***
Меньше всего на свете Геллерт Гриндевальд походил на человека. Когда ещё его лицо не стало неприятной глазу человеческой маской, его могли бы назвать красивым. Белобрысый и голубоглазый он был чистокровным, насколько это возможно, немцем, завидным женихом. Сейчас же он был просто монстром. Голубые глаза Гриндевальда завлекали сиянием дорогих камней, и мало кто мог увидеть их ужасную суть. Яркие губы его были гневно поджаты, а черный дорогой сюртук был распахнут, обнажая белую накрахмаленную рубашку. — Ненавижу, — зло прошипел Гриндевальд, и глаза его вспыхнули ледяными, мертвыми гранями. Он со всей силы швырнул со стола начальника тюрьмы вещи. Светлые безумные глаза Гриндевальда вновь и вновь осматривали кабинет, но ничего здесь не могло помочь ему. Его загнали в ловушку. Гриндевальд засмеялся высоко и надрывно, и смех его отразился от каменных мертвых стен. Тяжелые звуки его шагов вновь и вновь звучали в кабинете, когда зловещая улыбка исказила его лицо. — Вескер! — закричал Гриндевальд, и глаза его в очередной раз сверкнули. Когда массивная дубовая дверь кабинета открылась, Гриндевальд уже сидел за столом. Тяжелые и темные своды кабинета давили, заставляя невольно пригибать голову, ощущать себя слабым и ничтожным. Гриндевальд пил вино неторопливо, вдыхая пряные ароматы вина, как он всегда делал в редкие минуты душевного спокойствия. Холодные глаза Гриндевальда смотрели на Вескера внимательно, подавляя. Вескер не смел поднять на него глаза. С недавних пор Гриндевальд не переносил прямых взглядов. — Герр Гриндевальд, — опускаясь на колени, говорит Вескер. — Ну что же ты, друг мой, — прибывая в ленивом благодушии, говорит Гриндевальд, впрочем, не давая разрешения встать ещё несколько томительных минут. — Тебе не стоит так унижаться, Генрих. Когда Гриндевальд встает из-за стола, Вескер едва ли способен что-либо сказать. Но Гриндевальду уже давно это не нужно. — Я хочу, чтобы ты сделал для меня одну вещь, — голос Гриндевальда сладкой патокой льется в чужие уши, — и тогда я помогу тебе и твоей семье бежать. Ты ведь знаешь, что сделают с нами русские…***
Долохов первым узнает о приезде англичанина. И он становится неприятен ему с первых же минут. Альбус Дамблдор смотрит на всех с глубокой печалью, легким сожалением и жалостью. Последнее раздражает всех, потому что им не нужна ничья жалость, только кровь их врагов. Альбуса ненавидят и презирают, за глаза называя милым другом Гриндевальда. Маги зло сверлят спины Дамблдора, когда он открывает письмо, вызов на дуэль. Когда письмо осыпается искрами, оплетая чужое запястье, Долохов желает его убить. Потому что им придется отступить. Однако Дамблдор не понимает, он спорит с командиром о кандидатуре своего секунданта и настаивает на своем. Секундант Дамблдора неприятный даже на вид тип с бегающими мутными глазами и козлиной бородкой. Когда у кого-то из них пропадают дорогие часы, все понимают, что он ещё и вор. Дамблдор им не верит, он качает головой и говорит, что подобное невозможно. Пропасть между ними только растет, кто-то с ненавистью плюет Дамблдору в след, а Макар проклинает вертлявого секунданта. Никто из них так и не узнал его имени.***
Утро дуэли вызывает смутное волнение, и Долохов знает, что произойдет нечто непоправимое. Холод по-прежнему сковывает всё вокруг, а костер не греет. Лагерь охватывает суета, многие собирают вещи все-таки надеясь на Дамблдора, желая поскорее вернуться домой. Когда Долохов замечает неясную тень в лесу, он бежит за ней. И только это спасает ему жизнь. Потому что Дамблдор не собирался убивать Гриндевальда. Он хотел его заточить. Разряженные защитные и охранные плетения вытянули из окружавших его людей всё. От магов не осталось даже тел.***
В США Генрих Вескер пытается забыть прошлое и научится жить заново. Он не хочет выполнять обещание данное Гриндевальду, надеясь, что он мертв. Генрих молод, красив и богат, никто не знает, что он состоял в Аненебре. Его жизнь только начинает налаживаться, когда погибает его семья, и Озвелл И. Спенсор приходит к нему домой. Голубые глаза Спенсора так же мертвы, как в их последнюю встречу, а частокол ровных белых зубов лишь портит очередную человеческую маску последователя Гриндевальда. Голос Спенсора мягок, наполнен вкрадчивыми нотками, что не скрывает змеиного шипения в его словах. И Генрих вновь склоняет свои колени, вспоминая данные Гриндевальду слова.***
Малыш Альберт слаб, болезнен, лишен магии и почти что мертв. Но Озвелл смотрит на него и видит чужое лицо. Он вспоминает чужую черную магию и полные безумия голубые глаза, он преклоняет колени перед наследием Гриндевальда, как перед ним самим.