Daddy Issues

'приму тебя как наркотик, я попробую тебя на своём языке.' Мы сидим в оглушающей тишине и едва ли не кромешной темноте, рассекаемой лишь светом магнитолы, её оранжевым флуоресцентным обрамлением и резким, ярким белоснежным свечением экрана iPhone, на который беспрестанно приходят уведомления с угрозами. Я не выдерживаю и ставлю последнюю приобретённую пластинку. Теперь с нами ещё и этот голос, раздающийся эхом по салону, сопровождаемый электрогитарами и битами. Я уже забросил уговаривать себя перестать нервничать и трястись — от холода ли, от осознания ли… Не думаю, что это сон. Если бы это был он, я бы не чувствовал все так остро и… живо. 'спроси меня, о чем я думаю, и я расскажу тебе' О том, милый, что четверо парней, которым вот вот перевалит за двадцать пять, в ближайшие часы встретят свою верную смерть. Думаю о том, что ты замёрз (по причине того, что мы не включили обогрев, хотя за окном и хлещет британский ливень — на момент, когда он начался, парни на заднем сиденье успели надышать горячего воздуха, снабжая друг друга кислородом и последними, пьяными, жаркими поцелуями — я буквально вспотел, пока вёл этот катафалк.) Я отдаю тебе свою любимую Levi's. И я до сих пор не знаю, кому из нас двоих идёт эта чертова ветровка больше. В любом случае, я совсем не против делиться ею с тобой, потому как однажды ты сказал, что она пахнёт мной, напоминает тебе 'дом', и когда я в очередной раз уезжаю в Калифорнию, ты кутаешься в неё, чувствуя себя не так плохо. И пока ты запахиваешь её на себе сейчас, я чувствую укол где-то в груди и… ты мне нужен. Ты мне нужен, черт возьми, прямо сейчас. Ты нужен мне на моей шее, на моих губах, на моем языке. Твой восточно-древесный запах и твоё мятное дыхание. Отдайся мне как в последний раз. "Как"? Надеюсь. 'не важно, что ты думаешь, скажи то, о чем я не забуду' «В конце концов», думаю я и, бросаясь на тебя, отчаянно впиваюсь в твои губы. Встречаюсь с жарким дыханием и мягким прикосновением каштановых кудрей, покрывающих твою голову, с твоим уникальным запахом и холодными губами. Твоя ладонь на моей щеке, большой палец проводит линию скул. Едва оторвавши себя, я перехожу к твоей шее, ведя кончиком языка по пути. Я выдыхаю в твою нежную кожу и засасываю её, применяя зубы и язык — лучшее, из моих умений. Двухдневная щетина и твоя нежная кожа… Мой прекрасный. Ты чуть ли не стонешь, и хватаешь меня за футболку, как бы говоря мне перелезть через коробку передач и приземлиться сверху. И я подаюсь вперед. Хочу чувствовать тебя. Ведь… все в последний раз. 'но тебе стоит повторить это снова' Ты шепчешь свой вопрос, и, вроде, я не имею и шанса услышать его из-за барабанящего по крыше дождя, но… да, я лгу, когда выстанываю "повтори снова". Я чувствую твои бёдра под собой, и, вжимаясь в них сильнее, задевая твой пах, я не прекращаю насиловать твою шею, кожа которой уже, скорее всего, покрылась алеющими засосами с кровянистыми вкраплениями. 'сумасшествие — все, что тебе приходилось делать для друга' Я снова возвращаюсь к твоим губам и целую тебя в полный рот. И ты ведь совсем не против, я знаю, что грубость и напор всегда возбуждали тебя. Так мы и жили. Будучи "друзьями" для камер, для прессы, для фанатов. Скрывались, любили, желали. По тур автобусам, гримеркам, раздевалкам, местам недоступным никому. Но… все, что нас не убивает, делает нас сильнее, верно? С чувствами точно такая же история. Такова была наша медийная судьба. 'я бы делал все возможное, я бы убегал и прятался с тобой' Только подтверждение моих слов, заставляющее меня прижаться к тебе сильнее и выдохнуть, выстонать твое имя. 'я пытался написать твоё имя в дождь' Твои руки исследуют мою спину, твои губы у моих ключиц. Я поднимаю глаза на запотевшее автомобильное стекло и, в дыму, что исходит от пары, делящей косяк на заднем сиденье, я расплывчато вижу почерк Зейна, нацарапавшего имена — своё и Лиама. Чертов романтик. Но у меня нет времени на комментарии в сторону этого Ромео, да и желания, в принципе, тоже — я сижу на гребанном произведении искусства. Которое зачастую зовёт меня папочкой. В частности из-за пристрастия к тяжёлым сигаретам, виски, привычки не бриться несколько дней подряд и частым хлопкам по желанной заднице. Отведя взгляд, вижу ползущий силуэт девушки и продолговатый предмет в её руках, стремительно приближающийся к моей машине. Я уже знаю, что будет. Я слышу громкий звук проминающегося металлического покрытия. 