Горечь от сладкого

      Мишима медленно открыл дверь спальни своего младшего сына, чтобы убедиться спал ли он. Ребёнок сразу же обратил внимание на источник шума.       — Добрый ночи, пап, — голос Алана прозвучал жизнерадостно и энергично, как всегда.       — И тебе того же, Алан, — он улыбнулся своей фирменной мрачно-чеширской улыбкой. — Можно мне войти?       — Конечно,  — Мишима вошёл внутрь и закрыл дверь, незаметно запирая её. Вся семейка Тюваж готовилась ко сну; как отец, так и Алан, переоделись в ночную одежду.       — Ты не будешь против, если я сяду рядом? — Мишима жестом указал на сторону кровати, где сидел Алан.       — Нет. Присаживайся! — и он сел, прогнув матрас своим весом, но ещё не решался начать разговор. Пока в голове крутились множество мыслей, он внимательно рассматривал комнату своего «любимого» сына. Комната Алана разила счастьем: на потолке — звёздное небо, на стенах — радостные рисунки, на полках — коллекция моделей машин и множество книг. В углу комнаты — сундук, где Алан, наверное, хранит свои детские игрушки и мальчишеские сокровища. Мишима сквозь темноту заметил силуэт робота, который, видимо, сконструировал сам Алан.       — Я хочу поговорить с тобой, — всё ещё улыбаясь, ребёнок сосредоточил своё внимание на отце. — Как ты себя чувствуешь?       — Всё хорошо, — ответил с улыбкой мальчик. — А как насчёт…       — Это всё? Это всё, что ты можешь сказать? После того, что случилось?! — Мишима внезапно пришёл в ярость, когда повернулся лицом к сыну.       — Что ж… не то, чтобы я ответил неправильно, разве что я вру — а я не вру, — застенчиво объяснил Алан.       — Я думал, что ты хоть немного испугаешься, после того как твой собственный отец, по сути, пытался убить тебя!       — О. Так значит, ты и правда хотел это сделать.       — Разве может быть иначе? — Мишима устроился поудобнее, скрестив ноги на кровати, продолжил. — Ты разрушил бизнес, который восходил к трём поколениям! Бизнес, который мог бы процветать в течение нескольких поколений, когда мы передадим его тебе! Тогда ты передашь его своим детям, а затем ваши дети передадут его своим. И так далее. Ты понимаешь?! Семья Тюваж очень усердно трудилась, чтобы продолжать эту традицию, чтобы бизнес процветал, пока… пока…       — Пока не появился я, верно? — Мишима глубоко вздохнул.       — Ты не представляешь, насколько твоё счастье болезненно для меня!       — Ты хотел, чтобы я, Мерилин и Винсент были несчастны всю оставшуюся жизнь?       — Да, — Алан был ошеломлён тем, как прямо отец ответил на этот вопрос. Он убеждал себя в том, что его отец, конечно же, не это имел в виду.       — Почему?       — Потому что такие чувства, как страдание, горечь, печаль, ощущение пустоты, формируют характер! Это желание бороться, это то, что даёт нам больше сил! Это страдание, которое объединяет нас! После того, как всё сказано и сделано, остаётся лишь остаточные чувство в наших пустых оболочках, и мы должны держать его в наших сердцах. В конце концов, несчастье любит компанию, не так ли? — Алан начал улыбаться, как и Мишима.       — Значит попытка убить меня на глазах у всей нашей семьи — это твой способ сделать меня несчастным, да? — понадеялся Алан.       — На самом деле это был мой способ избавиться от тебя раз и навсегда, но сегодня ты будешь спать спокойно, я думаю, — в его груди поднялось что-то новое: чувство, которое он никогда не испытывал раньше. Это было похоже на то, будто его подбросили вверх, с теми намерениями, чтобы потом поймать, но вместо этого он упал плашмя лицом вниз. И именно это особенное выражение лица Алана привлекло внимание его отца.       — Ты ведь не серьезно, — возразил Алан. Мишиме пришлось отвернуться, чтобы скрыть ухмылку, но его сын потянул его за рукав и заскулил. — Пап… папа!       