Liar

Keiko Matsui - Be With Me

      Просто однажды Кёниль решает, что он думает не о том слишком много и часто. И это даже не оформленные толком мысли, а размытые и нечёткие куски фантазий, рождённые в полудрёме, приправленные эмоциями и постоянной усталостью. Последняя въедается в кости с проворством голодной собаки, и вроде бы совсем никак не относится к мыслительным процессам, но всё же порождает за собой их невольно, когда младший, видя напряжение в затёкших плечах накрывает их массажными движениями, заставляя лидера спешно захлопнуть экран ноутбука.       — Я уже видел, на что ты пялился, — спокойно замечает Джехо, продолжая разминать мышцы, снова и снова повторяя заученные движения. Сидя на подлокотнике дивана, наверняка неудобно, он отдаёт всё своё внимание телевизору и идущей в нём музыкальной передаче.       — Ну и что? — звучно фыркает Кёниль, готовясь оправдывать себя речами о беспокойстве не только за свой внешний вид, но вовремя прикусывает язык.       — Ничего, — шаг в сторону, и безумно яркая смесь вечерних ароматов исчезает: сочетание запахов бальзамов, геля для душа и десятков различных средств по уходу за кожей покидают лидера стоит только собеседнику отстраниться прочь. — Докюн зовёт всех ужинать.       Кёниль послушно встаёт, хотя есть не хочется совсем. Хочется Джехо, причём не только этим вечером, но и в любое другое время тоже. Особенно по утрам.       — Хочешь, я подарю тебе небо?       — Достаточно будет и чашечки кофе, — Джехо медлителен, ему даже лень оторвать голову от подушки, и дело даже не в заспанном чуть опухшем лице, это ведь не Иджон, который бы обязательно не упустил возможности для шуток. Это Докюн. И от чего-то именно его рука поглаживает сейчас спутанные волосы младшего, перебирая прядки почти невесомо.       И удивительно, но на тумбочку с лёгким постукиванием и правда опускается чашка ароматного крепкого напитка. Джехо, даже чуть приподнимается с места, улавливая его дразнящий запах, силится протереть глаза и обернуться назад, но кровать уже пуста, а старший стоит у самого входа.       — Ты волшебник, да? — изумляется Ким неподдельно, считая такую расторопность с утра чем-то поистине нереальным.       — Всё может быть, — загадочно улыбаясь соглашается тот, и уходит прочь.       Каждое утро Джехо совсем не сексуальный, не милый даже, он заспанный, опухший и примятый весь. Он не светится привычным жизнелюбием и прячется от всего мира в коконе музыки, который сплетается мгновенно, стоит только тонким пальцам ловко заткнуть уши наушниками. Он совсем не милый, когда пытается почистить зубы и причесаться одновременно, он… обычный, но отчего-то именно такого Джехо Кёнилю хочется больше всего. До дрожи в пальцах, до бесконечного тремора где-то в груди и до предательски пересыхающего горла.       — Хочу поцеловать тебя, прямо сейчас, — шепчет он, чувствуя, как голос скребётся о стенки горла, будто бы не желая озвучивать потаённые мысли, но его и не слышит никто. Джехо улавливает шевеление губ лидера запоздало, мимолётно пересекаясь взглядами в зеркале, и вытаскивает один из наушников, вопрошающе вздёргивая головой, но получает в ответ уже совершенно не то, что звучало прежде: — Подвинься, говорю.       На самом деле достаточно подождать пару минут и Джехо предоставит всю ванную комнату в пользование старшего, но тот, пользуясь положением хёна, норовит притиснуться к раковине прямо сейчас, когда потираясь о чужое плечо он может чувствовать что-то ещё неосознанное толком, но приятное до одури.       Кёниль даёт этому банальное название — помешательство. Он не так оригинален в определении происходящего как некоторые, но совершено точно уверен, что "влюблённость" будет неуместным словом. Это мимо и никак не в цель, это к другому, никак не сейчас, когда предельно важно развернуть младшего к себе, приподнять его голову за подбородок и большим пальцем вытереть нижнюю губу от белёсых потёков зубной пасты.       — Я не маленький, хён, — хнычет тот, вырываясь, но только раззадоривает чужой пыл, желание удержать, прижать к стене и наконец… Наконец понять, что если очень долго думать об одном и том же, то тело само начнёт действовать. Смотреть на Джехо в такой близости — странно, потому что видно всё до каждого мельчайшего несовершенства, и это абсолютно никак не уменьшает надоедливых желаний, что стучат в висках вместе с кровью: "Возьми! Возьми!". — Как думаешь, кто прибежит первым, если я закричу твоё имя сейчас?       Джехо не сопротивляется и не паникует — его слова и оправданный шантаж подобны лучшей защите, точнее ей и являются, потому что собственное сердце младшего в этот миг готово вырваться из груди и кровавым ошмётком распластаться где-то на кафеле позади лидера. На него смотрят испытующе, пронизывая взглядом так искренне-одержимо, что приходится прикусывать губу, лишь бы не засмеяться в голос, доказав на практике одну весьма банальную теорию — все желания сбываются тогда, когда это уже совсем не нужно.       — Хочешь, я прекращу этот дождь?       — Хён, лучше дай мне напиться хоть раз.       — Но тогда мне придётся составить тебе компанию.       — Давно не таскал на себе недееспособные тушки?       — Было бы что таскать, — неожиданно Докюн подхватывает только-только распрямившегося, натянувшего кроссовки, Джехо и прокручивает вокруг себя, ставя его — ошарашенного, уже у двери. — Ты лёгкий, как пушинка.       — А лидер что?       — А что лидер? Ты и сам, должно быть, помнишь, сколько он весит…       — Я не об этом. Он не будет против, если мы уйдём сейчас?       — Мне он слова не скажет, а ты под моей опекой, если что. Согласись, удобное сотрудничество? Ты составишь мне компанию в прогулке, а мне, в отличие от тебя, продадут алкоголь и без паспорта.       — Не пойму, ты сейчас льстишь мне или издеваешься?       — И то и другое разом. Идём.       Кёнилю должно быть, нет — обязано быть на всё плевать, кода под боком жмётся пушистый, как котёнок, Иджон, в кои-то веки действительно затаивший повадки маленькой хитрой змейки и не пытающийся удушить объятиями всех конечностей разом. Искушение в его словах на этот раз.       — Я выберу для твоего голоса самые немыслимые, самые лучшие партии, — шепчет он, — услышав их, поклонницы сложат свои трепещущие сердечки к твоим ногам, ты только…       "…ты только будь рядом", — фраза обретает продолжение в голове лидера, даже если говорящего удаётся заткнуть почти целомудренно — лёгкой щекоткой по обнажённым лопаткам, а совсем не долгожданным для младшего поцелуем. Кёнилю кажется неправильным целовать, когда в голове мысли совсем о другом человеке. И даже если слова Иджона заманчивы, а обещания — вполне выполнимы, крайне важно прекратить мысленно изменять хотя бы за пару вдохов до поцелуя.       — Хочешь, я сделаю эту ночь волшебной?       — Лучше просто поцелуй меня, хён, — и нет, Джехо не чувствует себя жалким, когда улыбается в ответ на чужие душащие романтичностью фразы так загнанно. Это ведь Докюн. Он поймёт и обнимет без лишних слов, а после чмокнет куда-то в макушку и попытается ускользнуть с неожиданно ставшего маленьким для двоих балкона.       А после он всё же сдастся, за пару шагов преодолеет ничтожное расстояние, потратит драгоценные секунды на то, чтобы схватить Джехо за плечи — будто бы тот действительно может подумать убежать. И прижмётся к его губам своими, колко, точно бы пытаясь выбить всю эту гниющую боль из чужой светлой головы.       — Хён…       — Хён? — и получается только удивлёно часто моргать и рассерженно шипеть на себя же чуть после, вспоминая, что Докюн, наверное, давно уже видит десятый сон, как и все в общежитии. Он не придёт. Джехо понимает, что нельзя мечтать, вот так — слишком реально, тем более о спасителях и благородных рыцарях, в обличии главных вокалистов.       Просто однажды Кёниль решает, что он думает не о том слишком много и часто. И зачем-то говорит об этом самому Джехо, а тот смеётся в ответ чуть надломлено, говорит что-то глупое и делает вид, что вновь забыл выключить музыку в плеере и совсем ничего не услышал.       В конце концов, они правда думают непозволительно много.       Вместе.