'давай, поплачь, девочка, в этом с тобой никто не сравнится' Вчетвером прямиком в ад, под аккомпанементы бьющегося стекла, звонкие — поцелуев в засос, оповещений на iPhone, трещания старых колонок, отчего-то по-прежнему хорошо передающих эхо на пластинке. Замечаю, что девушка, нанесшая первый удар по задней двери машины, пришла не одна. Вижу еще, по меньшей мере, пять человек. Большая ладонь запускает пальцы в мои волосы и нежно проводит ногтями по коже головы. На секунду прикрываю глаза от удовольствия и возвращаюсь к любимым губам. Краем глаза вижу, как высокая девушка (я не могу видеть и половины ее тела) медленно ведет концом лома по дверям машины, сдирая всю краску (черт подери), останавливаясь у нашей. Вижу, как наклоняется… Узнаю лицо той, что давала себе право вечно диссить тебя со сцены — будь то «mtv», «vma», «billboard» или на её сольных концертах. Она чуть ли не скалится, отрываясь от окна, занося над собой железный инструмент. Я готовлюсь услышать звонкий треск, но меня отвлекает твой стон и то, что ты углубляешь свой поцелуй. Мне становится запредельно жарко, что, кажется, я уничтожу своим теплом эту машину быстрее, чем до нас доберется ну, скажем, вон та девушка с рыжими волосами, собранными в высокую прическу. Не ошибусь, сказав, что это Шерил. Всегда терпеть не мог эту сучку. Тяну края своей футболки вверх, бросая ее куда-то… назад, в лобовое стекло. Это происходит за миллисекунды, мои губы снова ловят твои, мой язык снова скользит по твоему, и, о боже, эта мята… Мне нужен глоток воздуха, а вот ты… ты ненасытный, Гарри; скользя своими холодными ладонями по моей пояснице, покрывая грудь поцелуями и, позволь, засасывая мои соски? Я уже хочу спросить, что за херня вообще происходит, но да… я застываю в очень пошлой позе, прижавшись пахом к твоему торсу, закинув голову назад, сведя брови вместе, в наслаждении прикрыв глаза и широко раскрыв рот. Ты делаешь из меня актера очень грязного порно, Стайлс. Постепенно возвращаясь в сознание, я приоткрываю глаза и словно в замедленной съемке вижу, как две девушки с бейсбольными битами готовятся навсегда погасить фары моего Cadillac. Стекла крошатся, превращаясь в микроскопическую пыль. Секунду спустя от ламп под стеклами остаются лишь искры. Я узнал обеих — подружки Хадид/Дженнер. Пытаясь не зарыдать от тесноты в джинсах и того, как сильно тянет внизу живота, (пока мое личное недоразумение подо мной заглатывает мои указательный и средний пальцы правой руки) я замечаю еще одну девушку, посередине. И, честно говоря, Даниэль сильнее, чем казалась. Это, конечно, она вечно была тем, кто таскал чемоданы и сумки, но… я никогда бы не подумал, что она способна на бетонный блок. Таким образом, когда я, с пеленой слез на глазах, вернулся в свое стабильное положение, ровно позади до меня донесся нешуточный грохот, заставляющий тебя крепче вцепиться в меня, а парней, буквально срывающих друг с друга рубашки, вздрогнуть. Нет сомнений, что капот теперь украсится одной метровой вмятиной, думаю о том, сколько сотен осколков в спину я получу, если задетое блоком лобовое стекло, все же, лопнет… Я, не позорно (и меня можно понять), но так или иначе, провалил свою роль папочки. Понимаю это, когда большими пальцами ты стираешь мои выступившие слезы, и поняв, что всему этому виной — ты, целуешь меня в ключицу, длинными пальцами заплетаясь в моем ремне. Слышу приглушенные тяжелые шаги по крыше — три шага, поворот, затишье. И поверхность встречает тяжелый удар кувалды. Один, другой, третий… Пока эта сучка не спрыгивает на землю, и я не встречаюсь с еще одним знакомым лицом. «Мамаша», которая вовсе не мамаша, а первосортная шлюха. Ты была еще одной занозой, Бри, которой заплатили сверх меры, после посчитавшей, что и этого ей мало. Боюсь, настоящую любовь не купишь. Успеваю перебрать все слова и словосочетания своего богатого матерного словаря, пока ты освобождаешь меня от невыносимо тесной одежды. Игнорировать крики за пределами уже невозможно, я распахиваю глаза. Последнее, что я вижу — концы стремительно приближающихся кирок, врезающихся в задние окна машины, которые покрываются стеклянной паутиной, и в ту же секунду лопающиеся, осыпая сначала Зейна, который сидел за Гарри, и затем Лиама. 'давай, поплачь, маленький мальчик' Я оглушен. Я слышу стук твоего сердца. Я слышу твой голос в своей голове. Я чувствую твое дыхание на моих губах. Я смотрю в твои глаза и никак не могу насмотреться. Когда изумруды встречают аквамарины, когда отчаяние встречает нежность, когда даже смерть бессильна перед любовью. Сверкающие осколки, напоминающие толченый лед, рассекая воздух, врезались им в спины, застревали в волосах, очерчивали и без того точные изгибы их плеч, лопаток, поясниц. Ни на секунду не остановившись, они продолжали дарить друг другу самые желанные и кислородо лишенные поцелуи. Они будто пытались забрать друг у друга что-то… Думая, насколько же прочная была у них защита в виде друг друга, что не пропустила ни осколочка, я вдруг замечаю блестящую дорожку, вниз по щеке Лиама. — Прости, - оторвав губы, задыхаясь, шептал Зейн. Глаза опущены, лоб ко лбу. В ответ тот лишь прижал его ладонь к своей щеке и прикрыл глаза, сведя брови. Но в его выражении не было ни боли, ни страха… было отчаяние. Так отчаянно человек цепляется за другого. «Пришел наш черед», отдается у меня в голове и, замечая за окном мелькающий свет, я накрываю тебя своим телом. Погребенные в остатках ночи, ядовитом запахе растекшегося топлива, в осколках прозрачного стекла и металлическом сиянии Луны, мы навсегда потерялись в пелене сигаретного дыма. Навсегда вместе, навсегда счастливы.