Исключение из правил

В детстве, когда мама, приходя со второй работы глубокой ночью, находила своего сына бодрствующим и сидящим за столом, она вздыхала и улыбалась теплой измученной улыбкой. Саре нравилось ощущать на себе родные прикосновения, дарящие ей стимул двигаться дальше и продолжать жить, ведь было для кого. Она вздыхала, оглаживала мягкие пшеничные волосы и утаскивала Стива в кровать, ложась с ним рядом и согревая своим теплом. Ей не были известны никакие сказки, поэтому она любила рассказывать Стиву о том, как устроен мир, в котором они живут, о различных видах животных, об истории США, о далеких от них городах, которые видны только на картинках. Но чаще всего она затрагивала ту тему, которая ей очень нравилась. Соулмейты. Сара говорила, что у каждого человека есть половинка, вторая душа, которая состоит в полной или частичной гармонии с первой. Она объясняла, что, независимо от внешности человека, его расы и половой принадлежности, ему предначертано быть чьим-то дополнением и одновременно являться главным связующим звеном в очень сложной цепи. Сара всегда обращала внимание на то, что это очень необычные чувства — обладать кем-то и в то же время кому-то принадлежать. Связь со своей половинкой настраивалась чуть ли не с первых минут рождения, потому что было важно, чтобы две души жили в одном времени, и часто происходило так, что соулмейты были почти одного возраста. Случалось и так, что кто-то в паре был старше, но эта планка никогда не поднималась выше пяти лет. Редкость заключалась в том, что у человека вторая половинка могла еще и вовсе не родиться или уже умереть, но такие случаи становились маленьким исключением. Родственные души находили друг друга по-особенному, не просто встретившись на улице и назвав любого понравившегося прохожего соулмейтом. Когда человек достигал двадцатипятилетнего возраста, на внутренней стороне кисти появлялись цифры, отсчитывающие время жизни твоей половинки. У своеобразных часов, выполненных не в виде обычных, которые вешают на стену, а больше напоминающих электронные, цифры были оригинальными, то есть практически неповторимыми ни у кого другого. Исключение составлял только твой соулмейт, потому что, найдя его, шрифт цифр, включая любую мелкую закорючку, должен полностью совпасть с твоим. Когда люди надевали на свою левую руку перчатку, это значило совсем немногое: либо этот человек уже нашел свою половинку, либо он ее уже потерял. Если же кисть руки оставалась открытой, значит, этот мужчина или эта женщина все еще ищут своего соулмейта. В итоге, все просто: как только тебе исполняется двадцать пять, ты идешь искать человека, у которого шрифт его цифр совпадет с твоим. Стиву всегда нравилось слушать истории о том, как его родители познакомились, начали встречаться и были невероятно рады узнать, что они подходят друг другу. Сара помнила, как цифры на руке ее мужа были больше, и она всегда огорчалась, зная, что умрет не первая, а лишь через несколько лет после Джозефа. И ей искренне не нравилось смотреть на сплошные нули, которые больше не отсчитывали время и лишь покрывали худенькую кисть. Маленький Стив верил, что и он когда-нибудь найдет свое счастье. А потом он начал расти, изменять мировоззрение, дружить с Баки и желать поступить в армию. Он отлично помнил тот вечер, когда впервые увидел Говарда Старка и когда свидание с девушкой сорвалось, он помнил, как был чем-то душевно раздавлен и не мог найти себе места. Он помнил, как совершенно случайно забрел в помещение, где медицинские работники обследовали всех желающих быть в армии и где ему вновь отказали. А потом он встретил Эрскина, попал на службу, согласился на безумный эксперимент, вновь встретился с Говардом Старком, принял сыворотку суперсолдата и стал Капитаном Америка. Он воевал против Гидры, спас