Повешенный

Стадия в духовном развитии, когда надо освоить способность добровольно пожертвовать чем-то для достижения цели, если нужно, с миром отпустить то, что было. ©

— Что с тобой стало, Серокрыс? Посмотри на себя. Выглядишь так, будто бы весь легион нежити вытер об тебя ноги. Лоскутик не лукавил, когда говорил, что благодарен вору за спасение. Не лукавил, когда улыбался и делился награбленным. Не лукавил, когда делился с ним супом и водой. Не лукавил. Серокрыс был в этом свято убеждён. До этого момента. — Добрался до Храма без приключений, хм? — протянул вор не без издёвки. — Смошенничал небось. Налил смолы в чьи-то уши, дабы нажиться на чужом барахле, а потом вымолить прощение? Лоскутик продолжает улыбаться, наблюдая за собеседником, а потом садится на корточки напротив и небрежно дёргает вверх капюшон раба, вызывая у Серокрыса желание отпрянуть как можно дальше. Как жаль, что позади него стена. — Не снимается? А жаль, я бы с удовольствием поглядел на тебя, Серая Шкура. Сколько знакомы, а ты всё не избавишься от этой уморительной шляпы. — Протягивает мародёр, на что вор лишь отмахивается. — Это моё наказание, и я ношу его с честью. Стараясь отвлечься от непристойно настойчивого взгляда, вор соскакивает с табурета и начинает собирать снаряжение, напоминая юркую белку, только что обокравшую чужое дупло. Когда они первый раз встретились в подземельях Лотрика, Лоскутик отметил, что Серокрыс всегда таскает с собой мешок различного барахла, в котором можно было найти что угодно от стаканов до позолоченных вилок. Тогда ему подумалось ненароком, что он непрочь покопаться в этом мусоре, но быстро отбросил эту шальную мыслишку. Спасителей не обкрадывают, верно? Хитрая ухмылка Лоскутика на мгновение приобрела тёплые оттенки благодарности, благо вор этого не заметил. — Собрался куда? В опасное путешествие? — потянув хвост капюшона Серокрыса на себя, мародёр легко опрокинул беспокойного воришку и ладонью потрепал его по затылку, добавляя: — Составить тебе компанию? Или ты всё так же предпочитаешь гордое одиночество? — Ты чертовски прав. А теперь отпусти меня. Убрав руки, мародёр садится на пол и скучающе закатывает глаза, продолжая наблюдать за копошащимся Серокрысом уже без прежнего энтузиазма. — Куда пойдёшь? — спрашивает, и вор раздражённо оборачивается на него, хмурясь под капюшоном. — В Иритилл. Лоскутик прикусывает кончик языка, давясь воздухом, и смеётся, нервно дёргая накидку на кожаном доспехе. Что он знал о Холодной Долине? То, что туда лучше не соваться без причины. Обокрасть Саливана может либо гений, либо безумец, а Серокрыс не напоминает ни того, ни другого. Лоскутик, конечно, не сомневался в нём, но в этом снежном крае даже превосходному мародёру делать нечего, если только тот не пожелает покончить жизнь самоубийством особо изощрённым способом. Защитники Олдрика не подпустят к их богу никого, там каждая собака чует чужой страх за версту, и будь ты хоть десять раз удачливым засранцем, против них у тебя нет шансов. — Уверен, что справишься? Серокрыс дёргает плечом, садится обратно на табурет напротив Лоскутика и, упираясь руками в тощие коленки, вызывающе подаётся вперёд. — А тебе какое дело? Мародёр фыркает. Перебирая в голове варианты ответа, он открывает рот, хочет что-то сказать, но вор поднимает ладонь, призывая собеседника к молчанию. — То, что я спас тебя в Лотрике, ничего не значит. Мы не друзья. Ты не обязан помогать мне. Никто никому ничего не должен. — Ой ли. Лоскутик перехватывает кисть вора и с усмешкой переворачивает её ладонью вверх. — Не за тебя беспокоюсь, а за эти руки. Талантливый вор своими руками способен украсть драгоценные камни из царской короны, и ты должен прекрасно понимать, о чём я говорю. Серокрыс недобро щурится и качает головой. Теперь он перестаёт понимать, лукавит ли мародёр или высказывает честное мнение. — Откусят пальчики, и поминай, как звали. — глумливо продолжает Лоскутик. — Не спасёт тебя ни имя, ни хвалёная удачливость. — Чего ты хочешь? — вздыхает вор. — Если желаешь в долю, то прости, я награбленное продаю, а не дарю каждому встречному. Выпутав руку из пальцев собеседника, Серокрыс отодвигается к стене и понижает голос, когда мимо них проходит Корникс, пиромант из Великой Топи. Привыкший никому не доверять (даже самому себе), вор шепчет: — Вернусь и обговорим этот вопрос. Либо обмен, либо души. Тебе решать. Замолчав на мгновение, Серокрыс опускает глаза и искренне радуется, что собеседник не видит его немного нервной ухмылки. Под настойчивым взглядом Лоскутика врать тяжело, и вор отчасти понимает, что это бесполезно. Бесполезно даже пытаться, потому как мародёр сам превосходный лгун. Они друг друга стоят. — Думаешь, что кто-то из Негорящих тебя спасёт? — спрашивает Лоскутик. — Я надеюсь на то, что справлюсь сам. — Ты боишься смерти? Серокрыс смотрит на собеседника и страдальчески сводит брови под капюшоном. Когда ему рассказали о смерти Лоретты, он действительно испугался, но лишь на мгновение. Впав в отчаяние, он вскоре задумался о смертной казни, как об освобождении, поэтому стал подписываться на все авантюры, которые подкидывала ему судьба. Он хотел пожертвовать всем. Чтобы искупить свою вину перед Лореттой. — Нет… — отвечает вор. — Я не боюсь смерти. Поднявшись на ноги, Лоскутик тяжело вздыхает, явно неудовлетворённый этим ответом. — Тогда прощай, Серая Шкура. Потом не говори мне, что я тебя не предупреждал. Проводив мародёра тоскливым взглядом, Серокрыс сгребает с пола собранный мешок и вскоре молча покидает Храм Огня. Стоит ему исчезнуть, как Лоскутик, облачённый в катаринские доспехи, выскальзывает следом, буквально наступая на воровские едва заметные следы. Он никогда не лукавил, когда говорил, что обязан Серокрысу жизнью.