Безумство любви

Случилось это ещё десять лет тому назад в самой обычной и ничем неприметной Японской школе, каких к тому времени, были десятки по всей стране. Мне тогда восемнадцать было, выпускной класс, все такое. Но рассказать эту историю я хочу только сейчас. Не люблю что-то держать в себе так долго. В те годы я не мог назвать себя чересчур популярным или очень общительным. Я просто был. Присутствовал на уроках, дабы получать знания, перекидывался какими-нибудь словами со сверстниками, чтобы про меня на корню не забывали, выполнял поручения учителей, чтобы не строили у меня за спиной каких-нибудь козней. В общем, вел обычную и размеренную жизнь обычного школьника-подростка. По крайней мере, я пытался это делать, признаться — тяжело. Тогда я бы не назвал свою жизнь настолько хорошей, размеренной и просто спокойной, как считали многие из моего окружения. Это было тупое существование, в котором не было ни смысла, ни пользы. Я, словно часть какой-то одной большой коллекции марионеток, стою на мировой полке и продолжаю глупо радовать своего коллекционера своим существованием. Радую лишь видом. Никому и дела никогда не было до того, что творится у меня внутри. А я уже давно был изнутри прогнившей марионеткой, со сломанным скелетом и неработающими шарнирами. Но меня продолжали держать, наверное, потому что не такой как все, потому что жалко выбросить и оставить догнивать где-то в мусорном контейнере. Жалость. Это слово даже звучит гадко. Мои родители погибли, когда мне было ещё пять лет. Если меня не подводит память, то ушли они от меня по причине какой-то жуткой аварии на главной автостраде. На дороге по каким-то непонятным событиям произошло массовое столкновение машин. Участниками были не только мои родители. В столь жутком происшествии насчитали более пятидесяти машин и чуть больше тридцати раненных, оставшиеся двадцать пять человек погибли. Как проговорили в новостях, виной всему стала лишь одна авария в эпицентре всего ужаса, а также чересчур плотный туман, в котором ты действительно дальше носа ничего не увидишь. На удивление общественности, эту новость обсуждали всего день, после чего забыли, словно произошла не массовая авария, а лишь столкновение двух велосипедистов, которые в одно и тоже время из-за поворота выезжали друг другу навстречу. Погибло достаточно людей, но дело не заводили, а о случившемся быстро забыли, как будто ничего и не случилось вовсе. Родственникам погибших выплатили моральную компенсацию, в виде валюты, и забыли, что никакие деньги не смогут залечить тех сердечно-душевных травм, что они получили после смерти родных и близких. На удивление самого себя по смерти родителей я плакал всего лишь один раз. И какими-то отчаянными детскими рыданиями я назвать это не мог. Просто немного поплакал, погрустил и всё. На этом спектр грустных эмоций был окончен, а если точнее, то всех эмоций. Было лишь дикое опустошение внутри, будто что-то вырвали. Жестоко оторвали, не используя наркоза, а в раскрытую рану так и наровились что-нибудь засунуть. Вот с этого всё и началось. Именно с этого я и начал ломаться изнутри. Медленно, но верно, мое психическое состояние ухудшилось, и я изо дня в день чувствовал себя каким-то изуродованным. Душевно изуродованным. Да, у меня, конечно, появился опекун, причем довольно-таки состоятельный и уважаемый обществом опекун, по имени Джирая. Он смог забрать меня не сразу по каким-то там личным проблемам, поэтому детдом я покинул лишь в возрасте восьми-девяти лет. Я не винил его за такое долгое отсутствие, я не часть его семьи, и я не должен был вообще в ней появляться, но так решил он. Я не имел ничего против этого. Возможно, мне требовалась семья, хотя бы маленькое общество людей, с которыми мне было бы не страшно делиться своими мыслями и переживаниями. Но даже после появление новой любящей семьи состоящей из опекуна Джираи и его жены Цунаде, я все равно остался таким же замкнутым, каким и был ещё в детдоме. Как