Это было прекрасно, восхитительно! Ему хотелось услышать как можно больше отчаяния в голосе сына, он должен был сдержать себя и повернулся, чтобы посмотреть прямо в лицо. Алан схватил обе руки отца.       — Разве ты не любишь меня? — он посмотрел на взрослого, ожидая, когда тот заговорит, но вскоре принял молчание как ответ. И каждый ответ, который он получал от него, давал ему чувство, которое он никогда не хотел ощущать.       Слёзы начали формироваться в его глазах, которые он упрямо вытер, прежде чем они побежали по его щекам. Алан вытирал кулачками уголки глаз, чтобы остановить их, но всё оказалось бесполезно, когда он начал задыхаться от рыданий, затем он упал на грудь отца, чтобы заглушить их.       Алан плакал.       Мишима улыбнулся плачущему комочку перед собой. Маленькие кулачки ребёнка начали биться по нему, когда он пытался погладить того по спине.       — Я ненавижу тебя… — оба они казались немного удивлёнными, но именно Алан выразил это более ярко. Он не мог поверить, что эти слова просто вышли из его рта. Это было то, о чём ни один ребёнок никогда не должен говорить был своему родителю.— Папа, это не так…       — Всё в порядке. Ты расстроен, и ты ненавидишь это чувство, поэтому ты говоришь такие обидные вещи, — Мишима отвёл взгляд. — Когда ты заставил меня рассмеяться, то ты дал мне надежду, ты дал мне волю к жизни. О, Алан, как ты мог наделить этим своего бедного старого отца?       — Пап, ты пугаешь и запутал меня! — Алан всё ещё был в слезах.       — Неужели? — Мишима ухмыльнулся ему. — Тогда ты познаешь новое чувство.       Внезапно Алана толкнули на спину, когда большие костлявые руки отца прижали его плечи к матрасу, затем руки переместились и начали сжимать крошечную шею. Воздуха стала категорически не хватать, что затрудняло выбраться из смертельной хватки. Он посмотрел на образ своего отца, который начинал исчезать. У него на лице была сумасшедшая улыбка и его тёмные, обычно причёсанные волосы были растрёпаны. Он закрыл глаза, чувствуя, как вспышка белого света приближается к нему раньше, чем он хотел.       Затем ребёнок почувствовал, как руки исчезли с его шеи. Мишима наблюдал, как его сын кашлял, а слёзы вытекали с его глаз. Ребёнок снова пытался дышать. Алан посмотрел на него. Отец дёрнулся вперёд, и мальчик быстро отпрыгнул от него под аккомпанемент злобного смеха отца. Против согласия Алана, он притянул его в объятия, целуя его в обе щеки и слегка чмокнул в губы. Потом запустил пальцы в рыжие волосы, заставляя их выглядеть более лохматыми, чем обычно. Алан был умным ребёнком, чтобы ускользнуть от своего отца и его руки, но он не мог заставить себя сделать это. Он надеялся, что прикосновение не даст отцу, сидевшему рядом, никаких мыслей.       — Ты правда считал, что я не люблю тебя?       — Ч-что это значит? Скажи… — мальчик закашлял. — Скажи мне!       — Я боюсь, что любой мой ответ не удовлетворит тебя, — Мишима встал и был готов уже уйти.       — Папа, нет! — Алан потянулся к отцу. — Пожалуйста, не уходи пока!       — Почему? Тебя есть что сказать?       — Пожалуйста… Обними меня. Обними меня ещё раз, пожалуйста, — его сын трясся, потирая руки. Глядя на колени. Старший Тюваж посмотрел на время. Было уже поздно. Но завтра должен был быть выходной и никто из детей не собирался в школу.       — Слушай, а почему бы мне не залезть к тебе в постель, пока мы тут сидим?       Его отец начал стягивать одеяло с кровати для большего пространства. Затем Алан залез на его колени, чувствуя, как ноги отца покачивают его. Он был настолько близко, что было почти неестественным и неправильным. Мишима вытер одинокую слезу, которая высохла на щеке Алана.       — Вот, теперь хватит, — его горячее дыхание обожгло ухо Алана. После этого продолжил шепотом. — Если ты кому-нибудь расскажешь об этом, особенно своей матери… я убью тебя. Ты понимаешь?       Алан замер от страха, но всё равно кивнул.