С возвращением

Он застыл в дверях комнаты дочери с выражением недоумения в глазах, неловко шурша бумажным пакетом с раменом из Ичираку, купленным специально для нее. Наруко, краснея под его взглядом, тотчас же поджала ноги и запахнула на груди рубашку пижамы, но было уже поздно – Минато понял, чем она только что занималась. Он молча развернулся и направился в кухню, вошел, не включая свет. Поставил пакет на краешек стола, тяжело опустился на стоящую рядом табуретку и задумался. Наруко с сенсеем Джирайей вернулись почти месяц назад, но из-за слишком быстро развивающихся событий Минато с дочерью пересекались ненадолго и в основном по официальным поводам. А сегодня он нарочно освободился пораньше, чтобы, наконец, провести время с ней, но к такому повороту событий готов не был. Перед глазами все еще мелькала картина: полуголая Наруко, лежащая в мягком свете ночной лампы на кровати с широко расставленными бедрами и ласкающая себя. В паху приятно заныло, и Минато, устыдившись собственных мыслей, мотнул головой в попытке прогнать наваждение. … И ее учащенное отрывистое дыхание, едва слышный стон, когда она прикусила зубками нижнюю губу, и длинные золотистые волосы, разметавшиеся на подушке, и чуть прикрытые от удовольствия глаза… – Чего в темноте сидишь, старик? – Вспыхнула над потолком люстра, ослепляя до рези в глазах, и вошла Наруко, одетая в свою старую выцветшую пижаму. – Это рамен, да? – она радостно зашуршала пакетом. – О, мой любимый! Минато нахмурил брови, он ждал ее смущения, стыда, раскаянья, но дочь вела себя так, словно ничего не случилось. – Наруко, – раздался его хриплый голос, когда она уже поставила перед собой чашку с еще горячей лапшой и разломила деревянные палочки, – ты не должна больше… так себя вести. Наруко подцепила тонкую ниточку лапши и, ловко ее проглотив, слизала с подбородка капельки бульона розовым язычком. – Это неприлично. Особенно девочке, – продолжал Минато, радуясь про себя, что ей не видно его выпирающего из штанов члена. – Я, что, маленький ребенок тебе? – недовольно пробурчала она. «Ребенок». В его голове возник образ дочери, какой она была три года назад, до того, как уйти с Джирайей: худощавая фигурка, почти совсем плоская грудь, огромные голубые глаза на вытянутом личике, два коротких и жидких хвостика, торчащих на макушке. Минато пристально взглянул на Наруко, оценивая. Теперь она была совсем не похожа на ту, прежнюю девочку. У новой Наруко была четко выраженная талия, выпирающая грудь, длинные блестящие волосы, завязанные в два тугих хвоста, и округлившиеся щечки, что добавили женственности овалу лица. Ни дать ни взять – Ойроке-но джутсу, которым она в детстве любила дразнить взрослых. – Ты действительно повзрослела, – вздыхая пробормотал Минато, – и, наверное, пришла пора с тобой поговорить… Он запнулся. С дочерью, конечно, следует разговаривать не отцу, а матери. Ах, будь Кушина жива! – …о половом воспитании? – допив остатки бульона и стукнув чашкой о столешницу, рассмеялась Наруко. – Это необязательно, старик. Я и так уже знаю о сексе. Это слово из ее уст царапнуло слух. – Интересно откуда? – холодно поинтересовался отец. В ответ она сильнее захохотала. – Ну, ты даешь! Я столько времени провела рядом с Извращенным Отшельником! Чего только не насмотрелась! Минато едва не рухнул со своей табуретки. Нет, не то, что это было совсем не предсказуемо. Даже наоборот. Он понимал, чем все это чревато, с самого начала, когда поддался на уговоры дочери и отпустил ее со своим бывшем учителем – алкоголиком и бабником. И тут ему в голову пришла внезапная мысль. – А Джирайя-сенсей к тебе не приставал? – Вообще-то нет, – пожала Наруко плечами, – но однажды… Она слегка замялась, даже чуть покраснела, но в итоге желание поделиться тайной победило смущение. – Однажды он вернулся в гостиницу поздно, когда я уже спала. Он был просто мертвецки пьян и перепутал постели, а я все никак не могла столкнуть его тяжелую тушу на пол. Он называл меня другим именем и совершенно не понимал, что происходит. Минато замер, сердце его застучало сильней. – Он тогда лизал мне. Там, – почти шепотом продолжила Наруко. И Минато совершенно четко представил себе Джирайю, стягивающего трусики с его дочери, раздвигающего ей ноги и погружающего язык в ее нежное лоно. От этой мысли его прошиб пот, а член в штанах напрягся до невозможности. И он знал, о чем будет думать сегодня в постели во время дрочки. – А на утро ничего не мог вспомнить. И я не стала ему ничего говорить, – закончила она. Воцарилась неловкая тишина. Минато не терпелось уйти поскорей в свою комнату и уже как следует подрочить, но он не мог заставить себя подняться