Эпиграф

До конца рабочего дня, а вернее, ночи, оставалось совсем немного, и хирург неотложной помощи Ганнибал Лектер стоял возле окна, глядя на медленно просыпающийся Балтимор. Вдруг дверь резко распахнулась, и здоровенный чернокожий медбрат почти втащил в палату какого-то парня с бессильно свесившейся головой. — Доктор Лектер, ранили в плечо холодным оружием. — Спасибо, Барни. — Ганнибал мгновенно оказался возле пострадавшего, помог усадить его на кушетку, осторожно приподнял голову. Потом кивнул медбрату: — Оставь документы и можешь идти, я справлюсь сам. Барни положил на стол заполненную карточку, стараясь, чтобы она легла идеально параллельно краю, и поспешно вышел. Ганнибал бросил на неё короткий взгляд: Уилл Грэм, тридцать три, полицейский, ножевое ранение плеча. Он перевёл взгляд на этого Уилла Грэма: тот совсем не выглядел на свой возраст и уж тем более не был похож на полицейского. Словно почувствовав интерес доктора, он медленно раскрыл глаза с длиннейшими ресницами и уставился мутным взглядом ярко-голубых глаз прямо ему в лицо. Ганнибал невольно усмехнулся, оценив смазливость этого Уилла. Такие обычно идут в полицию, чтобы покрасоваться в форме, и редко задумываются о прочих неприятных аспектах профессии. Однако нужно было осмотреть и обработать рану. Ганнибал ловко расстегнул чёрную рубашку — правый рукав был пропитан кровью — отбросил её в сторону и наклонился, чтобы стянуть футболку — к чести Уилла Грэма, белую и совершенно свежую. Наклонился и замер, уловив странный, ни на что не похожий аромат: последовательно, как кольца на стволе дерева, проступали кровь, порох, стиральный порошок, кожа ремня, металл пряжки, а потом, в сердцевине, раскрылся настоящий запах этого человека — сложная смесь, необычная, ни на что не похожая. Ганнибал замер лишь на мгновение, пытаясь разложить её на ноты: чернильная кислота, влажная глина, острый мускусный отзвук, мягкий обволакивающий мёд, грибная свежесть и капля солнца; всплывали и пропадали то сладкий ладан, то полынная горечь, и сверху парил прозрачный дух чистой морской воды. Уилл Грэм слегка застонал, когда Ганнибал всё-таки снял с него футболку, задев довольно глубокую рану, и принялся очищать порез аккуратными движениями ватного тампона. — Тихо, Уилл, — успокаивающе шепнул ему Ганнибал. Ему следовало надеть перчатки, но Ганнибалу внезапно захотелось прикоснуться пальцами к совершенно гладкой коже так странно пахнущего полицейского. Он положил ладонь ему на грудь, вынуждая откинуться чуть назад, и снова повторил: — Тихо. Уилл Грэм послушно затих, глядя, как доктор ловкими движениями надламывает ампулу, набирает обезболивающего и аккуратно вкалывает его в плечо. — Минута, и подействует. — Ганнибал не отошёл, а взял левую руку Уилла и начал отсчитывать пульс. Вернее, он сжимал пальцы на запястье, но мысли его были далеко. Такой запах не требовал дополнительных сложных ингредиентов. Он будет хорош соло, с чем-то, что лишь оттеняло, но не забивало бы чудесный аромат — например, с белыми трюфелями или в окружении веточек тимьяна. А можно и вовсе оставить мясо сырым, мелко порубив, чтобы наверняка сохранить всю сложную гамму вкуса и запаха. Ганнибал мог бы приготовить его несколько раз, меняя ингредиенты и способы, как искусный музыкант повторяет одну и ту же тему в разных вариациях. Когда Ганнибал, отпустив наконец-то руку, начал аккуратно накладывать первый шов, Уилл Грэм проговорил сквозь стиснутые зубы: — Наслаждаетесь, доктор? Ганнибал вздрогнул, но рука его так же уверенно держала иглу. — О чём вы? — Вы явно рады моей ране. — Моя работа — спасать жизни, Уилл. Я хирург. Уилл Грэм негромко рассмеялся. Он явно ещё был в состоянии шока, зрачки у него были расширены, а дыхание срывалось. — Да вы же просто тащитесь от того, что кромсаете все эти тела. И моё сейчас. — Многие думают, что хирурги получают удовольствие от страданий пациента. Это не так. — Удовольствие — это распоряжаться чужими жизнями. Ганнибал не ответил, сделав вид, что сосредоточен на движениях иглы. Закончив наконец со швами — их пришлось сделать шесть, — Ганнибал начал накладывать повязку. Он с неудовольствием заметил, что пальцы левой руки слегка дрожат. — Думаете, почему среди хирургов столько маньяков, доктор? От неосторожного движения повязка съехала, и пришлось поправлять её. — Эта профессия относится к группе высокого риска. Как и работа полицейских. — Знаете что, доктор? — Уилл приподнялся, попытался встать. — Бросайте эту работу. Она вас до добра не доведёт. — Благодарю за совет, Уилл. Тогда и вам следует сменить свою. — Мне давно пора. А вам лучше копаться в мозгах, а не в кишках. Ганнибал встал, протянул руку, помогая подняться. Запах всё ещё обволакивал теперь его — странный, ни на что не похожий запах этого странного человека. Ганнибалу на секунду показалось, что его видят насквозь, и это ощущение было пугающим. Уилл, не глядя, черкнул под отказом от госпитализации неразборчивую подпись. — Вызвать вам такси? — Спасибо, меня ждут внизу. — Уилл, так и не накинув ничего на плечи, почти твёрдой походкой направился к дверям. — Простите, Уилл! — окликнул его Ганнибал, не выдержав. Уилл обернулся, стоя в самых дверях. — Что, доктор? — Не можете ли вы оставить мне свою визитку? Я позвонил бы вам через несколько дней, узнать, как заживает рана. — Сожалею, доктор. — Уилл перешагнул порог. — У меня нет визитных карточек.