Кошечки

      Круги под глазами Чунмёна не от природы, как у Саймона или Цзы Тао. Ему нужно, просто необходимо быть рядом и успокаивать умирающих, даже если из-за концертов он не спал целые сутки или двое. Коты непредсказуемы, они умирать хотят в основном ночью и как можно дальше от дома. А он слышит, чувтвует их смерть. Как можно бросить маленький пушистый комочек в минуты его смерти, зная, что без твоей помощи его малерькая кошачья душонка будет обречена на вечные скитания (особенно если это ее последняя - девятая - жизнь)?       Он знает, что через два дома от их общежития, какой-то изверг топит трех малышей, которых его рыжая пушистая мурлыка родила около часа назад. Ему плевать на них, они для него лишь вещи. И котята, и сама кошка. Маленькое сердечко мурлыки еще не знает, что с ее малышами; она спит после тяжелых родов. А когда проснется оно не выдержит - это были ее первые детки, с которыми она не была готова расстаться. Тогда она уйдет за большой зеленый мусорный бак и, уткнувшись мокреньким розовым носиком в землю, с протяжным горьким воем-плачем, который издают все матери, потерявшие своих детей, умрет от невыносимой боли в сердце. В тот момент единственным её утешением будет тёплая и мягкая рука Чунмёна.       Не спится. В ушах стоят крики малышей. Маленькие "ма-ма-ма", ибо полноценное "мяу" они еще не могут произнести. Не могли. А ещё не спится потому, что в комнате пахнет кошачьей смертью, болезненной, с переломами, ошпаренной кипятком шкуркой, иголками под ней и кровотечением, вызванным тем, что в кошку что-то настойчиво пихали. Так пахнет для Чунмёна Исин. О, нет! Исин не делал этого. Всего лишь мальчишки лет двенадцати-тринадцати развлекались, эксперементировали. Любопытные умнички-детишечки. Хаянные и лелеянные родителями. Хладнокровные убийцы и истязатели. Жестокие вершители маленьких кошачьих судеб. И этот Исин, который все это видел и просто прошел мимо. Мерзкое равнодушие, Чунмёна тошнит.       Каждый раз, выходя на улицу, Чунмен видит тысячи котов на обочинах, перекрестках дорог. Они сидят и смотрят в пустоту. Тысячи мертвых душ. Жнецы просто не успели, а они уже обречены на вечность здесь, на обочине. Он боится ходить, потому что их так много, что некуда даже поставить ногу, не зацепив призрака. Они все смотрят на Чунмёна с болью. "Ну, пожалуйста, забери нас! Забери!" Он бы забрал их всех без остатка, создавая свой кошачий Рай, если бы был в момент смерти с ними, но нет. Они навечно привязаны к дороге, где их убили.       Первые несколько месяцев было тяжело и морально, и физически. Но Чунмёну повезло: рядом был Бэкхён и... Чанёль. С последним сложились довольно странные отношения. "Хён, где ты был?" - шёпот в три сорок пять, когда Чунмён вернулся с "работы". Хотелось ответить, что отдыхал от забитого графика, гулял на природе. Это был конец первого месяца, после случая с бэкхёновым котом. Восьмимесячного домашнего кота покусала собака. Считая, что он уже не жилец, хозяева выкинули его к помойкам, все же слишком совестливыми для простого "добить, чтоб не мучился" оказались. Они не знали, конечно, но если бы рану обработали хотя бы перекисью водорода, она за месяц затянулась, а маленький игрулька вновь радовал бы их вечерами. Но на улице в рану попала инфекция, развилась гангрена. Он не мог уже ходить, а помойные крысы начали уже пожирать его омертвевшие конечности. Но он был жив! Он кричал от боли на кошачьем языке, молил кошачьих Богов ниспослать смерть ему! Тогда его нашел Чунмён. Действуя на автомате, он отогнал от тела крыс и погладил кота, запуская пальцы в мягкую шерстку на холке. В тот момент было умирать больно только физически, кошачья душа была согрета любовью, исходившей от человеческих пальцев. От свежих воспоминаний Чунмёну стало нехорошо, скатилась слеза, потом еще одна. Стало трудно дышать, будто кто-то избил его. Холодные, это чувствовалось даже сквозь рубашку, ладони скользнули сначала по бокам, а потом сомкнулись на спине Чунмёна. Он уткнулся в плечо Чанёля и горько простонал. Сколько смертей он переживет еще? Какие ужасы увидит? Чанёль думал, что это стресс из-за напряженной работы. Чунмён не хотел его разубеждать. Бэкхён, который проснулся от стука двери, знал, что происходит на самом деле.       