мне казалось, с появлением новой семьи я смогу раскрыться, смогу почувствовать себя любимым и нужным, не одиноким. Но ошибся. И в этом не было вины «родителей», сами они были прекрасными людьми, да и воспитывать умели, вот только я не поддавался. И ни они, ни я сам, ни даже профессиональные психологи поделать с этим ничего не могли. Я заперся в своем маленьком внутреннем мире, и мне было комфортно, мне было хорошо и спокойно. Как и ожидалось от моего опекуна, после того, как он забрал меня к себе, он, даже не задумываясь, отправил меня на обучение в ближайшую школу, с неплохим рейтингом. Я не имел ничего против этого решения, от части, посчитав его очень полезным для самого себя. Именно в новой школе я надеялся завести новых друзей, а возможно и даже какую-никакую подружку, чем наверняка порадую Джираю с Цунаде. Помнится, когда я на ужине заикнулся про девушек, они как-то странно улыбнулись, переглянулись, а после «мама» спокойно сказала: «Смотри на Яндере не напорись». Я тогда впервые поинтересовался, что или, точнее, кто такая «Яндере». Тогда Цунаде мне рассказала, что Яндере — в основном является девушка, которая готова ради своего семпая пойти на все, будь то просто легкая пакость или жестокое убийство. Наверное, именно понятие «Яндере» меня тогда сильно и зацепило, раз после объяснения я слегка довольно хмыкнул, что было приятной редкостью для меня. В этот вечер старик-Джирая заикнулся ещё о том, чтобы я случайно на Цундере не повелся, как когда-то сделал он, из-за чего тогда отхватил от Цунаде неплохой подзатыльник, с условием того, что у этой женщины действительно тяжелая рука. Но тогда я лишь тихо хихикнул и про неких «Цундере» тут же забыл, в отличие от «Яндере». Но я даже и не подозревал, что обучение в этой самой чертовой школе превратит мою жизнь, в какой-то жуткий симулятор… Мое имя Узумаки Наруто. Сейчас мне уже давно за двадцать и я расскажу вам очень незамысловатую историю своей юношеской влюбленности, которая умудрилась перерасти в глубокую любовь. *** Наруто медленно зашел на школьный участок. Его глаза давно не сияли той яркой голубизной, что некогда переливалась в его больших глазах. Какой-то безразличный и холодный взгляд прошелся по всё ещё пустующему двору школы. Он снова пришел первым, снова слишком поторопился. За спиной раздался отчетливый гул подтягивающихся к школе учеников. Наруто выдохнул и не спеша направился к своему ящику, дабы сменить обувь. Искоса посмотрев на вновь витающего где-то в облаках учителя физкультуры, с его губ снова сорвался удручающий вздох. День обещал быть «запоминающимся». Ничего нового блондин до начала уроков так и не увидел. Словно по какой-то давно отработанной системе он прибился к группе своих ровесников и, натянув широкую улыбку, начал глупо шутить и кривляться, выслушивая смешки со стороны девушек и упреки со стороны парней. Потому что так надо, потому что к этому давно привыкли, потому что так заведено. Клоун всегда должен оставаться клоуном, а эмоциональные детали им знать не обязательно. Все до одного в этой школе знают Наруто так, насколько он им это позволяет. Не меньше, не больше. А иначе, окружающие будут знать слишком много «интересного» о тебе, твоем прошлом, настоящем, а возможно даже будущем. Так он и держался изо дня в день… из месяца в год… пока… — Итак, я хочу представить вам вашего нового одноклассника, -Наруто, наконец, обратил свое скучающее внимание, на недавно вошедшую учительницу, которая впопыхах тут же начала с представления новенького. Наруто ещё проходя по коридору, слышал как пара девушек из его класса, бурно краснея и тихо хихикая, обсуждали, что к ним перевели очень симпатичного паренька, которого сегодня должны будут представить. На это он практически не обратил никакого внимания, так как не посчитал эту информацию нужной для запоминания, но видимо на подкорке его мозга все же что-то осталось. — Заходи, Саске. Дверь не спеша открылась и с довольно-таки