Не спи, наместница

      Ночи в Киркволле тёмные, бархатные. Небо как антрацит, сияет и переливается серебряными и голубоватыми звёздами, рассыпанными по бездонной тёмно-синей высоте. Воздух тяжёлый, душный. Замирает с наступлением ночи, и кажется, что его можно потрогать. А ветер с моря хлёсткий, солёный, свежий. Каждый порыв треплет шторы в поместье наместницы. Хоук вздрагивает всем телом, когда свежесть касается плеч, оборачивается, испуганно прижимая руки к груди. Встаёт, подходит к окну и смотрит в ночь.       Киркволл спит. Тих. Безмятежен. Усмирён.       Но это не сон, а беспокойная и незаслуженная дремота.       Кажется, кто-то идёт по коридору. Хоук оборачивается, взглядом ищет, где оставила меч. Сердце колотится. Страшно. Призраки мерещатся по углам, как в детстве, из-за двери слышится голос. Тихий, вкрадчивый. Так может говорить только демон.       Хоук хватает меч, бросается к двери, не обращая внимания на путающуюся в ногах наместничью мантию. Железный венец на голове слишком тяжёл, но бремя, которое она приняла с ним, тяжелее.       Дверь распахивается. Хоук готова атаковать, Хоук встаёт в защитную стойку, сжимая зубы...       О ноги трётся, негромко мурча, рыжий кот с разорванным ухом. Хоук часто видит его в городе. Вчера на рынке, сегодня на площади. Он здесь свой, абсолютно свой, и даже мабари не трогает его, лишь недовольно косится. Хоук опускает меч, шумно выдыхает и приваливается к дверному косяку, прикрывая глаза. Она устала, ужасно устала. Ей страшно.       Хоук закрывает дверь, снова отходит к окну, облокачивается на подоконник и впивается взглядом в темноту.       В темноте до сих пор живы образы прошлого. Прошлого, которого она боится едва ли не больше, чем будущего.       Хоук помнит, как шли бои. Хоук помнит, как проливалась кровь невинных и виновных. Помнит, как кричали в предсмертных муках маги, как она даровала им смерть, облегчая страдания. Помнит, как умирали храмовники, вставшие против Круга, как недобро щурились глаза рыцаря-командора. Как горел огонь, как гремели взрывы, как мёртвые вдруг становились частью чего-то живого, порождённого магией крови, как демоны уничтожали людей, обезображивая их тела и выходя в мир, сея безумие, боль и смерть. Она помнила смерть Орсино, она помнила, как, ослеплённая яростью, взмахнула рукой, указывая на Бетани. Она помнила, как взгляд Бетани погас навсегда. В ушах звенели последние крики и пел лириум, красный, как кровь, тот самый, что свёл с ума Бартранда, а после и Мередит. Ярость рыцаря-командора была кровава и страшна. Несколько шрамов, заживших с трудом, заживших неровно и безобразно, напоминали ей о том бое, напоминали о том, как Мередит уничтожила сама себя, унеся с собой столько жизней. А рыжий кот с разорванным ухом напоминал об Андерсе и о взрыве, прогремевшем так внезапно и поставившим её перед самым страшным выбором в жизни. Она всегда решала слишком быстро. Была слишком вспыльчивой. Она привыкла, что этот город слушает её, что этот город её боится… Но мир не ограничивался стенами Киркволла. И тех, кто был за его стенами, боялась сама Хоук.       Маги ненавидели её. И Хоук понимала, что ненавидели вполне справедливо. Она не была клинком правосудия, коим считала себя тогда. Она была убийцей.       А на убийцу всегда найдётся палач. И Хоук ждала его. Ждала и боялась.       Фенрис говорил, что она стала слишком нервной и замкнутой, что стала всё реже выходить из дома, что даже из кабинета в спальню перемещалась, озираясь, как затравленный зверь. Она не могла улыбнуться и расслабиться, швыряла об пол книги, пила много вина и почти ничего не ела. Сон её стал тревожным, и нередко Защитница просыпалась от того, что Фенрис тряс её за плечи и, прижимая к себе, вытирал с лица слёзы и шептал: «Не кричи. Я с тобой».       