямку. И вскоре на месте дыры уже холмик. Земля резко контрастирует с ровной зеленой травой. И неприкрытый маленький прямоугольник разрывает сердце женщины. Новый всхлип. Истерика.***
*** — Мрамор? Гранит? Какой именно памятник вы хотели? Черное платье женщине не к лицу. Прошло полтора года, а она так и не оправилась от траура. Она пожала плечами. — Любой из этих камней. Мне все равно. Девочка вновь протянула руку. За полтора года она так и не привыкла, что не может прикоснуться к своей маме. — Не плачь, пожалуйста. Не плачь. Ты у меня сильная. Ты почти справилась. Мамочка, вернись к прежней счастливой жизни. Улыбнись. Я ведь рядом. Мама. Ты найдешь в себе силы. Я верю в тебя. Мамуля… А женщина внезапно почувствовала прилив очередной грусти. Она смахнула слезу и выпрямилась, посмотрела прямо перед собой. Собирала всю свою уверенность и вспоминала свои походы к врачам, которые в голос твердили, что ребенок умрет. Оказались правы. «По крайней мере, ты жила, милая. Недолго, но ты была живой». — Земля уже осела? Ведь прошло… — Продавец посмотрел в бумаги. — …Полтора года, так? Значит, памятник нужен в скором времени. Вновь кивок. Говорить женщина не могла. — Вы бы хотели выбить эпитафию? Последний вопрос. Самый важный. Все так же глядя перед собой, женщина хрипло прошептала: — «Рождена, чтобы умереть».