характерным звуком запустила внутрь того самого новенького. Сказать, что Наруто потерял дар речи, ничего не сказать. Парень встал перед классом и спокойно произнес: — Меня зовут Учиха Саске, надеюсь, мы сработаемся. — После чего поклонился. Пока новоприбывший произносил свою маломальскую речь, Узумаки удалось разглядеть его настолько детально, будто он смотрел на него под увеличительным стеклом на расстояние десяти сантиметров. Белоснежная кожа, которая словно мрамор сияла на солнце, иссиня-черные волосы, что небрежной челкой обрамляли аккуратное лицо и так неуклюже топорщились на затылке, обсидиановые глаза, словно два смоляных омута, затягивали и даже не думали отпускать из своей подлой ловушки. Аккуратно заправленная одежда и просто собранный вид, подчеркивали его организованность. А его бархатный голос, в котором так ощутимо чувствовался холодок, заставлял сглотнуть вязкую слюну. В тот момент Наруто сам не заметил, как его губы растянулись в непривычно глупой улыбке, щеки налились алым румянцем, и даже льды его холодных глаз, наконец-то, тронулись с места, позволяя чудной синеве пробиться наружу. Глаза засияли, и даже цвет кожи стал чуть ярче, а волосы, которые давно перестали топорщиться, вновь приподнялись. Этого не заметил практически никто, даже сам блондин, но его губы отчетливо и ясно произнесли немым движением: «Семпай». Этим единственным «практически» оказался ничуть не меньше пораженный Учиха. Именно он смог отчетливо прочитать это незамысловатое слово по губам смущенного голубоглазого блондина, что сидел за последней партой возле окна. Самого Учиху усадили за соседней партой, которая являлось последней партой на втором ряду, рядом с Наруто. Тогда Саске решил, что те слова были адресованы далеко не ему, поэтому решил проигнорировать, сделав вид, будто ничего не увидел и не понял. И, идя к своему новому месту в последний раз, косо посмотрел на одноклассника, но тот, продолжая краснеть, на него не смотрел и старался не обращать на него никакого внимания. Саске точно понял — те слова явно не были обращением к нему. Но с этого дня всё в жизни молодого восемнадцатилетнего парня по имени Узумаки Наруто изменилось, встав с ног на голову и начав кружиться... Самые первые изменения в Узумаки произошли именно в его характере. Внутри зародилось, по необыкновенному что-то новое, очень приятное и такое тягучее, что Наруто волей неволей начинал улыбаться, что было большой редкостью для этого юноши. В его душе начали появляться те эмоции, что доселе никогда не проникали и не тревожили давно застывшее сердце. Узумаки не был таким придурком, как считали многие, поэтому, как только выдалась возможность, он тут же налетел на Инфо-чан с допросом о том, кто этот Учиха, откуда он, что любит, кто нравится, чего желает и ради чего живет. Вопросов было много, но этой скрытной и очень таинственной девушке не составило никакого труда за два дня найти полную биографию Учиха Саске, которую она незамедлительно отправила очумевшему Узумаки, что тут же принялся её штудировать. Изучал он её очень долго. Он вчитывался в каждое напечатанное слово, анализируя его, и вставлял его в общую картину-пазл, словно самый недостающий кусочек. Многие иногда сильно удивлялись, когда в школе, вечно шумный и безалаберный парень, внезапно ровно садился за своей партой и с чертовски серьезным лицом медленно начинал бегать взглядом по напечатанным буквам. Некоторых это даже начинало пугать. Он давно перестал чувствовать к кому-то такое сильное и порывистое желание. Находится с кем-то, быть самым близким и дорогим ему, никогда не отступать от него ни на шаг и не позволять ни одной особе приблизиться к твоему сокровищу. Только твоему… твоему и ничьему больше! Давно перестал ощущать по кому-то такую дикую тоску. Даже смерть его родителей так не тяготила, как расставание со своим предметом воздыхания всего лишь на один вечер. На душе скреблись кошки, а из-за жгучего желания вновь лицезреть этого