Но он уже не спасал её. Она ждала палача.       Хоук тяжело вздыхает. Каждый раз, когда Фенрису требовалось оставить её, она боялась ещё сильнее. И почему именно сегодня его снова нет рядом? Кот скребётся в дверь, заставляя наместницу вздрагивать, на улице мерещатся тени одержимых и малефикаров...       Хоук захлопывает окно и рывком задёргивает шторы.       — Создатель, дай мне сил, твоей рабе… — Она опирается на край столешницы, снимает с головы железный венец, опускает его на стол. Предыдущий хозяин венца не мог похвастаться спокойной и долгой жизнью. И Хоук понимала, что идёт по его стопам.       Загасив ночник, она ложится в постель, кутается в одеяло. Жарко, но её бьёт озноб. Оставаться в ночи одной — страшно. Хоук чувствует себя беззащитной.       Как внезапно начался её путь наверх! Беженка, никому не известная ферелденка сначала стала известной благодаря экспедиции Варрика и его брата, потом была наречена Защитницей Киркволла, а потом, едва не свихнувшись в боях, получила титул наместницы. Только саму её почему-то совершенно не радовал последний. Хоук казалось, что она была неправа. Да, поступок Андерса нельзя оправдать, да, Орсино использовал магию крови и позволял Квентину его эксперименты, но… Никогда нельзя стричь всех под одну гребёнку. А она постригла. Проведя лезвием где-то на уровне шеи…       Чем быстрее взлетишь, тем больнее падать. Хоук всегда знала это. Но, как и многим, ей казалось, что такое может случиться с кем угодно, только не с ней. Ей ли — молодой, красивой, смелой — падать?       Ей.       Не страшен выбор между добром злом. Страшен выбор между меньшим и большим злом. Существует ли меньшее?       Теперь Хоук понимала — не существует. Один за другим Круги восставали против власти и тирании храмовников. Она, не пощадившая ни друга, ни сестру, стала ярчайшим примером того, что храмовники могут быть не менее одержимы, чем маги. Она знала, что рано или поздно до неё, положившей начало этому безумию, всё равно доберутся. Она этого боялась. И… хотела. Душа героя требовала ответить за все грехи перед ликом Создателя. И Хоук невольно признавала: она ждала, когда наступит момент последней исповеди.       Дрожь постепенно успокаивается, обласканное бархатом темноты тело расслабляется, мысли покидают тяжёлую голову… Хоук закрывает глаза и проваливается в тревожный, беспокойный сон.       — А сейчас… ты умрёшь. — Маг с землисто-серым лицом, на котором застыли кровавые брызги, смотрит на неё исподлобья, тянется рукой. Хоук вжимается в угол и кричит отчаянно, из последних сил, надеясь на спасение. Худая, острая рука сжимается на её запястье, тянет к себе. В ночной темноте вспыхивает лезвие посоха, запястье обжигает болью, Хоук чувствует, как кровь льётся из раны, капает на пол. Маг взмахивает рукой, делает единственное движение пальцами, и огромный огненный демон поднимается за его спиной, разрывая тишину леденящим душу рёвом. Маг усмехается зловещей улыбкой, обнажая зубы; выпускает её руку, отступает на полшага. Хоук чувствует, как силы покидают её. Она падает на четвереньки, прижимая руку к груди. Демон тянется по полу, как сгусток внезапно ожившей горящей смолы, нависает над ней. Хоук закрывает глаза и кричит, кричит, кричит…       И просыпается от собственного крика. Зажимает рот руками. Садится на кровати, дрожа всем телом, вглядываясь в темноту. Никого. Тихо. Пусто.       Хоук поднимается, подходит к столу, дрожащими руками пытается зажечь ночник. Удаётся не сразу, но через несколько секунд отчаянных попыток огонёк загорается.       