Баки, потерял Баки, отправился на битву с Красным Черепом и потонул во льдах холодного Атлантического океана. За два дня до своего двадцатипятилетия. Когда Тони перешел рубеж в двадцать четыре года и достиг нужной даты, на левой руке появились цифры. Ему всегда было интересно, сколько сможет прожить его вторая половинка, ведь как-то не хотелось, чтобы в их запасе было всего несколько лет. И Тони очень удивился, когда увидел цифру в один миллион девяносто пять тысяч часов, потому что, серьезно, сто двадцать пять лет жизни — это слишком огромное число с учетом того, что двадцать пять его соулмейт, должно быть, уже прожил. Сто пятьдесят лет вкупе — что за долгожитель ему попался? Цифры никогда не ошибаются, но Тони начал сомневаться в их достоверности, когда на следующий день увидел все то же число, все тот же миллион девяносто пять тысяч, хотя значение должно было поубавиться, ведь прошло около семи часов, значит, и минус семь часов жизни второй половинки. Когда цифры остались все такими же застывшими спустя неделю, месяц, год, Тони подумал, что это он какой-то неправильный, поэтому стал упрямо натягивать перчатку на руку. Все всегда думали, что Пеппер — соулмейт Тони, потому что гений продолжал носить перчатку на руке и не желал отдавать девушку кому-нибудь другому. Поттс этого не делала, и ее цифры складывались в двадцать три года жизни. Это было не удивительно, ведь Тони пил, да еще и имел серьезные проблемы со здоровьем, поэтому иногда закрадывающиеся подозрения окружающих по поводу того, что эти двое совсем друг другу не подходят, отпадали. Когда разморозили Капитана Америка, цифры начали свой обратный отсчет, но Тони этого даже не заметил, потому что был поглощен отношениями с Пеппер, своей броней, разборками с правительством, СтаркИндастриз и кучей вечеринок. Он не заметил этого и тогда, когда они с Капитаном — Стивом — стали во главе Мстителей, бок о бок сражаясь с врагами. А уж когда он потерял свою любимую Вирджинию — он и думать забыл о чертовых цифрах на руке. Однажды Тони пролил какие-то реагенты, которые проели перчатку, отчего ее пришлось снять. Кожа получила легкий химический ожог, на который Тони просто не мог закрыть глаза, поэтому стал обрабатывать полученную рану, и его взгляд совершенно случайно наткнулся на собственные цифры. Цифры, которые дали обратный отсчет. Один миллион двадцать девять тысяч триста часов, что значит, что Тони не замечал никаких изменений целых семь с половиной лет. Семь с половиной лет он жил в полном неведенье того, что его истинный соулмейт «отмер» и начал жить. И, прося Пятницу узнать, что произошло ровно один миллион двадцать девять тысяч двести девяносто девять часов назад, он уже знал, какой ответ услышит. Тони никогда не видел цифры Стива (несмотря на то, что тот их даже не скрывал), потому что просто не интересовался. И естественно, он ничего не сказал Капитану о том, что они созданы друг для друга, потому что фраза: «Эй, привет, а я тут узнал, что мы, оказывается, соулмейты, пойдем сразу в койку, потому что и ты, и я ждали этого слишком долго», адресованная человеку, который тебя то любит, то искренне ненавидит — не очень хорошая идея. И Тони просто молчал. После разморозки Стив несколько дней боялся смотреть на свою руку, потому что знал, что ничего, кроме нулей, он там не увидит. И когда он, переборов себя однажды, взглянул на свою кисть, то его радости не было предела, потому что триста семьдесят шесть тысяч шестьсот восемьдесят часов, что составляет сорок три года жизни, значило только одно — его соулмейт жив. А когда он встретил Баки и заставил его себя вспомнить, то сомнений в том, что Джеймс его пара, почему-то не было, ведь кто еще, кроме Барнса, мог быть с ним почти одного возраста и прожить такое долгое время? И даже если он не мог