ангела, Узумаки начал приходить ещё раньше, иногда, даже настолько, что ворота школы были заперты на громоздкий замок с длинными цепями. Перестал ощущать такое неистовое стремление, заполучить кого-то. Заполучить его чувства, его взгляды, его вдохи и выдохи — заполучить его всего без остатка; и точно убедиться, что никому не достанется даже частичке всей этой божественной красоты. Стремиться получить его всего, и отдать всего себя без намека на остаток. Стремиться получить его. Вперед, вперед и ещё раз вперед. И никогда Наруто не чувствовал такого дикого вожделения к кому-либо. Лишь один неряшливо брошенный вздох уже заставлял член Узумаки дернуться, а по спине пройтись сотни приятных мурашек. Да чего уж скрывать. Однажды Саске, на уроке физкультуры, довел Наруто до такого состояния, что в штанах тут же стало тесно и ему волей-неволей пришлось удалиться в туалет, а после ещё и избавляться от проблемы, тихо стона имя Учихи. Даже дома он думал только о нем. Фантазия просто наотрез отказывалась демонстрировать что-то иное. Лишь Саске, Саске, и ещё раз Саске. Воображение порой выдавало такое, что Наруто закатывал глаза, а с губ срывался судорожный стон. На подобное рука сама тянулась к штанам, чтобы избавить своего хозяина от такой болезненно-сладкой истомы. Подобное Наруто давно уже не чувствовал. Всего лишь за какой-то дрянной месяц в голове блондина будто сработал какой-то ранее отключенный рычаг, который за доли секунды активировал все его эмоции. Эмоции, которые так и не хотели поддаваться никакому контролю. Это и бесило, и заводило одновременно. И Наруто действительно не знал, что ему делать. Было сложно. Но истинное испытание для нервной системы юноши началось только спустя два месяца. И если забегать вперед она его провалила с самого начала, без надежды на пересдачу. Это случилось в пятницу. Саске, как всегда, одиноко стоял возле полюбившегося фонтана, находившегося во внутреннем дворе школы. Он что-то высматривал в своем телефоне, не обращая никакого внимания на внешнее раздражители. Наверное, юноша и дальше бы продолжал заниматься обыденными вещами, к которым привыкли все, если бы из круга девушек не вышла одна. Она сильно краснела, а её колени предательски дрожали. Подруги этой девушки тихо посмеивались и, подбадривая её, толкнули в спину, из-за чего та чуть не упала на землю прямо в ноги Учихе. Вот только тот оказался слишком большим джентльменом и перехватил страдалицу за талию. Та с диким изумлением уставилась на своего спасителя, но тот лишь помог ей встать и попросил быть осторожней. Девушка лишь кивнула и вся красная, как рак, подбежала к своим подругам вновь. Как потом узнал Наруто, имя этой девушки было Карин Узумаки. Именно после этого вся школа могла дружно сказать этой девушке и её подругам огромное спасибо, ведь благодаря ним в сердце Наруто зародилось новое чувство — гнев... А масло в огонь начали подливать и остальные девушки, которые так и не упускали возможности поговорить с Учихой или же лишний раз построить ему глазки. А Наруто это всё видел. Каждый женский вздох, который был вызван нагнувшимся за чем-то Саске; каждый быстрый взгляд на его затемненный профиль; каждую смущенную улыбку от его быстрого взгляда... Он видел это всё, и все в нем рождало жуткий гнев, настолько мучительный и душераздирающий, что однажды Наруто не выдержал такого внутреннего напора. Это случилось спустя три месяца после поступления Саске в его школу. Какая-то баба в пустующем коридоре столкнулась с его брюнетистым богом, из-за чего повсюду разлетелись какие-то бумажки. Она, конечно, засмущалась, извинилась и, получив легкую улыбку от Саске, быстро удалилась, семеня своими стройными ножками в лакированных черных туфельках. Вот тогда истинный демон и проснулся внутри его сердце. Он рвался и метался, так и, желая разрушить стальные прутья своей клетки самообладания и спокойствия. И ему это удалось и настолько быстро, что Узумаки и сам не успел осознать, как