Хоук снова подходит к окну, открывает его и, опершись ладонями на подоконник, жадно вдыхает прохладный ночной воздух, закрывает глаза. Пульс успокаивается. Дыхание становится менее частым и более глубоким. Дрожь затихает.       Хоук стоит, опустив голову. Иногда она начинает завидовать усмирённым… они не видят сны. Ей же в последнее время снятся только кошмары. Хоук понимает, что всё то, что с ней происходит, более чем ужасно. Она не выжила из ума, как Мередит, она всё помнит и всё осознаёт. Её страх обоснован. И от этого страшней.       — Создатель, признаю, я была не права, — шепчет Хоук. — Создатель, прошу, помоги мне. Создатель, облегчи мои страдания…       Огонёк светильника трепещет и вдруг гаснет. Хоук вздрагивает, оборачивается, смотрит в темноту комнаты, пытаясь различить хоть что-то. Не может. Но кажется почему-то, что кто-то стоит у двери, глядя на неё.       — Кто здесь? — тихо спрашивает Хоук.       — Я, — отвечает незнакомый спокойный голос.       Хоук пытается отступить, натыкается на подоконник, медленно смещается к углу, помня, что всегда оставляла там меч. Но меча нет. Забыла вернуть на место после того, как бросилась с ним на кота…       — Не бойся, наместница, — усмехается спокойный голос. По полу звучат лёгкие шаги, почти неслышные в темноте, и из мрака появляется мужчина. — Твои кошмары закончены.       Хоук смотрит широко открытыми глазами на тёмную мантию, на посох, который он сжимает в руке, на бледное лицо, на котором застыли брызги крови. Хочется закричать, но крик застревает в горле. Она вжимается в угол, не отрывая от мужчины взгляда; ей кажется, что она знает, что будет дальше…       — Кровь… — Она чувствует, как ладони холодеют. — Кого ты убил, чтобы добраться до меня?..       В голове проносятся самые страшные образы. Её люди, её друзья, её соратники, Авелин, Фенрис… Сердце колотится ещё быстрее, дыхание сбивается, во взгляде застывает немое отчаяние.       — Наместница против того, чтобы на улице стало на одного ночного головореза меньше? — усмехается маг, ладонью вытирая щёку, но лишь размазывая кровь по лицу. Хоук уже видела эту усмешку, уже видела это лицо.       — Пожалуйста, скажи, что это не был невинный человек. Я не хочу, чтобы из-за меня страдали невинные! — громко, быстро и отчаянно шепчет Хоук. Голос дрожит и грозит вот-вот надломиться.       — Невинные слишком давно страдают из-за тебя, наместница.       Хоук откидывает голову, прижимаясь затылком к стене. Закрывает глаза, выдыхает. Волна неестественного спокойствия вдруг накатывает на неё.       — Ты пришёл, чтобы меня убить. Я знаю.       Голос звучит бесстрастно, почти безразлично.       — Чего ты ждал? Что я буду валяться в ногах и молить не делать этого? — Хоук открывает глаза, встречается с взглядом, в котором замерло непонимание. — Не буду. Я знаю, что была неправа. Когда-то этот момент должен был настать. После всего, что я сделала, я другого и не заслужила… — Хоук вздыхает. — Ты маг крови. Сейчас ты призовёшь демона, чтобы он меня убил, потому что не хочешь марать об меня руки. Разумно. Да и кого тогда обвинить в убийстве? Всех обитателей Тени? — Она нервно смеётся, глядя на него, в глазах предательски блестят слёзы. Маг не отрывает от неё взгляда, медленно поворачивает в руке посох лезвием вперёд, поднимает вторую руку, раскрывая ладонь.       — Подожди! — вскрикивает Хоук. — Тебе нужна кровь? Возьми мою. Мне она скоро не понадобится. — Быстро поднимает рукава, вытягивает руки вперёд, открывая запястья. — Убей меня. Только, пожалуйста, не трогай Фенриса. Эльфа. Беловолосого. Он ни в чём не виноват. Он выполнял мои приказы. Он не должен умереть, пожалуйста, прошу тебя. Делай со мной что хочешь, я это заслужила. Но тех, кто не виноват… не трогай. Не повторяй моих ошибок.       