удостовериться в своей информации точно, ведь левая рука Баки была бионической, это не делало его расстроенным. Так они и жили: Тони, знающий, что Стив его соулмейт; Стив, уверенный, что Баки его вторая половинка; и Баки, просто доверившийся старому другу. А потом появился Акт Регистрации, разборки друг с другом, Гражданская война. Злость, принятие, успокоение, резкое ощущение предательства. И старая советская база, окутанная снегом и ледяным холодом. У Стива что-то екает внутри, когда он видит, как Тони отрывает Баки руку. Он ведь собирается убить Джеймса, его соулмейта, так какого же черта Капитан будет стоять в стороне? Нужно защищать то, что по праву принадлежит тебе, ведь так? И Стив защищает, слишком остервенело, слишком сильно, слишком яростно, вкладывая всего себя, полностью отдаваясь делу. Ему не хочется вновь быть одному, потому что он слишком устал от этого еще тогда, в тридцатых-сороковых годах прошлого века. Ему нужно хоть немного любви и нормального будущего, какое всегда описывала мама, и ради этого он готов пожертвовать дружбой с человеком, который стал ему совершенно чужим за несколько последних месяцев. Когда он вонзает щит в реактор Тони, то не замечает, что цифры на его руке резко устремились к нулю. Стив проворачивает вибраниум, окончательно выводя костюм из строя. Вот и все, все кончено, угроза устранена, как и окончательно разбито все хорошее, что было между ними. Стив вытирает кровь с разбитой губы, медленно поднимается, выдергивая щит обратно, и, подхватывая Баки и удерживая его от падения, направляется в сторону выхода. Он делает несколько шагов и вдруг останавливается. Сара говорила, что когда Джозеф умер, ей невероятно сильно жгло руку, то место, где выведены цифры. Когда времени остается совсем немного, около минуты, кровь внутри невероятно закипает, словно бьет тревогу и пытается добиться от хозяина каких-нибудь действий, дабы спасти своего соулмейта. А иногда она сильно отрезвляет, заглушая душевную боль и муки сердца, ведь единственная верная любовь прямо сейчас умирает. Стив сжимает пальцы в кулак и смотрит на выглядывающие из-под рукава цифры, которые опасно загораются сияющим красным цветом. Они уже совсем близки к обнулению, и число верно переходит минутный рубеж. Стив бросает взволнованный взгляд на Баки, который неровно дышит, но уж точно не собирается умирать. И тогда Капитан слышит хриплый кашель, смешанный со звуком ударяющегося об пол металла. И тут он понимает. Стив резко оборачивается и видит, как Тони, успевший подняться на ноги, падает на колени. Он срывает с левой руки последнюю деталь от репульсора и отбрасывает ее в сторону, стараясь заглотнуть больше воздуха. Он хватается за горло, хрипит, выплевывая бурую кровь, и не смотрит на Стива, потому что знает, что тот застыл на месте, окутанный леденящим ужасом. Перед глазами все плывет, и тело окончательно перестает держаться. Он падает на пол, делает последний в своей жизни вдох и слышит только судорожно произнесенное: «Тони!». Стив отпускает Баки, который оседает на пол, и медленно, боязливо подходит к Тони, опускаясь перед ним на колени. Он смотрит на бледно-синее лицо и дрожащими пальцами вытирает струйку крови, что все еще продолжает вытекать из приоткрытого рта. А потом он переводит взгляд на чужую левую руку, и его сердце болезненно сжимается, а из груди чуть ли не раздается пронзительный вой, потому что он видит, что эта форма цифр так идеально совпадает с его собственной. Он стискивает зубы и сильно жмурится, сжимая ладонь Тони в своей руке. Стив понимает, что все это время был окутан ложью собственного воображения. Стив понимает, что своим поступком вместо счастья обрек себя на вечные муки. Стив понимает, что Тони всегда являлся исключением из всех правил. Его исключением. И Стив умирает вместе с ним.