дикая и ранее чуждая юному телу чакра растекается по всему телу заставляя подчиниться новому хозяину. А когда всё и впрямь было обработано туго соображающим мозгом, было не так поздно, чтобы остановиться. Ибо к тому времени блондин, будто сам не свой совершенно бесшумно шел за этой самой девушкой. Шел, словно дикий лис, преследующий свою добычу, тихо, но не менее быстро. А девушка даже и не слышала. Руки не поддавались рьяным попыткам прекращения этого безумства, и продолжали медленно вытягиваться к тонкой, практически лебединой, шейке. Лишь когда руки практически дотянулись до шеи своей жертвы, Наруто смог себя остановить. Вновь запечатав жуткого душевного монстра под крепкий замок самообладания, он резко отдернул руки и ринулся в сторону недалеко расположенного туалета. Там он долго умывался ледяной водой и дикими всё ещё напуганными собственным поведением глазами всматривался в свое отражение. Такое с ним произошло впервые. Никогда он еще не ощущал такой дикой власти над чьей-либо жизнью. Руки начинали дрожать от понимания подобного факта, а из горла начал вырываться непроизвольный смех, чем-то схожий со смехом сумасшедшего. Но Наруто это не пугало… это дико влекло и притягивало, цепляясь своими темными смолянистыми ручонками, и, затаскивая тебя в совершенно иной мир, где все играют лишь по твоим правилам! Ревность дала новый толчок, который оказался мощнее предыдущих в стократ. В мозгу юноши внезапно активировались те участки, которые доселе даже не использовались. В голове рождались настолько дикие и жестокие картины расправы со всеми, кто встанет у него на пути. Из груди рвалось жадное нетерпение, которое так и молило, так и скребло ледяное сердце поскорей расправиться со всеми... С абсолютно каждым... С того дня все закрутилось по-новому. На удивление многих, Наруто внезапно стал чрезмерно общительным, и чересчур дружелюбным, каковым ранее не являлся. Удивление застигло всех. Оказалось, что Наруто прекрасный собеседник и друг готовый помочь и выслушать в самой тягостной ситуации. Он не бросал и всегда был рядом в трудную минуту. Он тут же смог влиться в высшие коллективы ребят. Его полюбили все. От учителей до учеников. Всего за один месяц Наруто смог произвести дикий фурор, на школьное общество, чем не мог не порадовать своих приемных отца и мать. А после поднялись и знания в тех предметах, в которых ранее был слаб. Особенно юноша уделил свое внимание химии, с которой раньше Наруто дружил неохотно, физкультуре, на которую раньше практически не ходил, а так же биологии и психологии. На глазах за короткий промежуток времени появился, будто новый человек, с безмерно добрым и отзывчивым характером и светлой душой, размера которой не было и границ. Из серого парня он обратился в милого и общительного юношу, которого не переставало окружать общество не менее хороших ребят. Ну, так считали… «Глупцы» — Вот что проскакивало в голове Наруто, когда он вновь выслушивал болтовню девчонок в общем кругу знакомых, и продолжал улыбаться и почесывать затылок на какое-нибудь замечание: «Какие же вы все идиоты…». Никто не видел этой двуличности, кроме нашего, чересчур наблюдательного сталкера - Саске. Он отчетливо смог разглядеть, что под всем этим ярким светом доброты и радости в глазах, кроется что-то другое. И именно «что-то». Такое темное и до чертиков лживое, затаилось на кромке радужки и темным пятном прячется за всем липовым светом. Прячется и просто выжидает момента, когда выскочить и напасть, разрывая глотки в клочья и вырывая позвонки. Вот что видел Саске, потому что знал это, потому что прошел через это, потому что чувствовал всё это. И теперь в его глазах можно было отчетливо различить яркие переливы интереса. Интереса увидеть, что же будет дальше. И его не заставили ждать. Это случилось на крыше школы. Уроки закончились относительно недавно, но многие уже успели покинуть стены учебного заведения, дабы как можно быстрее отправиться домой, к своей