из-за боязни, что дочь заметит его эрекцию. И Наруко, давно покончившая с едой, не желала пойти к себе. Неловко ерзала на стуле и, казалось, выжидала. – Мне понравилось это, – бросила она отцу. Он сморгнул, так и не произнеся ни слова. – У меня еще не было нормального секса, но мне бы хотелось попробовать, – добавила Наруко. Минато не понимал, зачем она это говорит. Лишь догадывался, но изо всех сил хотел ошибиться. – Это также приятно? – Ее вопрос не был простым любопытством. И его, он точно это знал, дочь не должна задавать своему отцу. – Тебе пора в постель, – вместо ответа выдавил из себя он и тут же прикусил себе язык. Звучало немного двусмысленно, и поэтому он добавил: – Спать. И, подскочив со своего места, бросился к двери. Но Наруко оказалась проворнее его. Она преградила ему путь, кинулась к нему в объятья и обвила руками шею. – Я не хочу спать! С момента моего возвращения мы ни разу толком не поговорили. Я соскучилась по тебе, – и Наруко сильней прижалась к отцу. Так близко, что он сразу почувствовал ее запах, нежный, приятный. Минато с наслаждением глубоко вдохнул – аромат луговой травы и цветочного шампуня с почти неуловимой ноткой стали, как у всех куноичи. Как у ее матери. Воспоминание о Кушине заставило Минато содрогнуться и отнять от себя дочь. – В другой раз, – он, стараясь не смотреть на нее, вышел в коридор. – Но я же соскучилась! – долетел до него ее обиженный голосок. Это прозвучало так невинно, что Минато даже устыдился своих подозрений относительно дочери. «Мы просто слишком долго не виделись», – уговаривал он себя. – «Я не был готов к тому, что Наруко так внезапно повзрослела». Но оказавшись в спасительном одиночестве собственной спальни, Минато не сделал даже попытки успокоиться и взять возбуждение под контроль. Усаживаясь на кровать, он расстегнул ширинку на брюках и высвободил сочащийся смазкой член. Только так можно избавиться от этого неправильного желания. Он оттянул кожицу, провел пальцем по сколькой головке, постанывая от удовольствия, и задвигал кулаком по стволу. – Наруко, – вырвалось у него имя дочери. Минато закрыл глаза и вспомнил, как совсем недавно застал ее за самоудовлетворением, и это завело его еще сильнее. От прикосновений к члену дрожь пробегала по всему телу, поджались разбухшие яйца. Больше всего на свете он желал сейчас кончить. – Наруко. – Больше всего на свете он желал сейчас свою дочь. Распахнув глаза, он ее увидел. И на одну тысячную долю секунды даже подумал, что это всего лишь галлюцинация. Но галлюцинация, вцепившись зубами в губу, чтобы сдержать улыбку, расстегивала пижаму. Минато бросил взгляд на чуть приоткрытую дверь, которую, он мог поклясться, точно запирал. – Я правда соскучилась, – прошептала Наруко, – папа. Как же редко она звала его так. Рубашка упала на пол и его взору открылась небольшая торчащая грудь с маленькими нежнейшими розовыми сосками. Наруко быстро стащила с себя хлопковые штаны, под которыми ничего больше не оказалось, и подошла ближе. Минато должен был возмутиться, накричать на дочь, выставить ее вон, но знал, что ничего из этого уже не сделает. Раздевшись, она перешла за грань разумного, а он по причине своего сумасшедшего возбуждения готов был наплевать на любые моральные принципы. Наруко опустилась рядом, и Минато вдруг понял, что все еще сжимает в руке член. – Можно потрогать? – Но и без разрешения она уже дотронулась до его стоящего органа. – Такой горячий, – ее нежная ладонь скользнула по напряженной головке. – Наруко, – наконец, нашел в себе силы обратиться к ней Минато, – я тоже скучал. Он схватил ее руку, притянул к себе дочь и повалил ее на кровать. Накрыв ее юное, чуть подрагивающее тело своим, он уткнулся носом в шею, вдохнул уже знакомый дурманящий аромат и провел языком по умопомрачительно мягкой коже. Наруко выгнулась дугой от его ласки и вцепилась в покрывало. А Минато уже спускался ниже, в ложбинку ключиц и дальше до бледной незагорелой груди, пока не нашел губами сосок, который незамедлительно принялся теребить губами и осторожно покусывать, чувствуя, как он твердеет. – О, папа, – простонала Наруко, запуская пальцы в его светлые волосы. Черт, как же все-таки это было неправильно и восхитительно! Он провел языком по обжигающей коже живота, опустился еще ниже, к покрытой светлым пушком промежности, ощущая пряный, дурманящий аромат возбуждения. Ее возбуждения. Минато рыкнул и развел бедра дочери широко в стороны. От обилия смазки палец без труда проник внутрь, в горячую бархатистую плоть. – Ах! – воскликнула Наруко и рефлекторно дернулась назад. Верно, она же сама говорила, что у нее никого не было. Вдруг Минато вспомнил об истории