Прозвище

      Жарко. В душном воздухе, кажется, почти не осталось кислорода, и затаившиеся в засаде шиноби Суны, застывшие в напряжённом ожидании, как песчаные изваяния, обливались потом. Они ждали и молчали, ничем не выдавая своего присутствия.       Внимание песчаных шиноби привлёк спустившийся со стены худощавый подросток с каким-то то ли кулем, то ли большим сосудом за спиной. Мягко спрыгнув на горячий песок, он бесшумно подошёл к ним. Красные волосы, ничего не выражающие глаза, бледное лицо – почти невозможный цвет для тех, кто целые дни проводит под жарким солнцем пустыни. Внук советницы, молчаливый, нелюдимый ребёнок осторожно пристроил своё сокровище на песке.       - Ты здесь что делаешь? – едва слышно прошипел джонин с широким шрамом, идущим поперёк носа.       - Воюю, - пожав плечами, эхом откликнулся мальчик.       - Домой иди! – шикнул на него второй, помоложе. Сасори поднял на него взгляд: молодой, ненамного его старше, чунин, судя по форме. – Воюет он… - уже тише пробурчал шиноби, возвращаясь к созерцанию безлюдной пустыни.       Сасори его не слушал и с сосредоточенным видом, хмуря выгоревшие брови, разбирал куль, на поверку оказавшийся куклой. Он не замечал ни их пренебрежения, ни их интереса – для него других шиноби сейчас попросту не существовало.       Мальчик пошевелил пальцами, и беспомощно лежавшая на спине кукла, словно отвечая, зашевелила длинными конечностями. Выглядело это жутко, хотя каждый из присутствовавших здесь не раз видел кукловодов в действии; но те просто делали своё дело, а в плавных, почти змеиных движениях худощавого мальчишки и в том, как на это реагировала кукла, было нечто пугающее; было видно, что для него это создание, не умеющее шевелиться без воли управляющего ею шиноби, имело большее значение, чем люди: так, как он смотрел на свою куклу, другие дети смотрели на родителей или братьев.       Его больше не гнали. Он терпеливо ждал с ними, и когда подоспел вражеский отряд, первым выскочил из укрытия и бросился наперерез. Никто не успел сказать и слова, ни свои, ни чужие, когда худой, похожий на юркую ящерицу, мальчик затанцевал на песке. Он был маленьким, быстрым и смертоносным. Его кукла, имевшая длинный суставчатый хвост, наносила только один удар, после чего противник падал замертво, захлёбываясь собственной кровью и пеной, идущей изо рта.       Через несколько мгновений Сасори перебил половину отряда. С другой покончили подоспевшие земляки.       - Ну ты… ну ты… - пытался подобрать слова чунин, в то время как мальчик с таким видом, словно не случилось ничего из ряда вон выходящего, прошёл по песку, впитавшему столько крови, что был уже не желтоватым, а грязно-бурым, к слетевшему в бою хитай-ате со знаком Суны и, нацепив его на лоб, дёрнул куклу нитями чакры к себе.       - Скорпион, настоящий скорпион, - едва ли не с ужасом прошептал рыжий патлатый Кэтсу, обводя взглядом сочившиеся кровью пески.       - Акасуна, - хрипло добавил джонин.       - Акасуна… - пробуя новое прозвище на вкус, медленно повторил мальчик. На его лице не отразилось ничего, но в глазах засветился довольный огонёк.       На войне многие получают прозвища: санинны, Белый Клык и Жёлтая Молния из Листа, Бакутон но Гари из Камня, Иссушительница Пакура из его собственного селения, а теперь и он сам…       Скорпион Красного Песка.       Он не стремился получить на этой войне что-либо (разве что новый материал для кукол, которых он планировал сделать из убитых людей), но новое прозвище ему нравилось. Акас-суна… Как свист ветра, как шёпот пустыни, такой спокойный, величественный, никогда не замолкающий.       Хвост марионетки качнулся из стороны в сторону. С багряного острия на его конце скатилось несколько кровавых капель.