семье. Вот только наш небезызвестный Наруто, который так ловко и умело, добился всеобщего одобрения, стоял на крыши надоевшего за многие годы здания. Его голова была низко опущена, из-за чего его глаза рассмотреть было практически невозможно — челка мешала, бледно-розовые, точнее, практически белые тонкие губы были слегка приоткрыты. Опущенные руки безвольным грузом болтались внизу. В правой ладони юноши, поблескивая в вечерних лучах солнца, красовался кухонный нож, который так умело был украден из подставки в Кулинарном клубе поутру. С остро наточенного острия холодного оружия тонкими струйками стекла алая жидкость — кровь. Все лицо Наруто было заляпано в небрежных мелких капельках этой металлической жидкости, на его одежде пятна были намного крупней, и давно пропитали её насквозь. В ногах, замершего Узумаки, покоилось тело юной девушки. Она безвольным мешком лежала на крыши школы, не моргая, не издавая ни звука, не дыша, она умерла. Совсем недавно… только что. Тело было ещё совсем теплым, словно она была ещё жива, но для неё все было кончено. Её блондинистые пряди, которые из-за частого посещения парикмахера, стали более бледными и тусклыми, чем это было раньше, растрепались по поверхности. Её и без того бледно-сиреневые глаза, в которых застыл животный ужас, потускнели ещё сильней, обращаясь практически белыми. Такими безжизненно белыми... Из тонких линий губ струились тонкие ручейки свежей крови. Наруто прикончил её. Своими собственными руками и тем ножом, что только что с отчетливым лязгом выпал из безвольной руки. Он выждал момент, когда он и эта девушка останутся в самом минимальном поле зрения, позвал на крышу, поговорить, пообщаться… хочет рассказать… что-то… очень…очень интересное... Когда она отвернулась от него, когда открылась самым слабым местом, продолжая о чем-то весело болтать со своим палачом, он нанес смертельный удар. Один четкий удар по сонной артерии, который сразу же стал роковым. Она не ожидала такого подлого поступка, такой жестокости от человека, которому так доверяла. Он хотел нанести лишь один удар, но что-то вышло из-под контроля. Оно дико улыбнулось, перевернуло, захлебывающуюся собственной кровью девушку, к себе лицом, оседлал её бедра, не позволяя брыкаться, и продолжил. Удар за ударом наносился по открытой девичьей шейке. Кровь густыми потоками вытекала из разодранного горла, после каждого нового удара. Он сбился со счета ещё после седьмого удара, всё остальное было словно в мутном белом тумане... Он лишь четко ощущал, как её тонкие ручки все ещё пытаются уцепиться за его школьный пиджак, как на его губах растягивается дикая улыбка самого настоящего хищника, а глаза будто наливаются кровью, усы-полоски словно становятся больше. Из-за чего, наверное, Узумаки выглядел, как дикий лис, который, наконец, смог получить долгожданную пищу, без которой мог вот-вот умереть. А потом, когда зверь внутри него наигрался, он поднялся с обмякшего окровавленного тела и оперся на свои ватные дрожащие ноги. Встал над ней и просто стоял. Восстанавливал мысли, недавний порядок своих действий, свои чувства и эмоции. Лишь когда окровавленное орудие упало на пол, Наруто вернулся в реальность. Руки дико дрожали, в глазах все практически двоилось, голову, раз за разом, отдергивало в сторону, сердце заходилось в сумасшедших ударах и ритмах. Посмотрев на свои дрожащие и окровавленные по самый локоть руки, он начал осознавать, что произошло, что он натворил. Он только что убил человека. Убил, без какой-либо жалости или толики сострадания. Просто прирезал, как свинью на скотобойне. Прирезал не пожалев, не позаботившись о том, что у неё могло быть прекрасное будущее со своей семьей и верными друзьями. Но ему было наплевать на таки мелочи в то чудесное мгновение. Единственное, о чем он и впрямь подумал перед этим, так это о том, что эта сука может с легкостью увести у него Саске. И тогда эта идеальная семья у неё будет именно с ним. Но это свершится