Маг смотрит на неё… с состраданием? Медленно, нерешительно опускает посох, упирая концом в пол.       — А если он будет за тебя мстить? — Маг пытается говорить сурово, но в его голосе чувствуется мягкость.       — Я напишу записку. Всё объясню. Разреши мне это сделать. Разреши попрощаться с ним.       Хоук смотрит ему в глаза с отчаянной решимостью. Маг смотрит с состраданием и… уважением? Несколько секунд взгляда глаза в глаза, не мигая, практически не дыша. Маг отводит руку с посохом в сторону, коротко кивает в сторону стола.       Хоук бросается к нему со всех ног, судорожно перебирает бумаги, ища чистый лист. Наконец, он с шорохом ложится перед ней. Хоук хватается за перо, начинает быстро писать. Руки трясутся. Маг следит за ней в странном оцепенении, видит, как она морщится, закусывает губу, глотает слёзы, но продолжает писать дрожащей рукой свои последние слова.       Полминуты, перо замирает, выпадает из руки. Хоук чуть слышно всхлипывает, перечитывая написанное, медленно подтягивает к себе чернильницу, ставит на уголок листа, прижимая его к столу, зажимает рот рукой и сгибается в беззвучном плаче. Маг смотрит на неё, не в силах поторопить. Сердце его почему-то стучит быстрее, и первоначальная решимость вдруг рассеивается, будто её и не было.       — Я готова, — шепчет Хоук, чуть приподняв голову. — Сейчас… — Широкие плечи устало опущены, чуть заметно дрожат. Хоук пытается дышать глубоко, но дыхание рваное, судорожное, словно её душат. — Прости, Создатель… — Закрывает глаза. — Скоро буду…       Выпрямляется, отходит от стола, ступая нетвёрдо, чуть пошатываясь. По щекам бегут слёзы, но лицо абсолютно спокойно. Останавливается перед магом, привалившись спиной к стене, вновь поднимает рукава, обнажая запястья.       — Режь.       Маг смотрит ей в лицо. От этого взгляда Хоук становится неловко. Он пришёл её убить, так чего медлит? Хочет, чтобы помучилась? Для этого есть другие способы…       Хоук выдыхает, закрывает глаза, снова упирается затылком в стену. Она знает, что осталось недолго. Она помнит свой сон, в котором тёмная кровь текла по рукам, унося с собой силы, вытягивая их медленно, по крупицам. Она помнит огненную пасть демона, нависшего над ней. Незавидная смерть. Но всё равно достаточно милосердная. Милосерднее только…       Шею обжигает вспышкой боли. Хоук распахивает глаза, пытается вскрикнуть, но выходит хрип; прижимает руки к горлу и чувствует кровь, горячую, густую, быстро льющуюся из раны. Глаза застилает пеленой, голова кружится. Хоук понимает, что скользит по стене, что сейчас упадёт…       Тело падает на пол, раскрытые глаза слепо смотрят в пространство. Маг отворачивается, поднимает подол мантии, вытирает подкладкой окровавленное лезвие. И вдруг вздыхает, закрывает глаза ладонью. В его голове звучит её голос. Он не может её понять, не может понять её поступка. Всё, что он смог — убить её быстро.       Маг подходит к столу, берёт в руку записку.       «Фенрис! Я говорила тебе, что это рано или поздно случится. Но это не страшно. То, что стало со мной после восстания, гораздо страшнее смерти. Теперь я, наконец, буду спокойна. Власть — слишком тяжёлое бремя. Я не выдержала его. Но признать свою ошибку никогда не поздно, ты же знаешь. Пожалуйста, не мсти за меня. Пообещай. Я сама этого хотела, и то, что случилось — лучший исход.       Я люблю тебя.                   Мариан»       Маг опускает письмо медленно, чувствуя, как дрожит рука. Ставит чернильницу на место, придавливая уголок бумаги. Смотрит на недвижное тело наместницы, лежащее у стены… и уходит, не оборачиваясь.