с Джирайей и о том, как увидел дочь мастурбирующей. Да, формально Наруко оставалась девственницей, но она уже не была совершенно невинной, и от этой мысли Минато бросило в жар, даже пот выступил на висках. Выдернув палец, он устроился у нее между ног. Ее вкус был таким, каким Минато его себе и представлял: терпким, солоноватым от вязкой влаги. Наруко со стоном наслаждения придвинулась навстречу его ласке, положила руку на светлую макушку, побуждая к активным действиям, и он послушно накрыл языком маленький, чуть пульсирующий бугорок. – Папа, папочка, – едва различимо прошептала она, выгибаясь и поддаваясь вперед. Мягкие девичьи бедра сомкнулись вокруг головы Минато, и он старательней принялся работать языком. Дыхание Наруко сбилось, рука отчаянно вцепилась в волосы. – Не останавливайся! – приказала она отцу, сильнее стискивая вокруг него ноги. Минато все понял и продолжил ласкать дочь, пока она не застонала, сладко и протяжно, услаждая слух. Наруко выгнулась, конвульсивно задергалась под ним и обмякла. Приподнявшись, он увидел, что руки ее раскинуты в стороны, глаза полуприкрыты от удовольствия, а грудь высоко вздымается при каждом вдохе. Вытянувшееся лицо покрылось красноватыми пятнами, челка взмокла от пота и встала торчком, но все равно Минато показалось, что его дочь сейчас красивее всех женщин на свете. – Наруко. – И на губах еще оставался вкус ее тела. Возбуждение было сумасшедшим. Член уже просто разрывало от желания, но Минато медлил. Оральные ласки – это одно дело, но трахнуть собственную дочь… – Давай же, – проговорила она, словно угадав его мысли. И бедра ее все еще были зазывающее раздвинуты. Перед его глазами поплыли разноцветные круги – он уже ничего не видел и как-то интуитивно нашел вход в ее тело. Головка уперлась в теплую скользкую плоть, и Минато с силой двинул бедрами, чтобы протиснуться в обжигающе горячее и такое узкое лоно. Наруко даже не застонала. Лишь молча приоткрыла рот и распахнула голубые глаза. – Больно? – прошептал он, двинувшись назад. – Нет. Вовсе нет, – уверенно ответила она. И тогда Минато начал толкаться в нее. Сначала медленно, но потеряв голову от приятной влажной тесноты, он уже не заботился о комфорте дочери, изо всех сил вбивался в ее тело. И лишь в момент оргазма, когда вспышка удовольствия пронзила мозг, вернувшись в сознание, он выдернул из Наруко свой член, из которого тут же фонтаном выплеснулась сперма. Она попала на грудь, лицо и даже немного на волосы девушки, осела белесыми каплями. Минато взглянул не нее еще раз, невольно любуясь этим ее развратным видом, и совершенно обессилено упал на кровать рядом. Постепенно он пришел в себя после бурного секса с дочерью, и его охватило жгучее чувство стыда и раскаянья. Он же только что поимел свою дочь! Как же так, он, взрослый самодостаточный мужчина, повелся на провокацию девочки-подростка, у которой только-только грудь выросла! От этой мысли Минато поморщился и простонал. Наруко повернулась к нему, улыбаясь, выглядела она счастливой. – Тебе нужно в душ, – проговорил он, желая, чтобы она поскорей ушла. Находиться с ней рядом после того, что произошло, стало невыносимо. Наруко послушно слезла с постели, Минато провожал ее взглядом и видел, как она смазала со щеки его сперму пальцем и поднесла его ко рту. – Соленое, – негромко констатировала она. Минато в ужасе схватился за голову. – Эй, старик ты чего? – удивленно спросила его дочь. – Ты это из-за того, что мы сейчас делали? Он не нашелся с ответом. Нелепая детская непосредственность, в этом была вся Наруко. – Ну, прости меня. Я так больше не буду, – добавила она извиняющимся тоном, каким обычно просила прощения за свои выходки. И ведь он прощал ей. Все: прогулы в Академии, измазанные краской лица Хокаге, ее дурацкие розыгрыши и проваленные самые элементарные миссии. Закрывал глаза на это, потому что понимал, что не уделял ей достаточно времени, постоянно пропадая на работе, и поэтому старался компенсировать свою вину за то, что бОльшую часть детства его дочь вынужденно провела в одиночестве. Вот к чему это все привело в итоге. – Это мне следует извиняться, - сказал он. – Я один во всем виноват. – Старик? – недоверчиво пробормотала Наруко. Минато встал, подошел к дочери. – Не волнуйся. Теперь я всегда буду рядом. Она смотрела на него удивленно, словно не понимая, что происходит. Минато протянул руку и коснулся выбившейся из хвоста золотистой прядки. – Я все исправлю, правда, – произнес он. Наруко все так же непонимающе улыбнулась и, хватив с пола пижаму, неуклюже попыталась ею прикрыться. Тогда Минато тоже улыбнулся и добавил: – И первым делом я разберусь с этим старым извращенцем.