только у Наруто. Только у него будет дружная семья вместе с Саске. Только его Саске будет любить. Только с ним будет улыбаться и задорно смеяться. Только с ним и ни с кем больше! У других не будет шанса... не будет возможности... не будет жизни... А после раздался громкий, практически оглушающий, смех. Пропитанный душевной болью и диким отчаяньем, злорадством своего могущества над чужими жизнями и терзанием своего хрупкого сердца. Задрав голову к алому небу и обхватив багровыми от крови руками свое лицо, Наруто залился диким смехом, что помогал выплеснуть всё, что накопилось гигантским комом и так и желало обрушиться на него, разрушив изнутри ещё больше. Хохотал долго и заливисто. Не останавливаясь ни на толику, чтобы даже вдохнуть глоток воздуха, который успел насквозь пропитаться металлическим запахом крови. А потом, будто отлегло. Вернулось постоянное спокойствие, сердце перестало так дико сходить с ума, глаза вернулись к своему настоящему оттенку, руки прекратили дрожать. Наруто медленно отпустил своё лицо, а после опустил и голову, рассматривая тело, лежащее в довольно-таки неудобной позе. Только сейчас он ощутил, как кожу неприятно начала стягивать чужая засохшая кровь. В сознание стукнула первая мысль: «Нельзя оставаться, пора закончить начатое». Так он и сделал, но перед этим присев перед мертвым телом девушки, проговорил своим, привычно, спокойным голосом и с легкой улыбкой радости на губах: — Уж прости, Шион, ничего личного. Просто ты стала одной из преград между мной и моим Саске-куном. Ты как была зажравшейся идиоткой, такой и осталась. Хмыкнув, он мягким движением руки опустил её накрашенные до невозможности веки. Наруто долго на этом сосредотачиваться не стал, поэтому резко подскочив на окрепшие ноги, приступил к действиям. Смыв кровь со своих рук, Узумаки незамедлительно набрал воды и в тазик, что так любезно был оставлен уборщицами на крыше, возле раковины. Отставив плошку с водой в сторону, он аккуратно подошел к девушке и переложил её обмякшее тело на лавочку, чтобы оно не мешало убирать кровь. Тщательно пройдясь шваброй по окровавленному полу, Наруто промыл её, а заодно и выплеснул в раковину покрасневшую воду из таза. Убедившись, что самые видимые следы были уничтожены, он, прихватив с собой ножик, аккуратно спустился на первый этаж. Сложность составляли открытые кабинеты, в которых все так же находились учителя, а так же клубы, в большинстве которых сейчас продолжали заниматься ученики этой школы. Если бы хоть одна душа заметила, что Наруто сейчас весь в крови и с запачканным ножом в руках спускается вниз с крыши, то, наверное, подняли бы панику и тогда блондин точно никогда больше бы не увидел своего семпая. Страхом было нарваться именно на учителей или членов клуба "Карате", ибо именно эти ребят могли его не слабо приложить головой и запросто обезвредить. А ему сейчас этого не надо… ой, как не надо. На завершение своего плана ему пришлось потратить ещё минут десять. Окровавленную форму и нож пришлось сжигать в школьной уличной печи, ибо черт знает, как поведет себя местная полиция. Домой юноша возвращался в спортивной форме, а в голове сразу делая себе пометку, чтобы в следующий раз сразу переодеваться в запасную одежду, тогда и не жалко сжигать будет. Форма шьется на заказ и как-то жалко отправлять это на корм языкам пламени. Домой, на удивление, он вернулся в приподнятом настроение, глаза сияли так, будто он только что спас целый мир от внеземных захватчиков, а не жестоко расправился со своей подругой. Джирая и Цунаде были сильно поражены такой резкой смене настроения и тут же кинулись с расспросами, не встретил ли он наконец того человека, которого смог полюбить. Но Узумаки лишь весело отмахнулся и ушел в свою комнату. Заснул он быстро и спокойно. Совесть не грызла, сердце не болело, на душе было тихо и спокойно. Лишь одинокая мысль прошмыгнула в блондинистой голове напоследок: «Прости Бабуля, видимо, это я стал… Яндере…».