Их ночные объятия продолжились и через месяц, и через полгода. Правда иногда они превращались в ночные поцелуи, но об этом знала только ночь, ну, и маленький полосатый котенок-призрак, живший в их многоквартирном доме. Однажды этот маленький лучик счастья рассказал Чунмёну, как имено он умер. Это было болезнено. Его любимый маленький хозяин, который в тот день остался без присмотра, играя, выкинул котенка в мусорную шахту. Пять этажей пролетели незаметно, а когда сломался маленький позвоночник об острый край чего-то ужасно твердого, то он почти не почувствовал боли. О, её не было, зато была полная обездвиженность. Чуть более трех дней бесчувственное, но живое тельце засыпали мусором. Котенок слышал, как его искали хозяева, но не мог достаточно громко ответить им, чтобы услышали. Охрипший, под тяжестью мусора, опечаленный и одинокий маленький лучик умер, не прожив и полугода.       Поцелуи Чанёля забирали часть горечи себе, хотя Чунмён не считал себя даже влюбленным в него. Это было какое-то другое, неизвестное чувство. Просто Чанёль был рядом каждую ночь, каждый день. Ждал кошачьего жнеца с работы и пытался разгадать его вечно печально-озабоченный взгляд. "Кошки ведь умирают не только от насилия" - как-то раз подметил Бэкхён. Да, конечно, они иногда умирают от старости. Редкие счастливчики. Чунмён однажды такую красавицу провожал. Седина, хлипкие зубы-пенёчки, местами не хвало клоков шести, подушечки лапок потрескались. Ей было семнадцать, и она умирала счатливой, прожив полноценную жизнь. Тогда Чунмен впервые почувствовал умиротворение после кошачьей смерти. Это же чувство он испытывал в объятиях Чанёля. Точно! Тогда впервые после всех ночных вылазок глаза его светились счастьем и пониманием. В объятиях одногруппника было тепло, поцелуи были сладкими, а прикосновения нежными, будто плюшевая шерстка породистого котеночка. Не есть ли любовь - умиротворение?       В тот день Чунмён думал, что его сердце не выдержит. В тот день от Чанёля запахло кошачьей смертью. Кровавой, неестественной. Болезненой до безумия и выцарапанных глаз. Вперые в тот день Чанёль не дождался Чунмёна после ночной работы. Впервые жнецу не хотелось возвращаться. Избегать было глупо, но действенно, не так чувствуется вкус предательства. Бэкхён приметил неладное через три дня, когда перестал просыпаться от дверных хлопков и тихих звуков поцелуев. Все, что сказал Чунмён ему в ответ - "пахнет смертью, меня тошнит, а значит, он убил". И, шмыгнув, он нырнул в свою, уже без Исина, комнату.       - Почему ты это сделал? - Бэкхён однажды остановил Чанёля в кухне. Он пытался сварить кофе, но от недосыпа все валилось из рук, он уже около двух недель ждал Чунмёна по ночам, а тот не приходил.       - Сделал что? - он в ответ нахмурился, Бён его раздражал. Крутился вокруг его лидера, вечно орал и громко каждый месяц поминал своего кота слезами.       - Убил. Иначе почему Сухо стал бы тебя избегать? Сердце Чанёля пропустило удар. Кого он успел убить? Когда? Он озвучил свои вопросы.       - Кота, твою мать, кота! Чунмён же кошачий жнец, а не блошинный! - вокалист всегда был эмоциональным и порывистым, это, конечно, не плохие качества, но в данном случае они были некстати. Осознав, что именно сейчас сказал, он быстро закрыл рот руками.       - Не неси хуйни, Бэкхён. - Чанёль развернулся и ушёл, разозленный и абсолютно решительный.       Это был трудный, горький и медленный разговор. Ни Чанёль, ни Чунмён не кричали. Зачем? Они были почти не связаны, не обязаны. На вопрос, почему он считает, что Чанёль - убийца, жнец ответил прямо. Он давно думал, что нужно рассказать его умиротворению, его нежности, его ласке все. Момент настал. Как ни странно, Чанёль воспринял все в серьёз. А пахло смертью от него только потому, что он закапывал в тот день сбитого кем-то чёрныша, ведь тело, даже кошачье, стоит предать земле.       Этот разговор начинался как смерть от рака - "Ну, когда уже? Мне слишком тяжеко и больно". Чунмён однажды с таким провел около семи часов. Белый успел рассказать всю свою пятилетнюю жизнь, два года из которой у него был рак горла, не дававший нормально питаться и говорить. Тянущее чувство тогда было в груди Чунмёна. Он чесал белого за ушком, а тот все рассказывал и рассказывал, пока однажды просто не затих, хрипло глубоко вздохнув напоследок. Он избавился от мучений, это был самый счастливый из всех печальных концов для кота. Таким же было и завершение разговора. Чунмён смотрел на свои тапочки вниз, уткнувшись головой в чужую грудь, а Чанёль его обнимал и что-то шептал быстро-быстро, поглаживая его спину и иногда целуя макушку.       Кошки живут и умирают. После смерти одни попадают в Рай, а другие остаются в нашем мире. Кошачьего Ада просто не существует, ведь кошки не умеют грешить.